В знак понимания Хейден вскинул брови. Это было единственным предупреждением. Его язык двинулся к моему влагалищу.

Язык Хейдена был уже внутри! Я запрокинула голову. Дыхание, которое и так сбивалось, стало еще учащеннее, когда он прижался языком к клитору. Хейден ничего особенного не делал – просто надавливал на нервный узел. Каждое легкое движение его языка отзывалось во мне волной наслаждения. Такие движения раскрывали меня, и у Хейдена это здорово получалось.

Дотянуться до него я не могла и поэтому вцепилась в одеяло, пытаясь удержать бедра от самопроизвольных движений. Язык Хейдена снова водил по клитору, усиливая этим давление, которое уже появилось в нижней части живота. Его ладони лежали на моих бедрах, не позволяя елозить, а язык неустанно ласкал мне клитор.

Когда Хейден стал сосать клитор, осторожно втягивая его губами, я сдавленно застонала. Я была почти на пределе. Моя грудь стремительно поднималась и опускалась. Я слышала собственные стоны и пыталась их подавить, но безуспешно.

– Тише ты, Грейс, – пробормотал Хейден.

Он его голоса меня пробрала новая судорога.

– Прости, – ответила я, пытаясь взять себя в руки. – Забылась.

Я крепко зажмурилась и постаралась затихнуть. Меж тем язык Хейдена вновь оказался в моем влагалище, проникнув на всю длину. Теперь его движения были быстрее и нетерпеливее. Стенок влагалища он касался плоской частью языка, а самым кончиком надавливал мне на клитор. Его руки придерживали мои бедра, так и норовившие высвободиться.

У меня слегка задрожали руки; изо всех сил я вцепилась в одеяло, но не могла унять возбуждение. Я бросила все попытки самоконтроля и сдалась. Пальцы снова потянулись к волосам Хейдена. Жар и давление были слишком велики. Каждое прикосновение его языка отзывалось во мне таким мучительным наслаждением, что я не могла сопротивляться.

Хейден еще сильнее давил мне на бедра, пресекая их попытки оторваться от матраса. Его язык в последний раз коснулся стенок влагалища. Губы снова обхватили клитор, и мне показалось, что меня сносит с кровати. Я громко застонала: не было смысла пытаться промолчать.

Мои дрожащие руки запутались в волосах Хейдена. Комната перед глазами расплывалась. Оргазм пронзил меня насквозь, затронув каждую клетку и каждый нерв. Глубоко дыша, я без остатка утонула в блаженстве.

Оргазм постепенно слабел. Язык Хейдена в последний раз коснулся самых чувствительных нервов, после чего он слегка поцеловал мне лобок. Мне отчаянно не хватало воздуха. Хейден перемещался вверх, покрывая поцелуями мое тело, пока наши лица не оказались на одном уровне. Он раскраснелся, глаза были полны жизни. Он смотрел на меня, не веря, что это он дал мне такое наслаждение.

Хейден поцеловал меня в ложбинку под ухом. Его губы застыли возле мочки.

– Шумновато ты себя вела, Медведица.

Я ответила смешком, все еще находясь под воздействием его недавних ласк. Каждая клетка моего тела пела от радости, наслаждаясь отблесками оргазма. Я чувствовала себя легкой, как облачко. Хотелось только одного: застопорить время и навсегда остаться с Хейденом в этом моменте, полном радости и наслаждений.

Моя грудь упиралась ей в спину. Я чувствовал каждый дюйм ее тела, соприкасавшегося с моим. Казалось, между нами пульсирует электрический ток. Лицом я прижимался к шее Грейс, где кожа была такая мягкая. Даже во сне наши руки оставались переплетенными.

Грейс крепко спала. Мои ласки утомили ее. Приятно было сознавать, что это из-за меня она так быстро уснула. А как она реагировала на мой рот! Одна эта мысль сводила меня с ума. Мои губы инстинктивно прижались к бархатистой коже на ее шее, и я не сразу смог оторваться.

Грейс что-то пробормотала во сне и крепче прижала мою руку к груди. Мне было не удержаться: я снова прильнул к ее шее и провел по ней губами. Ритм ее дыхания чуть-чуть изменился: сейчас она проснется. Я все же успел слегка закусить кожу на ее шее и был вознагражден еще одним вздохом.

– Греээээйс, – прошептал я ей на ухо и чуть дернул зубами мочку уха.

