— Метафора карусели, — повторила она. — Неплохо описывает то, что творится с миром. Карусель вращается вокруг своей оси. В нашем случае — вокруг Башни. Непрерывное вращение обеспечивает Святая Машина. Спящий не следит за процессом, он лишь вовремя делает нужный толчок, чтобы аттракцион продолжался. Всё остальное — череда автоматических действий, дело техники.

Её кресло совершило изящный разворот, и мы опять, как в самом начале разговора, взглянули в глаза друг другу.

— Теперь ты понимаешь, — улыбаясь, закончила хозяйка Фабрики, — что не в моих силах затормозить вращение? Всё, что мне удалось, — это сделать его более плавным, менее болезненным. Когда-то давно я желала смерти Гиазу. Но вот Гиаз мёртв, а его луна-парк продолжает работать. И все несогласные безжалостно сброшены с карусели.

— Но некоторые остались и продолжают бороться, — возразил я. — Оксиды, например. Или один мой знакомый авгур. Это он подсказал мне явиться на Фабрику.

— Авгуры всегда ставят на будущее, — понимающе откликнулась Мистрис. — Что он тебе велел?

— Не расставаться с Афидманом.

Кладбища оказывают на зрителя загадочное, даже мистическое воздействие: мне, например, захотелось быть с ней честным. Поэтому меня слегка покоробил её протяжный смешок.

— Да, это хороший ход, — угомонившись, сказала она. — Тут тебе и священное безумие, и тонкий расчёт… Но больше всего на свете я ненавижу плясать под чужую дудку. Задам тебе всего один интимный вопрос: что такое для тебя Афидман?

— Друг, — отозвался я. — Так бы я ответил совсем недавно. Проблема в том, что я ещё не сделал ничего, чтобы заслужить этот титул. Я больше навредил ему, чем помог. И хочу это исправить.

Уло в раздумье покачала головой.

— Необычный ты человек, Алекс Бор… Я бы сказала, в тебе есть что-то от ога.

— Я не любитель спать на полу.

Она усмехнулась почти по-доброму.

— Назначаю тебя делегатом от Фабрики. Твоя задача — оберегать моего Второго Протагониста. Его я отправлю за Афидманом. Вы должны вернуться все трое, целые и невредимые, прежде чем нагрянет Глобальное Изменение… Как тебе такая диспозиция?

— Сойдёт.

Глядя на меня снизу вверх, Уло иронически щурилась. Золотые серёжки, как два маленьких маятника, покачивались возле увядших щёк. В юности она, вероятно, была задорной девчонкой. Напутствие, которым она наградила меня на прощанье, не отличалось конкретикой, но я продолжал мысленно твердить его и после того, как наша машина въехала на территорию города.

— Самое главное, — сказала она, — не упади с карусели.

Алекс Бор. Во власти центробожных сил

Время, как огромный змей, готовилось сбросить кожу. Покинув Фабрику с её застывшим укладом жизни, я вдруг остро это почувствовал. Может быть, из-за того, что руки мои покоились на руле, а нога жала на педаль газа. Получив водительское место, я восстановил пошатнувшуюся уверенность в том, что являюсь не простым наблюдателем событий, а их активным участником.

Ог за спиной фыркнул так, словно его раздражала цепь моих рассуждений. Он был наглядной иллюстрацией к будущему Афидмана. Беловолосый — но волосы жёсткой копной закрывают уши и щёки. Тонкокостный, но неожиданно высокий, каланча среди низкорослых огов. Нос у него был длинный, как у какой-то охотничьей собаки, глаза — намного темнее, чем у Афидмана: в коричневом чае плавают золотистые искорки. Он был облачён в добротный коричневый костюм, и это тоже казалось необычным: я привык, что оги серии АКУ не расстаются со своей биотканью. На левом запястье у него красовались дорогие часы, время от времени он поглядывал на них, недовольно хмурясь и моргая. Большую часть нашей совместной поездки мы провели в тишине; я вёл машину и разглядывал его в зеркальце заднего вида, он — сверялся с часами и неприветливо изучал мой затылок. Кажется, я ему не нравился. И эта его мимика тоже была нетипичной для ога.

