Выходцем из финских аристократических кругов был Магнус II Таваст – второй финский идеолог католического просвещения. При нем во время службы в церкви основные молитвы и отпущение грехов начали произносить на финском языке. Он получил звание магистра в Праге, а в 1412 году в Риме был возведен в сан туркуского епископа и держал эту власть, духовную и политическую, целых тридцать восемь лет, совершив под старость паломничество в Палестину через Венецию, откуда привез роскошные церковные облачения для собора в Турку, а также множество богословских и юридических книг. Первым делом он получил право давать индульгенции спонсорам церковных школ. В годы его епископства в Финляндии стало действовать около ста церквей и был основан монастырь Святой Биргитты в Наантали (строить там церковь начали в августе 1443 года, а освятил ее уже после Магнуса II Таваста новый епископ Конрад Битц, сын коменданта Туркуского замка и строитель многих других финских каменных церквей 1460–1480 годов); в монастырской школе Наантали обучались грамоте девочки. Магнусу II Тавасту принадлежала важная роль в политике. Он играл на стороне слабых, то есть следил за тем, чтобы Финляндия побеждала в постоянной борьбе, которую Швеция вела с немцами и датчанами. В 1430-х годах он мирно разобрался с принявшимися бунтовать финскими крестьянами, что говорит о близости финской Церкви и к низшему сословию, и к аристократии. Он также добился снижения налога с жителей Финляндии.
Преемник и, возможно, племянник Магнуса II Таваста Олав Магнуссон в 1430-е годы избирался ректором Сорбонны. Всего за двести лет католического просвещения около ста сорока финнов получили степени европейских университетов и составили оплот образованного финского духовенства, которое было, таким образом, больше связано с молодой европейской интеллектуальной элитой, а не со знатью и власть имущими. Известно, что в конце XV века в школе Выборга ученики читали Вергилия: как в Италии или в Голландии, на волне католического просвещения был внесен в северные края европейский гуманизм.
Судя по гравюрам, иллюстрирующим книгу «История северных народов», изданную в Риме в 1555 году и переведенную на немецкий, английский и голландский, которую написал в Италии бежавший от Густава I Васы католический епископ-политэмигрант Олав Магнус, у финнов были свои умелые ремесленники: резчики по дереву, прядильщики, ткачи, кузнецы. На гравюре, изображающей бартерную торговлю с иноземными купцами, одетыми в русское платье, финны выменивают соль и шкурки за топоры, клещи, ножи; то есть наши гнали на запад сырье, примерно как и теперь: леса Карелии рассекает желтая труба Северного потока, а поперек через нее, по трассе Е18, везут из Европы автомобили. Вероятно, финнам не было равных в рыбном промысле. Прямо в лодках, откуда они приманивали на всякую мелкую рыбу тюленей и гигантских лососей, стояли походные коптильни и жаровни. Во время зимней ярмарки вокруг бочек с копченой и соленой рыбой собирались ценители с чарками в руках, приезжавшие на рынок верхом или в санях со своими собаками, чтобы закупить меха и ткани для обновок, ну или сушеные грибы и мед. По зиме финны и финки в свои каменные церкви бегали на коротких лыжах, наряженные в штаны и шубы из звериных шкур. Детей они везли на закорках в огромных плетеных берестяных коробах. Олав Магнус, кстати, отмечал большое влияние шаманов-знахарей на крайнем севере и на восточном побережье Ботнического залива. Ему, церковному дипломату и канонику Упсалы, можно доверять: еще в 1535 году он начертил и напечатал в Венеции пригодную до сих пор карту северных морей и Скандинавии.
Приходя в церковь, люди обычно видели, что на северной стене, вдоль которой сидели на мессе мужчины (есть мнение, что сидели только с 1630 года, когда лютеранские богослужения стали сопровождаться длительным чтением, а до этого стояли, хотя на фреске в церкви в Сиунтио две искушаемые бесом сплетницы именно сидят), изображены страсти Христовы, а на южной, под которой располагались женщины, страдает несчастная Богоматерь: в грудь ей веером воткнуто семь коротких мечей по числу увечий, нанесенных ее душе. Так, например, расписана церковь Святого Креста в Хаттуле. Этот порядок встречается и в английских средневековых церквях XIII–XIV веков, как, впрочем, и распространенный также в Скандинавии аскетический бюджетный способ расписывать их в две краски. Однако правила этого часто и не придерживались, размещая на южной стене страсти Христовы, а на северной – истории святых.
