и которая являясь причиной всё более растущего напряжения между евреями и неевреями, между подчинёнными «международному» еврейскому банковскому капиталу странами военного блока НАТО и всеми теми странами мира, которые «не хотят служить Иерусалиму», является причиной всё более растущей угрозы Третьей мировой войны, могущей уничтожить всё человечество.
Далее, в Четвёртой части книги, я приведу несколько своих совершенно искренних, но, к сожалению, наверняка, совершенно бесполезных советов евреям о том, как изменить им своё бытие, чтобы в мире постепенно исчез «антисемитизм» и все связанные с ним проблемы бытия евреев, чтобы евреи сохранили себя в человечестве и не стали причиной всемирного Армагеддона.
Продолжаю рассказ о себе. Получив вызов, мы сразу же начали оформлять документы на выезд. В Луге мне быстро выдали анкету-заявление, но Ленинградский ОВИР отказался выдать такую же анкету моей жене, ей было сказано: «Мы знаем, что вы не евреи, а русских мы не выпускаем, и если вы будете продолжать настаивать на выезде, то мы вашего мужа снова посадим, к сожалению или не к сожалению». После этого я пришёл к той служащей Лужской милиции, которая выдавала мне анкету – заявление и сказал ей, что если нам будут препятствовать в выезде, то я объявлю смертельную голодовку с оповещением о ней на запад через моих друзей. Через несколько дней после этого я получил письмо из Ленинградского ОВИРа с предложением явиться к ним. Когда я явился к ним, они мне сказали, что нам не будут отказывать в выдаче и оформлении документов на выезд, если я сейчас напишу заявление под их диктовку. Я решил посмотреть, что они мне продиктуют и согласился писать. Служащая продиктовала мне примерно следующее: «Прошу не отказывать нам в выдаче и оформлении документов на выезд несмотря на то, что я не могу документально доказать свою принадлежность к еврейской нации». Мне, конечно, было тяжело подписывать такое заявление, но я его всё же подписал. Я понимал, что, с одной стороны, они действительно не выпускают русских, и могут выпустить меня только как якобы еврея; и с другой стороны, я никак не мог оставаться в Советском Союзе. Я должен был выехать, чтобы и себя спасти от очень возможного второго заключения, причём, наверняка, теперь уже не в политическом, а уголовном лагере, где выжить мне было бы уже значительно сложнее, и чтобы не потерять из-за этого нового заключения свою семью, и чтобы спасти возможность написания этой своей книги. Итак, я выехал с семьёй из СССР выдавая себя за еврея, но я, конечно же, всегда был, есть и буду русским в каждом моменте всей своей жизни, и я очень прошу мою русскую нацию не осуждать меня строго за этот мой вынужденный шаг.
Вылетели мы из Ленинграда 3 марта 1978 года. По прибытии в столицу Австрии нам сразу же сказали представители той израильской организации, которая встречала эмигрантов из СССР, что так как мы не евреи и не хотим ехать в Израиль, и так как ни одна страна Европы не принимает эмигрантов и не примет нас даже несмотря на то, что я был политзаключённым в СССР и после заключения был репрессирован отправлением в бессрочную ссылку в областной город, где находился в разлуке с семьёй, то мы можем рассчитывать на переезд только в какую-нибудь эмигрантскую страну. Причём сказали, что США нас тоже не примут, так как я уже был принят этой страной, но быстро покинул её и вернулся в СССР.
И тогда мы обратились в посольство Канады с просьбой принять нас. Через 8 месяцев и после многочисленных бесед в посольстве (меня, естественно, как-то проверяли – не шпион ли я, не агент ли КГБ) нам выдали визы, и 15 ноября 1978 мы прилетели в Монреаль, а оттуда на следующий день – в Торонто.
Здесь мне и жене дали сначала шестимесячный курс английского языка, а потом одному мне дали годичный курс производственной специальности (сначала я попробовал курс – техник домашних отопительных установок, а затем курс – техник холодильных установок), но оба этих курса я бросил, так как учителя говорили, что из всей группы студентов каждого курса – человек по 25 – работу в компании найдут лишь один – два человека. То есть шансов получить работу по этим специальностям у меня не было никаких, а поэтому не было и смысла терять время в колледже. Как только я бросил эти курсы, окончилась сразу же и материальная помощь от государства, и мы перешли на самообеспечение. Я начал работать охранником то в жилых домах, то на стройке, то на предприятиях; потом работал уборщиком, рабочим на конвейерных линиях, шофёром на маленьком грузовике и тому подобное. Везде мне платили по минимальной или почти минимальной ставке. Жена начала работать уборщицей и тоже по минимальной ставке. Вскоре жене повезло – добрая знакомая (спасибо ей) помогла ей устроиться тоже уборщицей, но в такое учреждение (университет Торонто), где был профсоюз и поэтому зарплата там была в два с лишним раза выше минимальной. Это значительно улучшило наше положение. Поработал в этом же учреждении уборщиком и я, – жена помогла устроиться. Но моя работа там была только в ночную смену, и более полутора лет я её не выдержал, ушёл опять искать то, что подвернётся. Сейчас (2004) мне 66 лет, я уже год как на пенсии. Жена все эти годы работала всё в том же учреждении, через год она выходит на пенсию, и её пенсия будет, конечно, гораздо больше моей. Правда, плата за снимаемую нами квартиру будет забирать больше половины наших пенсий, поэтому мы должны будем стать на очередь на государственную квартиру, гораздо более дешёвую.