Иттрия и Гелии с нами не было. Пестроволосая улизнула после посещения кладбища; эмпат уверял, что своим ходом он скорее доберётся до города. Весть о завершении переговоров так его обрадовала, что он охотно уступил мне свои полномочия. Наверное, ему не терпелось оказаться подальше от Фабрики. Он обещал, едва только выберется наружу, связаться с церковниками, с тем, чтобы нашему экипажу дали зелёный свет. Так что продвигались мы беспрепятственно. Однако, судя по всему, не так быстро, как хотелось бы моему попутчику.

— Сколько ещё по времени до этой лаборатории? — разбивая неуютное молчание, спросил он.

Я пожал плечами.

— Минут двадцать.

— Долго, — проронил ог. И уставился в окно. — Такой огромный город.

Мы только-только въехали на окраину. Мимо один за другим проплывали ветхие бетонные корпуса.

— Вы уже бывали за пределами Фабрики? — поинтересовался я. Ог недоверчиво воззрился на мой затылок.

— Нет, разумеется. Но я умею общаться с людьми.

О людях он говорил с очевидным пренебрежением. Как будто это такая низшая форма жизни. И я не удержался, спросил довольно ядовито:

— У вас, наверно, тоже есть имя?

Кажется, своим вопросом я угодил в чувствительную область: Второй Протагонист нахмурился и ответил с запинками, недовольно:

— Нет… Я отказался от этой… сомнительной чести.

— Ясно, — кивнул я. И внезапно его прорвало, ог заговорил мрачно и напористо, словно моя реплика вернула его к решению давней, застарелой проблемы.

— Для вас, для людей, всё просто: кто не имеет имени, тот не индивидуален. Другая культура, вам непонятная… даже чуждая… она выросла у вас под боком, но вы и понятия не имеете… И эта мощь, и вся эта красота…

— Нет, почему же, — перебил я, видно, слегка заразившись его волнением. Мне почудилось, что ог говорил о чём-то, что очень плохо укладывалось в слова, но было для него действительно важным. Хотелось донести до него, что и среди людей есть такие, которые прислушаются к любому призыву о дружбе и помощи.

— Почему же, — повторил я. — Мы пытаемся.

— Это самообман, — печально отозвался он. — Изначально рождённые слабыми, вы всё своё познание сводите к одному вопросу: как это использовать? Не подумайте, что я обвиняю, — мы все ограничены своими рамками. Но вы позабыли, что ваш путь… ваше толкование мира — всего лишь одна из граней. За пределами этого толкования вы видите только хаос. Вот… вот почему я не хочу хоть в чём-то казаться похожим на человека.

— Тогда объясните мне, пожалуйста, — сказал я, пытаясь одновременно смотреть на него и следить за дорогой, — почему Афидман не пошёл по вашему пути? Почему он хотел и пытался играть по нашим, человеческим правилам?

— А почему вы так в этом уверены? — ощетинился ог. — Возможно, вы навязываете ему свои желания?

Это был каверзный вопрос, и я на секунду задумался, прежде чем продолжить наш спор.

— Я… не уверен. Но он учился быть отдельным. Для ога это…

— Верная смерть, — перебил собеседник. — Инвалидность души, а потом — угасание тела.

Должно быть, моё недоверие его раздражало. Он добавил, серьёзно и проникновенно:

— Поверьте, я сам прошёл через это. Когда… после того ужасного эксперимента… Третий Протагонист нарушил связь между мной и моим Хором. Все АКУ второй серии в одночасье превратились в мусор, годный лишь для помойки. Через полгода от них ничего не осталось.

— Но вы-то живы, — возразил я, испытывая странную смесь сострадания и стыда.

— Я жив, — подтвердил ог, — поскольку тоже Протагонист. Но меня не существует.

Я честно пытался вникнуть в его слова. Получался какой-то кот Шрёдингера. Или человек-невидимка. Но для него это была не фигура речи, а реальность — живая и единственная. В зеркальном овале мелькало его мрачно-торжественное лицо.

— Перед вами существо с тяжёлой инвалидностью, — пояснил он.

В кармане у меня загудел телефон. Неизвестный входящий вызов. Ог продолжал, словно не слыша:

— Мистрис была так добра, что сделала меня своим помощником. Я кое-как живу со своей отдельностью, но продолжаю ненавидеть её.