— И еще знаки… один сведущий человек помогал.
— Вот пусть этот сведущий человек помогает и дальше, — Литиэль отставила чашку, поднялась, отошла от окна. — И те обряды, которые вы творите над новыми сестрами… сейчас становится принято «представлять детей Единому» — тех, кто был представлен, не принимайте к себе и не посвящайте в свои тайны, и не проводите над ними ритуалов. Поскольку вы никак не сможете узнать, простая ли птица сидит за окном вашей кельи, или… не простая.
— Но как же тогда нам быть? Нас ведь и так очень мало! Воровать младенцев, что ли?
— А разве я не говорила тебе однажды, что тебе следует сделать? Завести детей. Знаю, знаю, это не очень согласуется со служением, но это простой и безопасный выход. Более того — это условие.
— Условие чего?
— Благополучного существования всего народа эдайн. Ваша община нужна — я бы сказала, нужна даже больше, чем ведьмы и Мудрые, и именно вы станете в конце концов истинной кастой жречества. С вас никто не спросит, вас будут почитать и слушать…
— И ради чего?
— Ради детей, — Литиэль улыбнулась. Горлинка уже давно научилась не вздрагивать, видя эту специальную «железную» усмешку. — Тебе не кажется, что четыре наследника — это слишком много? Убивать лишних нельзя — эта кровь драгоценна, она должна сохраниться, но отдать их в семьи князей? Нет, это глупо и недальновидно.
— Ты хочешь, чтобы мы приняли их в общину?
— И не просто приняли, — подтвердила догадку Литиэль. — Они должны быть воспитаны так, чтобы к ним даже мысли не забрело поискать приключений в городе Короля. Пусть станут менестрелями, ювелирами, ткачами, целителями, плотниками или рыбаками — хоть кем, да пусть хоть всю жизнь бездельничают — лишь бы не лезли на трон. В идеале о них вообще должны забыть — пусть останется отметка в хрониках, и больше ничего. А об их детях — тем более. Ведите строгий учет в своих тайных книгах — все трое должны если не создать семьи, то хотя бы иметь детей, и эти дети должны остаться в общине, никаких отдач на воспитание сколь угодно достойным людям. Я еще распишу подробно, как следует их сводить…
— Ты хочешь разводить эльфинитов, как породистых щенков?
— Скажи сейчас, что это кощунство — вместе посмеемся. Я же не предлагаю поить их зельями, — проворчала женщина, кажется, искренне не понявшая, что удивило ее собеседницу. А Горлинка думала, что для того, что предложила Литиэль, нужно какое-то новое, особое слово — пусть сестры и сами были горазды решить проблемы спорным путем, но никто еще не говорил о явно скверных делах так деловито и равнодушно.
— Ты полагаешь это скверным? — Литиэль вздохнула. — Почему? Обычное сводничество, что плохого в том, что двум парням и девчонке устроят судьбу? В общине они смогут быть счастливы — в отличие от двора в Арминалете.
— Если так смотреть…
— Вот так и смотри. Они, дети королевской крови — ключи ко многим дверям, которые не открыть простым людям, чем больше их станет — тем лучше. И эти ключи должны быть нашими.
— Что ж, с этим понятно, — согласилась Горлинка. — План ясен, сидеть тихо и воспитывать детишек… а что будешь делать ты?
— Искать… — Литиэль пожала плечами. — Искать силы себе и людям.
— Ты веришь, что найдется такая сила в нашем мире, что после победы Света стал полностью подвластен Валар?
— Я это знаю. И неужели ты думаешь, что за пределами Арды нечего искать? Надо будет — и туда наведаюсь, — с удовольствием сказала Литиэль, глядя на Горлинку, удивленно раскрывшую рот.
И рассмеялась — сухим, леденящим смехом.
***
Мягкой поземкой, стужей стелется вечной Зимы молва-метелица,
Снова колеса шарманки вертятся да все противусолонь.
Поздно искать ростки раскаянья, ты уничтожил себя нечаянно,
Зову внемля души неприкаянной бросил себя в огонь.
А позади вода текучая точит и гнет свою излучину,
В смерти - не до святынь.
Висельник-ангел из тучи свесился, дико хохочет обрывок Месяца,
Звезды в блажном хороводе бесятся,
Ярче, Звезда Полынь!
Вот королевство твое, заветное, вот все услады твои запретные,
Душ покаянных орда несметная плещется в берега
Морок то, иль перевозчик видится? Кровь иль волна перед челном дыбится?
Сталью стоять или в омут кинуться? Трудно предугадать…
Падает звук в распадок вереска, звоном хрустальным разносит вдребезги
Все, что еще живо
И в тишине слепоты ты маешься, дымом костров своих задыхаешься,
Поводыря найти стараешься,
Держишься за него.
Только ведет кривыми тропами между отравленными истоками
Путь помечая кровавыми стопами.
Это ль твоя стезя?
Это мечта, что жизни стоила? Что так любила и неволила?
Поздно душа урок усвоила, но не идти нельзя…
А позади вода текучая точит и гнет свою излучину,
В смерти - не до святынь.
Висельник-ангел из тучи свесился, дико хохочет обрывок Месяца,
Звезды в блажном хороводе бесятся,
Ярче, Звезда Полынь!
Хочется, слово услышать хочется, тихо зверея от одиночества,
Мысли тенями по стенам корчатся, прячутся по углам.
Вновь за спиной чей-то душный сон возник, где-то бормочет безумный Сказочник,
Руки ко мне протяни, очнись, душу тебе отдам!
А позади вода текучая точит и гнет свою излучину,
В смерти - не до святынь.
Висельник-ангел из тучи свесился, дико хохочет обрывок Месяца,
Звезды в блажном хороводе бесятся,
Ярче, Звезда Полынь!*
