С Беллатрикс ее объединял только рост и цвет волос, но мать Хассалеха была пострижена непозволительно коротко по меркам консервативного волшебного мира, у нее были совсем светлые, небесного цвета глаза, не похожие на угольно-черные, какие были у Беллатрикс, но в них такой лед, что захватывает дух.

Она некрасива. Беллатрикс была прекрасной, если смотреть только на внешность, а она… тонкие бледные губы, острые скулы, болезненная худоба: казалось, ее тело не способно к деторождению. Интересно, от кого она родила Хасса.

Увидев Хассалеха, который за руку с высоким мужчиной шел к школе, Гермиона сначала не поверила своим глазам. Если бы ей сказали «представь себе самого красивого мужчину на планете», она бы вообразила кого-то вроде него: высокий, широкоплечий, темные волосы падают на лоб. Черты лица удивительно пропорциональные, глаза необычного фиолетового оттенка, как сапфиры, а стоило ему улыбнуться, как у Гермионы даже дух захватило.

— Габриэль, — улыбнулся он, когда они столкнулись нос к носу. — Рад встрече.

Он не спросил, как ее зовут, но Гермиона отмела этот факт, слишком уж он был обаятелен. Он чувствовала почти то же, что и рядом с Хассом: от него не хотелось отходить. Гермиона не знала, что это из-за благодати, и просто чувствовала глубочайшую симпатию.

Не удержавшись из-за своего природного неуемного любопытства, она все же спросила про глаза, извинившись десять раз за возможную бестактность, но значит ли этот необыкновенный цвет, что у вас в роду были магические существа?

— Мой родитель — божество, — легко сказал Габриэль.

— Божество? — переспросила Гермиона, а когда Габриэль вежливо попросил ему дать время побыть наедине с сыном, зарылась в книги под пристальным взглядом Азирафаэля, который, если и удивился просьбе дать что-то о детях богов, то ничего не сказал.

— Кроули дал мне свою палочку, — сказал Хасс Габриэлю, когда они остались одни. — Мне ни одна из лавки не подошла.

— Попробуй эту, — Габриэль достал из-за пазухи длинного пиджака палочку, довольно короткую, прозрачную, словно стеклянную, в ней переливалось что-то светящееся.

— А что там? — с интересом спросил Хасс. — нас спрашивали про сердцевины, и я был единственным, кто не знал.

— Секрет, — Габриэль наблюдал за тем, как сын сначала примеривается, а потом громко произносит: «Акцио, кошелек Кроули», и через мгновение бумажник выбил витражное окошко.

— Хорошо, — кивнул архангел, давший ему палочку с собственной благодатью, и восстановил витраж взмахом руки. — Не используй ее без надобности, хорошо? Она слишком сильная.

— А зачем она тогда мне? — уныло спросил Хасс. Габриэль сел рядом на скамейку и притянул его к себе, поставил между своих колен и принялся объяснять, стараясь быть как можно более убедительным, что это ему понадобится, если он захочет его увидеть. Стоит только позвать, как он будет рядом.

— Но никто не должен знать.

— Особенно мама, я понял, — закатил глаза Хасс.

— Да, — серьезно ответил архангел. — Она хочет оставить тебя в аду. Я не виню ее, она считает, что так тебе будет лучше, но разве ты не будешь скучать по мне? По Небесам, даже по Земле?

— Она не хочет. Иначе бы не согласилась отдать в Хогвартс.

— Вообще-то это я настоял на школе, — заметил Габриэль. — Ад — место проклятых, там не место моему ребенку.

— Мне и на Небесах не место, — вздохнул Хасс. — Только ты и Михаил там меня любят.

— В тебе гораздо больше света, чем тьмы, — ответил Габриэль, стараясь не думать о том, что он сделал с Михаил, поняв, что она не одобрит его идею с новым Эдемом и попробует помешать.

И все зря.

— Я слышал, что ты гуляешь по утрам, — уже поставив защиту от демонов и запретив именно Вельзевул появляться на территории школы, Габриэль с Хассом дошли до границы невидимых куполов. — Я иногда спускаюсь на Землю и был бы рад тебя видеть.

— Я гуляю с Адамом, — отозвался Хасс. — И собакой.

— Адам Янг? — кисло переспросил Габриэль.

— Ты его знаешь?

— Слышал. От Азирафаэля, — и ничем не солгал, ему именно Азирафаэль и сказал, что Адам — Антихрист.

— Я буду с тобой гулять, — Хасс обнял архангела за пояс, спрятав лицо в мягкой ткани свитера. — Иногда. Мне было плохо без тебя.

