Девы-птицы, Зимородки, Сёстры Намо, ткачихи могильных полотен… как только ни называли тех женщин, что поселились в скалах на берегу! И дивно было знать об их сути — прямо сказать, морготовой, наемных убийц! — одновременно видя, как истово они возносят молитвы, как усердно служат, как гордо носят белые одежды…

Нолдэ, по натуре чуждая лжи, могла бы назвать это все чудовищным лицемерием, если бы не чувствовала искренности этих женщин. Понять бы еще, низость ли это, или невиданное возвышение духа?

Впрочем, не в этом было дело. По дороге к дому ученицы Айвиэль отдалилась от Дайгрет и молодых эльдар, отошла в лес, заметив на ветке дерева нити серебристого мха, блестящие от инея и красиво освещенные солнцем. И едва она приблизилась, как ей навстречу из-за полупрозрачного полога шагнула маленькая женщина в сером. Так внезапно, что эльдэ даже испугалась.

Но женщина тут же поклонилась, назвавшись служительницей Эру из Горного храма, и пригласила «достославную целительницу» посетить скромную обитель, поглядеть на работу сестёр и возможно — обменяться тайнами мастерства. Может быть, достославная найдёт нечто, достойное своего внимания?

Например, их опыт применения ядов и дурманящих средств.

Это было любопытно. Айвиэль недолго раздумывала, прежде, чем согласиться — знание, есть знание, неважно, из какого источника оно поступит. Так что, сейчас её больше занимал вопрос, брать ли с собой свитки для записей и сумку с лекарствами. С одной стороны она целитель — но с другой её звали в гости, а не на работу… но с третьей — вдруг кому-то понадобится помощь?

Одним словом — девочка и её странности вскоре были забыты.

Приняв решение, легко идти вперед.

День да ночь — прошла зима, теплом повеяло с юга. Ожерелье с зеленым камнем лежало под лавкой, и ночами, лежа без сна, она касалась холодных граней, видя во тьме картины грядущего. И снова и снова звучали слова…

Неужели умереть — это все, что ты хочешь сделать в этой жизни? Все, что ты можешь?

Этого было мало.

Мало говорить — надо быть услышанной. Мало быть услышанной — надо, чтобы тебя поняли и поверили. И…

…Клинок белого пламени из занебесных вершин; надмировой холодный гнев, миг, вспышка — и пустота.

Смерть.

Нет никакой победы, нет мира, вырванного из оков… просто ничего нет.

Видения грядущего, поначалу счастливые, все чаще и чаще превращались в кошмары.

***

— Лита? Лита, ты заболела?

— А? — девочка поднимает удивлённый взгляд. — Нет, тетушка.

— Быть может, влюбилась? — не отстает Морэндис. — Смотри, у нас в округе, конечно, народ приличный, но мало ли. Ты девочка молодая, неопытная, а паршивая овца всюду найтись может.

— Нет, тетушка, я не влюбилась, — ровно отвечает Литиэль, и вновь сосредотачивает внимание на тёмной ткани в руках. Старая занавесь, вышитая её бабкой, обветшавшая…

— Не хочешь ли эту ветошь на что-нибудь новое сменить? — спрашивает Морэндис, и тонкие пальцы сжимаются. — Смотри, не сломай иголку!

— Нет, тетушка. Мне нравится это.

— Ну, дело твое…

Литиэль — пятнадцать лет. Из тонкой, худенькой девочки она выросла в такую же тоненькую девушку с худеньким личиком, узкими бедрами и практически отсутствующей грудью. Деревенские девчонки ее снисходительно жалели, парни глядели мимо — и слава Эа, поскольку, если б пришлось справляться с завистью ровесниц и вниманием мужчин, она бы…

Сама не знала, что бы сделала.

«Скорее всего, ничего».

Она ненавидит этот голос — свой собственный, но чужой, бесстрастный, как зимняя стужа. Голос — иллюзия, мара, морок измученного разума, голос — жестокий и лживый…

«Всего лишь голос твоих сомнений. Ты не можешь этого не признать».

«Ты не я».

«Может быть, ты права. Я никогда не захотела бы стать тобой».

«Так оставь меня! Исчезни! Тебя не существует!»

