Идет Христофор по морю аки посуху, что, конечно же, было чрезвычайно важно для местного населения, регулярно выходившего в море по реке Кюмийоки (ниже церкви по течению построен был деревянный затвор-струка, облегчавший защиту в случае нападения с моря, рычаги которого помощники капитанов и теперь двигают вручную, как сотни лет назад). Обитатели Хаттулы тоже жили под парусами, путешествуя всюду по бесконечной системе рек и озер. То, что идет Христофор по стене, как по воде, в Пюхтяя свидетельствует маленькая рыбка, плывущая под ногой гиганта, а в Хаттуле – две здоровые рыбины, которые целуются холодными и мокрыми ртами, напоминая прихожанам о божественной любви и являясь, естественно, символами Церкви Христовой.
Церковь Святого Креста в Хаттуле была построена из кирпича, по одним сведениям, в 1370–1420 годы, по другим – в 1440-х, по третьим – в 1470–1490-е. Она заменила собой первоначальный деревянный храм, где молились люди из близлежащего замка Хямеенлинна и его посада. Еще в 1405 году королева Маргарета, боявшаяся внезапной смерти, внесла большую сумму в казну монахов Цистерцианского ордена, чтобы они в случае такого несчастья молились о ее душе, совершая паломничества по святым местам. И церковь в Хаттуле значилась в списке этих мест. Сама реликвия – щепки Святого Креста – в 1496 году была утрачена. В этом году солдаты Ивана III разгромили еще не расписанную церковь.
Московские мстители за истинную веру были приглашены датским королем Густавом, который боролся за власть над Швецией с наместником шведского престола Стеном Стуре-старшим, сторонником независимости от Дании. За военную помощь Густав обещал Ивану всю Карелию. Русское войско осадило Выборг, разорило Южную и Центральную Финляндию и несколько местностей на севере. В ответ союзник и родственник Стена Сванте Стуре нанес страшный удар. Его корабли в августе 1496 года вошли в устье Нарвы, и шведское войско захватило только что построенный Ивангород. Московский воевода бежал. Шведы беспрепятственно уничтожили горожан и сожгли крепость. Что, впрочем, Ивана не остановило, как его вообще ничто не останавливало. Москва с этого времени становится новым противником Швеции и Финляндии, а Новгород уже почти проглочен Московским княжеством: еще несколько десятилетий – и обувь надолго исчезнет из его культурного слоя.
Судьба обновленной хаттульской церкви, прекраснейшей в Финляндии, была негладкой: в 1820-м, позднее, чем все другие церкви, по воле тогдашнего настоятеля ее забелили. Потом, в середине века, и вовсе решили снести, так как рядом выстроили новую большую церковь, однако промедлили. За это время Финляндия успела вдохновиться недавно опубликованными рунами «Калевалы» и полюбить собственную древность. В 1886 году член Финского археологического общества Эмиль Нервандер (в 1870 году он участвовал в его создании, а в 1880-м – в раскрытии фресок Ноусиайнена) открыл миру второй украшенный средневековыми фресками финский храм.
Нервандер высказал мнение, и к нему прислушался Николай Рерих, который сначала заинтересовался Севером, а потом уже Востоком, что росписи в Хаттуле, как и в Лохье, сделаны монахинями монастыря биргиттинок в Наантали. Рерих читал Нервандера и в 1908 году напечатал статью о древних церквях Суоми в петербургском журнале «Старые годы». Как истый норманист, он утверждал, что Упсала дала нам человекообразных божеств. Как гражданин Российской империи с ее богатым историческим прошлым, был уверен в том, что именно благодаря Северу мы знаем, что такое человеческое достоинство.
Первые северные женщины-художники, если это были они, очень вовремя успели расписать Хаттулу в 1513–1516 годах, так как спустя несколько лет король Швеции Густав Васа вслед за Мартином Лютером отказал римскому папе в доверии, чтобы разобраться наконец с притязаниями Дании: ему нужны были деньги, и он реквизировал нажитое за двести лет церковное имущество, ослабив тем самым власть не от мира сего и поддержав экономику, разрушенную за годы войны с датчанами. А суровые протестанты-лютеране порицали трату денег на художества и церкви с фресками чаще всего просто закрашивали белой краской, чтобы все эти картинки не отвлекали от чтения Библии.