Англичане строили и расписывали первые датские каменные соборы XI–XII веков. В 1150-м они возвели и храм в Нидаросе (Тронхейме) в ставке Олава Святого у норвежцев. В середине XII века английское (византийско-романское) влияние в Дании ослабевает и заменяется немецким (готическим), а церкви, по всей вероятности, начинают расписывать и свои, датские, художники. Немцы строят из кирпича, и все выложенные кирпичным бегунком кресты и трилистники, знаки Святой Троицы, на фасадах каменных церквей в Финляндии сделаны по немецкой моде. Дания, естественно, испытывала сильное немецкое притяжение. Сам институт коронации в Данию принес Фридрих Барбаросса. Немецкие ремесленники создавали произведения для церквей, высоко ценившиеся на севере Европы: вспомним новгородские Магдебургские врата. Также влиятельными в XI–XIII веках были храмы острова Готланд, где стояло цистерцианское аббатство, направлявшее в Суоми первых миссионеров. По легенде, на Готланде в XI – начале XII века в двух из его девяноста церквей писали греки. Готланд во второй половине XIII века принадлежал датчанам, что сближало художественные традиции и производство. Финские профессиональные росписи наиболее близки датским фрескам в церкви в Биркерёд в Роскильде середины XIV века, фрескам школы Эльмелунде XV века и шведской церковной живописи XIV–XVI веков: поздним росписям Готланда, Сконе, Упланда, аббатства в Вадстене. Однако мы, как правило, не можем назвать имена английских, датских, шведских или немецких художников, работавших в Финляндии. Фрески церкви в Каланти, в окрестностях Уусикаупунки, подписанные именем шведа Петруса Хенриксона из Упланда и представляющие, в частности, крупного зеленого беса, который, стоя на финском берегу, встречает корабль с маленькими святым Эриком и святым Генрихом, – исключение, подтверждающее правило.
Художники, очевидно, решали, вместе с заказчиками и настоятелями, как расписывать каждую конкретную церковь. Хотя каменные и кирпичные церковные здания, как теперь принято считать, в большинстве своем были выстроены в Туркуском диоцезе в XV веке взамен первых деревянных храмов согласно единому плану: одно-, двух- или трехнефная церковь с сакристией у северной стены и входами через западную и иногда еще южную стены. Наличие южного входа, в частности, обеспечивало удовлетворение распространенного на всем севере Европы предрассудка: в церквях в Пюхтяя и в Хаттуле сохранились на северных стенах над входами в сакристии огромные, до самых сводов, изображения святого Христофора. Как Гулливер, среди гораздо более мелких прочих святых шагает он в Пюхтяя от алтаря к западу, а в Хаттуле наоборот – к алтарю, неся на закорках Иисуса. По традиции Христофора описывают великаном. Но кроме того, как в любой архаической культуре (от статуй египетских фараонов до портретов Ленина – Сталина среди крошечных рабочих на плакатах Клуциса), именно размер говорит о значении героя в социуме. Христофор был важнейшим святым Средневековья, так как тогда верили, будто он охраняет от внезапной смерти, то есть от смерти без покаяния, всякого, кто его увидит хоть разок. Но сохраняет именно на один этот день. Поэтому стоило чаще заглядывать в церковь, а уж при входе в храм через южные двери Христофора невозможно было не заметить.
Причем на фреске в Пюхтяя он несет не Христа-младенца или отрока, как на волшебных картинах Босха, Патинира или Дирка Боутса, а маленького старичка-лесовичка с крестом. Старички же в этих краях – духи сейдов, волшебных камней, которым поклонялись саамы. Стариком был и главный герой карело-финских рун Вяйнемяйнен, согласно верованиям Беломорья, творитель местной земли: упав с коня в воду и ворочаясь там с боку на бок, он образует острова и скалы, на колене его, как на гранитном камне, откладывает яйца орлица, одно из них разбивается, и Вяйнемяйнен из его осколков создает небосклон, солнце, луну и звезды. Так начиналась «Старая Калевала»[10].
