Человек — странное, противоречивое существо. Я начал с предположения, что Афидман лжёт, а закончил построением гипотезы, подтверждающей его искренность. Впрочем, те крохи информации, на которых она основана, получены мной от Алекса — следовательно, его честность я тоже не могу подвергать сомнению. Поэтому я говорю: эксперимент ещё не закончен. Я провозглашаю его продолжение! Вперёд, доктор Эдвард! Через тернии к звёздам! Йохо!
…Наверное, я слишком пьян. Это от разочарования. Запомни, Бор, никогда нельзя понижать градус — даже если ты пьёшь в одиночестве. Это первое правило анонимного алкоголика; нарушивший его будет жестоко наказан. Буэ.
(Текстовые записи за 29 апреля — 2 мая. Фрагменты).
Северо-западный отрезок 2-го кольца. Пройдено: 18 км. Слышимость: на ближнем к лагерю отрезке трассы 4,5 км длиной.
Северный отрезок 2-го кольца. Пройдено: 23 км. Сигнала нет.
Крайний северо-запад. Пройдено 19 км от кольца. Сигнал исчезает на 10-м км. Почему?
Западный отрезок кольца. Пройдено: 17 км. Слышимость: на ближнем к лагерю отрезке трассы 5 км длиной.
Юго-запад. Пройдено: 10 км по кольцу и 11 км к окраине. Сигнал, исходящий от южного лагеря; слышимость: на ближнем к лагерю отрезке трассы. Если двигаться к окраине, сигнал исчезает при пересечении 10-километровой отметки.
В добавление к предыдущей записи: возвращались через ю/з сектор. Сигнал исчезает сразу за Вторым Кольцом.
(Записано и стёрто: 3 мая 2134 года. Извлечено из: Мнема, Речь).
Три последних дня мы провели в разъездах. Мотались по городу, словно какие-то белки-истерички. Теперь наконец я могу сделать предварительные выводы. Ей-богу, они стоят затраченного на них труда.
Линии заглушки. Это условное название, надо же их как-то обозначать. Невидимые линии, отграничивающие одну область города от другой. Сначала я думал, что они совпадают с границами секторов. Но нет: судя по тому, как изменяется и гаснет сигнал в черепе Афидмана, это такие большие плавные дуги, одна из которых недвусмысленно следует за изгибами Второго Транспортного Кольца. Другая, предположительно, проходит по окраинам, пересекая цепочку полупустых районов, протянувшихся от южного до северного края Таблицы. Вполне вероятно, что дуги продолжаются и дальше, замыкаются, берут город в невидимые кольца, но этого мы выяснить не смогли. Путь на юго-восток нам преграждает закрытый сектор лантаноидов. Можно было б, конечно, обогнуть Центр по Первому Кольцу и, съехав с него на западную трассу, продолжить изыскания… Но мы не рискнули приближаться к Башне. Точнее, я не рискнул. В её гордом шпиле, в её массивном подножии мне всё чаще мерещится скрытая угроза. Как будто я случайно подслушал тайну, знание которой делает подслушавшего мишенью для тёмных сил.
Впрочем, хватит об этом. Наш главный поставщик сведений немного освоился с моим присутствием и, кажется, слегка ко мне оттаял. Я имею в виду Афидмана. За эти дни я научился уважать Алексова приёмыша. Мне нравится наблюдать, как он работает. Сигналы от других огов определённо стимулируют его собственные мыслительные процессы. Лишь изредка, когда эта поддержка резко пропадает, он напоминает мне слепого, вынужденного ощупывать руками окружающий воздух. Или пловца, которого неожиданно затянуло под воду. Такой бедолага изо всех сил старается достичь поверхности и судорожно хватает ртом воздух. С Афидманом происходит нечто похожее. А сегодня к этим привычным симптомам добавились странные состояния прострации. Они начались, когда мы вошли в зону слышимости южного сигнала.
Поначалу я решил, что ога просто клонит в сон, но глаза его, стекленея и затуманиваясь… (Пробел в записи).
«…Их уводят куда-то…» — «Всех?» — «Нет. Им нужны только белые». — Он и говорил, будто медиум в трансе: медленно, иногда с запинками, но отчётливо. «Что это значит, Эд?» — громко и встревоженно спросил Алекс. Я сделал ему знак говорить потише. «Можешь описать тех, кто уводит?» — «Страшные, большие люди… Некоторые изломанные, другие… к чему-то пристёгнуты… к чему-то большому». — «Легионеры?» — шёпотом сказал Бор, глядя на меня поверх светлой головы ога. «Похоже на то. И эмпаты с ними».