«Нет. Пусть ты сильнее и старше, пусть у тебя есть великая цель, а я не успела даже понять, что такое любовь — я не уйду. Это мое право».

«Нет, нет. Это мой путь, не твой».

«Твой путь ведет тебя в пропасть, и ты не видишь иного конца».

«Пускай! Ты не я, уйди, исчезни!»

«Нет».

Когда это началось? Когда она услышала голос, противоречащий, возражающий, насмехающийся, ее собственный — как это вышло, почему? Она знала о болезнях духа, о безумии — но не могла признать себя больной, хоть ее состояние и походило на безумие. Такое, когда в одном теле поселяются два разума… когда противоречие между ними так сильно, что рвет рассудок в клочья…

Когда она впервые разделила себя — ученицу Темного Валы, Элхэ-Видящую, и девочку Литиэль, глядящую на мир словно из водных глубин — для нее все, что составляло суть жизни Элхэ, было подобно зыбким бликам солнца на волнах…

Когда кошмар грядущего встал перед ней в неумолимой неотвратимости — пепел Лаан Ниэн, прах мертвого мира — для Силы, вставшей на ее пути было все едино.

Единый.

Эрэ, Пламя, Создатель, Всеотец, жестокая лживая тварь, погубившая столь многих, и она погубит еще больше, она уничтожит Арту, сожжет весь мир лишь потому, что люди осмелились выйти из-под его власти…

«И ты ничего не изменишь».

«Нет, я сумею! Я найду выход!»

«Что же, ищи…»

И ветхая, уже не черная, а темно-серая ткань перед ее глазами разлезается нитями, рассыпается хлопьями пепла, и пальцы роняют иглу… впрочем, тут же проворно подхватывая, принимаются за дело.

Литиэль утомленно вздыхает — борьба с собственным рассудком отнимает очень много сил. Двойственность самой себя ощущается странно и неудобно — то она живет, как жила, и в сердце ее покой и тишина, а то ей хочется сорваться проповедовать рыбакам из деревни истину учения Тьмы. В отличие от себя-Элхэ, она признает, что больна, но молчит об этом — в старые времена одержимых топили, и ей совсем не хочется узнавать, какова на вкус морская вода, и как в ней захлебываются.

Но она не знает, что может сделать теперь… что она хочет сделать, помимо того, как вернуть любимого… о, Элхэ любит, страстно и безоглядно, божественно сильно — а она помнит чувство тягучей пустоты, вползающей в нее с каждым глотком из той чаши — из рук учителя…

Она не может любить, не может испытать этот огонь, эту радость. Пустота поселилась под сердцем, и не покинет его, пока они не сольются, как два ручья — тогда она обретет любовь, оставшуюся своей части из прошлого. А заодно ее цель… и ее кошмары.

Она не может решиться. Однажды отделив себя и свой невеликий опыт, не хочет слиться, став кем-то другим — это изменение та же гибель. Когда две реки сливаются в одну, кто скажет, которая из них течет дальше? Или это уже совсем другая река?

========== Часть 10 ==========

Велик и прекрасен Арменелос, Город Королей у подножия Менельтармы! Светел и славен, и подобен светлому Тириону, ибо искусные мастера нолдор приходили к людям делиться мудростью, приносили дивные подарки…

— Ну что ж, светящиеся шарики — это неплохо, — заключила Нарбелет и поставила подпись на длинном свитке с перечнем даров. Феаноровы светильники везли часто и помногу, различных форм, цветов и размеров, из чего ведунья делала вывод: несмотря на то, что изобрел эти штуки великий мастер, в изготовлении они достаточно просты и дешевы.

На самом деле по-настоящему полезных волшебных вещей эльдар дарили мало. Фонарики — это, конечно, чудесно, не коптят, светят долго, не гаснут от сквозняка, и пожара от них, как от опрокинутой свечки, не приключится. Полезная штука, дворец Короля и богатые дома ими украшены. Но вот, палантиры… семь штук, и надо как-то разделить.

Один, разумеется, нужен Королю, другой — Храму. Еще пять… раздать по «лучам» острова? Ох, вот ведь задача… давать власть князьям — не то, что поспособствует покою и процветанию страны. А палантиры, это власть, как ни крути.

Или просто объявить все камни личной собственностью Короля? Все-таки подарки свои эльдар везут ко двору, а не продают на ярмарке.