Но все эти наши обычные эмигрантские проблемы – это только меньшая их часть. А наши главные проблемы и беды дают нам наши дети. Первые волнения о них связаны с тем, как они смогут влиться в новую среду – языковую и культурную, как их примут в школе их ровестники. И вот после одного из первых дней в школе младший сын Коля (рожд. 1965) приходит домой избитым. Оказывается, к нему подошли какие-то чернокожие одноклассники и спросили о его национальности; Коля с гордостью ответил им, что он – русский, и они его тут же избили только за то, что он русский. Старшему сыну Лёне (рожд. 1964) тоже приходилось сталкиваться в школе с национальной ненавистью со стороны одноклассников. С этого начались постоянные и, конечно, очень тяжёлые для нас, и особенно для меня, упрёки наших детей в том, что я поломал жизнь и им, и себе, что отнял у них счастливое детство в Союзе, что отнял у них нашу страну, всех наших родных и друзей, что привёз их во вражескую страну, где нас ненавидят, где мы хуже негров и где мы живём почти как нищие.
К этому прибавилось ещё следующее несчастье: вскоре после приезда в Канаду наш Коля упал с высокого дерева и повредил себе спину и шею. Сначала это падение не имело для него каких-либо очень серьёзных последствий, кроме боли при нагрузках, но приблизительно через пять – шесть лет он заметил, что у него исчезают мышцы с правой стороны тела. Однако различные анализы и исследования не показали каких-либо нарушений в его позвоночнике. Исчезновение мышц происходило довольно быстро, и вскоре его правая рука почти полностью высохла. И вот под давлением всех стрессов эмиграции и этого нового стресса от своего физического состояния наш бедный Коля сломался психически – заболел шизофренией. А может быть, главными причинами этих его физической и душевной болезней были какие-то очень возможные врождённые генетические нарушения, возникшие из-за очень большой несовместимости крови – моей и жены – по группе и по резусу, что особенно опасно для второго ребёнка. Об этой несовместимости нашей крови и о её опасностях мы узнали, к сожалению, слишком поздно. Колина шизофрения началась довольно резко, – он вдруг начал бояться появляться в общественных местах, стал избегать чужих людей и начал бредить тем, что его болезнь якобы заразна, что он заразил своей мускульной дистрофией весь мир, что весь мир – и люди, и животные, и растения – погибают из-за него, что все его ненавидят и хотят его убить. И как он начал страдать от этого – невозможно даже представить, – ведь он чувствовал себя виновным в гибели всего мира! А как мы все знаем, огромная часть людей не может вынести даже каких-то личных проблем, которые по сравнению с этим Колиным чувством вины в гибели мира, если посмотреть на это со стороны, являются просто совершенно ничтожными и незаметными. Одновременно с началом этой мании Коля начал слышать голоса, которые требовали от него покончить жизнь самоубийством, иначе его убьют очень мучительной смертью. И, конечно, никакие наши логические доводы не могли опровергнуть эти его бредовые идеи и эти угрозы голосов. Начались его попытки самоубийства. Сколько их было – 20 или 30 – трудно сказать, мы сбились со счёта. Кроме того он начал совершать безумные, уголовно наказуемые поступки. Не буду описывать их детали, скажу только, что все эти его поступки и попытки самоубийства составляли для нас, кроме нервных потрясений и душевных мучений, ещё и постоянные походы по больницам, где его оживляли, по психбольницам, где его держали взаперти и давали успокоительные средства, по судам, тюрьмам и полицейским инстанциям, которые осуществляли нечто вроде нашего административного надзора. Однажды, во время обострения своего состояния, он, обвиняя во всех своих бедах меня, нашу эмиграцию и мою книгу, собрал все её готовые чистовики и почти все черновики, отнёс их в подвал нашего здания, облил бензином и сжёг. А перед этим оставил мне записку приблизительно такого содержания: «Надеюсь, ты теперь тоже покончишь с собой». Это было в конце 1987 года, то есть он сжёг то, что я обдумывал 17 лет и девять лет писал в Канаде. Пришлось начинать всё сначала. А он был снова арестован за этот поджёг в подвале здания. Но потом, правда, он очень переживал из-за этого своего поступка и просил меня его извинить.