Монастыри позакрывались, шведские и финские монахи и монахини вернулись в мир, из них получились превосходные врачи, пасторы и учителя. Головной монастырь биргиттинок – мужской и женский – Вадстена продержался дольше всех и дотянул до Контрреформации, так как ему в виде исключения оставили право набирать послушников. Одно дело закрывать институты, посвященные мифическим личностям, другое дело – уничтожить национальную традицию.
Святая Биргитта (1303–1373), основательница Вадстены, была канонизирована вскоре после смерти в 1391-м, а в 1999 году папа Иоанн Павел II назвал ее в числе шести самых авторитетных святых-предстоятелей за современную Европу. Не зря же она в разгар чумы отправилась на родину из Рима вместе с дочерью, также святой Екатериной Шведской, канонизированной в 1479-м, молиться об избавлении от этой напасти. Придворная дама королевской крови, она, овдовев, в 1344 году постриглась в монахини, а в 1346-м основала собственную обитель в Вадстене, которая отстраивалась еще годы спустя после ее кончины. Кроме обращения новгородцев в католицизм, ее волновала проблема возвращения пап из Авиньона. Однако прославилась она более всего своими видениями, и главным из них, случившимся под старость: она узрела, как сияющий плод скользит внутри тела светловолосой, стоящей на коленях Богородицы и вдруг появляется прямо перед ней, а вокруг ангельские хоры поклоняются новорожденному Младенцу Христу. Причем волшебный свет, исходящий от Божественного Младенца, затмевает собой свет свечи и мог бы затмить солнце. Биргитта рассказывала свои видения, их записывали на латыни, и вот уже вскоре, благодаря католическим «медиаресурсам», сюжет «Поклонение Младенцу Христу» стал любимейшей темой ренессансной живописи.
К двум упомянутым уже явлениям Богородицы святой Биргитте хочется добавить еще и третье. Однажды Биргитта ужинала с блаженным Хем-мингом, который чувствовал себя чрезвычайно неловко, наблюдая за тем, как монахиня обильно ест и пьет. А он вел дневник, который сохранился, и вот что случилось на другой день после ужина. Биргитта сказала ему, что накануне их встречи приснилась ей Богоматерь, которая предупредила ее о том, что чревоугодие неприятно поразит ее гостя. Тогда Биргитта нарочно, как позднее Лев Толстой, когда он вдруг невзначай съедал за ужином баранью котлетку, отчего толстовцам делалось дурно, решила продемонстрировать сотрапезникам, что в жизни не надо быть упертыми догматиками. И блаженный Хемминг был благодарен ей за этот урок. Отношения со Святой Девой у святой Биргитты были столь же непосредственными, как у одной русской крестьянки, которая, обнаружив, что нет соли за обедом, тут же обернулась в красный угол со словами: «Матушка Богородица, так ведь соль же кончилась!!!»
Многие художники, и среди лучших божественный Пьеро делла Франческа, написали на сюжет, увиденный духовными очами святой Биргитты, картины. Может быть, самая волшебная из них – «Рождество Христово» («Nativity») делла Франчески нынче принадлежит Лондонской национальной галерее. Думали он и художницы-монахини из Наантали об одних и тех же легендах: ведь биргиттинки трудились в церкви Святого Креста, а за полвека до них Пьеро делла Франческа расписал фресками из его истории собор Святого Франциска в Ареццо.
Можно, конечно, сказать, что Хаттула и Ареццо, соединенные Святым Крестом, находились на разных планетах. Однако же, пусть и односторонняя, связь между ними существовала: датская и шведская аристократия, светская и духовная, часто совершала паломничества в Рим. Святая Биргитта с дочерью были близки святой Екатерине Сиенской. Биргитта жила и скончалась в Риме, как и Олав Магнус. Паломники привозили с собой в качестве реликвий произведения искусства и по обетам возводили церкви, как, например, Барбара Брахе, которая сопровождала датскую королеву Доротею в 1474 году и, вернувшись, оплатила роспись церкви в Брюннби, в Сконе, о которой говорили, что сделана она по привезенным из Рима вместе с индульгенциями образцам. Роспись эта отчасти напоминает Хаттулу.