— Только скажи, если хочешь быть со мной, — тихо сказал Габриэль, гладя его по голове и стараясь преодолеть слабость после установления защитного купола; зря он вчера провел ночь с Вельзевул, после нее и так чувство усталости неделю не проходит, а тут еще и барьер, и палочка… Он оставляет здесь, в палочке Хассалеха, немного своей благодати, значит, может появиться в любую секунду, как Вельзевул способна материализоваться везде, где есть ее мухи. Только вот мухам ее теперь ход сюда заказан, а сам он будет здесь появляться довольно часто. Габриэль не считал это ударом ниже пояса: Хассалех одиннадцать лет был в аду с Вельзевул, его самого видел раз в полгода, хотя они договаривались, но Вельзевул боялась выйти с сыном за пределы тайных покоев. Теперь он имеет полное право видеть его чаще Вельзевул; это будет справедливо.

========== Часть 4 ==========

Жизнь потекла размеренно: ни Адам, ни Хасс на занятиях звезд не хватали, но не потому, что не могли или не старались, просто у них были другие дела. Мало того, что приходилось каждое утро бегать с Псом, так еще и один из маршрутов Кроули сработал, и теперь Хасс только и делал, что чертил пентаграммы и выучивал заклинания. Он не знал, получится ли Хастуру обойти защиту отца, но в книге было написано, что призыв как таковой помогает демону обойти все препятствия. Хассалех расспрашивал Кроули, что там в аду, когда тот возвращался с докладов владыке, но про Хастура впрямую говорить опасался; говорил и с Азирафаэлем, но и его не спросишь о Михаил. О Михаил молчал и Габриэль, который стал появляться в Хогвартсе каждую субботу, когда Адам еще спал, и Хасс брал на прогулку Пса сам.

Азирафаэль знал о том, что Габриэль проводит время на Земле и видится с Хассалехом, но не говорил об этом Кроули; все же он был на стороне Небес, а Габриэль оказался настолько хорошим отцом, насколько был ужасным руководителем. С другой стороны, недовольство начальником высказывал (и то не высказывал, а испытывал) только сам Азирафаэль, а уж он за шесть тысяч лет жизни на земле среди людей научился признавать за собой вероятность ошибочных суждений.

Кроули смущало другое: Адам начал жаловаться, что Хасс перестает быть прежним, теперь он замкнутый, сосредоточенный и все время что-то делает. Адам не мог сдать друга и сказать, что тот полностью погрузился в идею вызова демона в школу. Кроули о грядущем визите герцога преисподней не знал, но подозревал, что ничего хорошего не предвидится.

Хассалех в процессе подготовки пришел к выводу, что звать Адама на вызов Хастура не стоит. Во-первых, Хастур не любит людей, а во-вторых, Хасс ревновал своих друзей друг к другу. И если Азирафаэля и Кроули он просто не воспринимал по отдельности, то тот факт, что Адам общался с ними не как его друг, а сам лично, его задевало. Поэтому он устроил целое представление, с дымом, искрами, неправильным заклинанием, а потом, весь взъерошенный, убедил Адама в том, что вызов не удался. Хасс специально потом три дня провел, не отходя от Адама, чтобы тот поверил, что все по-прежнему, да и не было надобности теперь проводить время в заброшенном подземном зале: все было готово.

***

И однажды ночью Хасс решился. Дождавшись, пока заснет Адам, он выскользнул из спальни и выбрался в коридор. Он не переоделся, остался в пижаме, поэтому из-под коротких рукавов и штанин были видны символы адской росписи, даже в промозглых подземельях он не чувствовал нужды в теплой одежде. Он дошел до зала и запечатал за собой дверь той палочкой, которую дал ему Габриэль.

Надо было принести жертву, и Хасс заблаговременно поймал несколько толстых крыс, специально кормил их и пытался привязаться, помня, что жертву надо отрывать от сердца. Надеясь, что Хастур не рассердится из-за настолько незначительной жертвы, Хассалех, сцепив зубы, перерезал им горло над пентаграммой и, стараясь не заплакать, принялся читать заклинание призыва. Все руки его до локтей были в крови, его трясло — первое убийство, но ведь Вельзевул всегда учила, что если что-то нужно, то убийство — это необходимый шаг, сложный, но если дело того стоит, то ничего плохого в этом нет. А Хассу надо было встретиться с Хастуром, с которым он никогда раньше не расставался дольше, чем на месяц, а тут уже скоро Рождество, а он не видел его с августа.