Это было загадочно: согласно официальным данным, облава на АКУ назначена на послезавтра. Похоже, Координатор решил ускорить процесс. Но размышлять о причинах времени не было. Я вдруг сообразил, чем это чревато, если мы в разгар облавы столкнёмся с легионерами. И Алекс тоже. Не дожидаясь моей команды, он газанул с места. «Ты бы поласковей с техникой, — посоветовал я. — Зенон же с тебя голову снимет!» — «Что важнее? — сквозь зубы сказал он. — Машина — или…» — «Не буду спорить». Из-за его плеча я глянул на навигатор. Мы двигались в сторону окраин. Разумный выбор, но Алекс мчался как умалишённый, наращивая скорость, и от этого мне вдруг поплохело. Сам не знаю, чего я так резко испугался. Может быть, того, что водитель не сумеет вовремя остановиться. Того, что мы, сами того не замечая, протараним невидимую границу и окажемся в зоне трансформации — совсем не готовые к этому, беспомощные, всецело зависящие от единственного проводника… Нет, я ни на секунду не усомнился в порядочности Бора. Но у меня не было никакой преграды от этого страха. Он нарастал с каждым пройденным метром, лавинообразно, грозя переродиться в неконтролируемую панику… Когда она подобралась вплотную, какой-то инстинкт самосохранения заставил меня закричать. Тогда машина остановилась.
«Что с тобой, Эд?» — Я услышал это сквозь металлический грохот в ушах. «Ничего. Мне надо на воздух». На ватных ногах я выбрался из салона, рухнул на какой-то камень и стал заново учиться дышать. Алекс заглушил мотор, и они с огом вышли тоже. «Кажется, мы достаточно далеко». — «Угу…» — «Тут одни сплошные руины…» Я поднял лицо к серому небу. Оно наградило меня парой холодных капель. Было приятно чувствовать прохладу. Эта парочка беззаботно бродила где-то поблизости — я слышал негромкие переговоры и скрип щебня то справа, то слева от себя. Потом Алекс приблизился. «Ну как? Тебе лучше?» — «Потихоньку легчает». — «Но это… не Изменение, нет?» — обеспокоенно спросил он. «С чего ты взял?» — «Я слышал, что все эмпаты страдают от этого». — «Я не эмпат». — «Ну да…» Помолчав с минуту, он сообщил: «Мы бы всё равно не сумели проехать дальше. Афидман говорит, ему нельзя выходить из города». — «Без объяснения причин, разумеется?» — «Это что, сарказм?» — «Твой ог битком набит загадками и секретами, — пояснил я. — И при этом — почти никакой рефлексии. Тяжёлый случай». — «Воспринимай это как вызов». — «Челлендж?» — уточнил я. «Ну да, челлендж. Самое главное — не раздражаться». — «А что, с тобой бывало?» — «Бывает иногда, — вздохнул Алекс. — Какие-то вещи он понимает с полуслова и делает с первого раза, но только если это не противоречит его внутренним… установлениям. А иногда… хоть кол на голове теши. Только смотрит на тебя и хлопает глазами. Короче, косит под дурачка. Раздражает». — «Ну, например?» — подстегнул я. «Например, упорно не желает спать на кровати. Ну ни в какую! Обязательно устроится на коврике в углу, как собачонка». — «Может, высоты боится?» — пошутил я. Алекс не понял юмора. «Ну да, наверно, ему так спокойнее. Я уже рукой махнул». При этих словах мне подумалось, что человеческая натура всё же непостоянна. Если Бор пускает на самотёк воспитание ога, это может быть первым знаком того, что живая игрушка ему надоела. Как бы в ответ на мои подозрения, Алекс продолжил: «Но тяжелее всего другое: его нечеловеческие стандарты. Ну… то есть, в некотором смысле он — очень однобокое существо. Допустим, предательство, ложь, двурушничество — он этого просто не понимает. Не в том смысле, что он сознательный противник лжи… Просто в его картине мира этих вещей нет. Вообще. Они там не помещаются». — «Погоди-погоди, — прервал я. — Иными словами, концепции лжи и предательства ему неизвестны?» — Бор кивнул с плохо скрываемой гордостью. «В этом смысле он точно не человек». Или модель Адама до грехопадения, прибавил я мысленно. А вслух сказал, поднимаясь: «Там, на Фабрике, их вряд ли учили чему-либо. По сравнению с людьми Афидман кажется ограниченным, но среди особей своего рода он — несомненный гений». Мы медленно пошли вдоль бетонных глыб с торчащими из них ржавыми кусками арматуры. Под каблуками хрустела серая крупная крошка, тоже бетонная. «Если человека не развивать, — мрачно сказал Алекс, — если с рождения вдалбливать ему в голову, что он — чьё-то орудие, вряд ли он будет сильно отличаться от ога». — «Ошибаешься, — возразил я. — Есть одно коренное отличие: человек способен бороться. Собственно, это единственное, что он на самом деле умеет. Человек постоянно борется — с природой, с себе подобными, а если снаружи нет подходящего противника, то с самим собой. Это такое железное правило для нашего вида, что мы распространили его на всю земную эволюцию. Естественный отбор, слыхал? — Он кивнул. — Ну вот. Намёки на другой жизненный уклад сохранились только в мифах. И, на мой взгляд, Афидман находится в куда более тесном родстве с этими древними существами — аримаспами, нефилимами, гремлинами, — чем с тобой или со мной. Он — базис, а мы — надстройка…»