– Хмммм, – тихо пробурчала она.

Я смотрел на ее плотно зажмуренные глаза. Она инстинктивно пыталась высвободить ухо из моих губ.

– Что ты делаешь? – хрипловато спросонок спросила она.

– Ничего, – невинным тоном ответил я.

Я осторожно разжал ее пальцы и повел по ее коже: она сразу покрылась мурашками. Во время сна майка Грейс завернулась, открыв пятна вчерашних кровоподтеков.

– Не говори ерунды, – зевнула она.

Моя рука добралась до ее бедра и чуть-чуть нажала. Там Грейс вмешалась, остановив продвижение. Я улыбнулся и еще раз поцеловал ее в шею. И снова мне было приятно сознавать, что она откликается на мои прикосновения.

– И тебе доброго утра, – ответил я.

Не припомню, чтобы я вставал в таком прекрасном настроении. К моему удивлению, Грейс вывернулась и шлепнулась на спину. Мои губы оторвались от ее кожи, а рука, повисев в воздухе, опустилась ей на живот. Грейс подозрительно сощурилась и пристально посмотрела на меня.

– Что это с тобой? – с легким упреком спросила она, заметив мою улыбку.

– Ничего, – искренне ответил я.

– Ты уверен? – Грейс игриво нахмурилась.

– Да. А почему ты спрашиваешь? – усмехнулся я.

Ее зеленые глаза сверкнули в приглушенном утреннем свете. На щеках Грейс еще оставался слабый румянец – память о вчерашнем.

«Боже, как потрясающе она умеет трахаться», – подумал я.

– Ты сегодня такой… – Она смотрела на меня, подыскивая нужное слово. – Счастливый.

– А что, мне непозволительно быть счастливым? – спросил я, улыбаясь во весь рот.

Удивительно: мое счастливое лицо вызывало у нее подозрение. Словно поймав эту мысль, Грейс покачала головой:

– Конечно позволительно. Просто это как-то… непривычно. Но очень здорово, – сделала вывод она.

Мои пальцы теребили край ее майки. Потом я слегка провел костяшками по животу. Каждое прикосновение вызывало у Грейс тихий вздох.

– Ну да, здорово, – согласился я.

Мною овладел приступ легкомыслия. Наклонившись, я поцеловал Грейс в губы. Она ответила.

– А теперь давай вставать, – пряча улыбку, заявил я. – Не ел с ночи и потому жутко голоден.

У Грейс покраснели щеки. До нее дошел смысл моих слов, и она замерла на кровати.

– Хейден, кто же ты на самом деле? – недоверчиво рассмеявшись, спросила она.

Теперь ее щеки пылали, что заставило рассмеяться меня самого. Мне безумно нравилось это девчоночье смущение. Грейс торопливо закинула волосы за ухо, потом осторожно села, отбросила одеяло и поморщилась: сломанное ребро напомнило о себе. Но Грейс тут же снова улыбнулась, не дав мне забеспокоиться. Как замечательно было смеяться, пусть даже и над такими глупостями.

– Меня приперло, – сообщил я, подкрепив слова еще одним взрывом смеха, после чего направился в ванную.

Грейс сумела меня опередить и первой оказалась возле двери.

– Потерпишь, – криво усмехнувшись, заявила она. – Сначала я.

Она проскользнула в дверь и уже собиралась закрыться, но оставила достаточно широкую щель, в которую было видно ее ухмыляющееся лицо.

– Извращенец!

Дверь захлопнулась, что вызвало у меня новый взрыв оглушительного смеха. Мне нравилось несерьезное отношение Грейс ко мне и готовность смеяться вместе со мной, преодолевая смущение. Я испытывал необыкновенную легкость. Уже и не помню, когда мне было так легко.

Минут через двадцать мы покинули хижину и зашагали к столовой. Лагерь выглядел гораздо оживленнее, чем обычно. Я вдруг почувствовал, что забыл о чем-то очень важном. Обитатели лагеря, сбившись в кучки по три-четыре человека, возбужденно переговаривались и тащили непонятно куда какие-то вещи. Кто-то поздоровался со мной. Остальные были настолько поглощены своим делом, что даже меня не заметили.

– Слушай, мне это кажется… или действительно сегодня все какие-то взбудораженные, а не только я? – спросила Грейс, недоуменно косясь в сторону трех пробегающих девиц.