Ирина Мартова
Однажды, когда-нибудь… Вариации на тему любви
Вот опять окно,
Где опять не спят.
Может – пьют вино,
Может – так сидят.
Или просто – рук
Не разнимут двое.
В каждом доме, друг,
Есть окно такое…
Марина Цветаева
Оформление художника Т. Погудиной
Иллюстрации художника А. Дудина
© И. Мартова. Текст. 2015
© А. Дудин. Иллюстрации. 2015
© Т. Погудина. Оформление. 2015
© Издательство «Художественная литература». 2015
Вместо предисловия
Я боюсь одиночества…
Я так боюсь одиночества, что слезы начинают струиться по моему лицу лишь при появлении мысли о том, что однажды я могу оказаться одна.
Без тебя.
Мне страшно… Ужасно и жутко!
А ведь в народе говорят, что не нужно искушать судьбу: чего боишься, то и произойдет. Испуганно мотаю головой, чтобы отогнать дурацкие мысли.
Закрываю глаза и в этой бездонной слепой темноте протягиваю вперед руки, пытаясь дотянуться до тебя.
Вокруг никого!
Я снова и снова ловлю пустоту…
Где ты? Что происходит?!
Судорожно вздрагиваю, кричу и… просыпаюсь!
Еще не веря своему счастью, медленно и осторожно приоткрываю глаза…
Слава богу, это только сон. Дурной, тяжелый и безжалостный.
Господи! Я так боюсь одиночества.
Пожалуйста, не исчезай…
Не исчезай, любимый!
Глава 1
День едва-едва занимался.
Новый, свежий, июньский…
Яркое, огненное, ленивое солнце медленно, словно любуясь собой, поднималось из-за далекого горизонта, озаряя небосклон и освещая верхушки деревьев розовым, пока не горячим светом. То там, то здесь раздавалась негромкая, еще очень робкая трель невидимой глазу птахи, которая будто заранее, трепетно и нежно, репетировала предстоящую ей дневную партию.
Было тихо-тихо.
Это утреннее безмолвие казалось тонким, хрупким, ломким и поэтому каким-то особенно благостным, что ли…
Но это глубокое, временное безмолвие все смелее и смелее нарушалось привычными слуху, обычными дневными звуками, постепенно, но властно наполняющими просыпающийся город.
Варя открыла глаза и, чуть повернув голову, взглянула на будильник, мерно и безразлично тикающий на прикроватной тумбочке.
Ого! Четыре тридцать…
Боже, как рано! Спать бы еще да спать!
Варвара поудобнее устроилась на низкой, почти плоской подушке и прикрыла глаза. Вот бы опять уснуть! Провалиться в густой сон, долгий и тягучий и, ни о чем не беспокоясь, спать, спать, спать…
Но нет, она знала почти наверняка, что сон в это утро к ней уже не вернется. В последние два года она спала мало, беспокойно и тревожно.
Если вообще спала…
Варвара резко перевернулась на спину. Зажмурила глаза, стараясь ни о чем не думать.
Но не тут-то было!
Почти каждую ночь ей все снился и снился один и тот же страшный сон. Или явь? Варя совсем запуталась…
Все так перемешалось, переплелось – день и ночь, сон и явь, ночные кошмары и ежедневные жестокие воспоминания, рвущие сердце!
Она опять открыла глаза и изо всех сил замотала головой, пытаясь отогнать ужасные видения, приходящие по ночам и бередящие и без того истосковавшуюся душу. Глаза внезапно наполнились слезами.
– Господи, – почти беззвучно прошептала она, с усилием сглотнув вдруг вставший в горле комок, сильно мешавший дышать, – ну почему, почему и я не умерла тогда, вместе с ним? Зачем, ну зачем я осталась? Для чего?
Она, жалобно всхлипывая, совсем по-детски, заплакала.
Безутешно рыдая, Варька громко шмыгала носом и отчаянно моргала мокрыми ресницами. Казалось, что горе, переполнившее ее до краев, вот-вот вырвется наружу и захлестнет ее уже давно привычной истерикой. Но тут, словно напоминая женщине о несправедливости ее желаний, за дверью соседней комнаты послышались какая-то возня и негромкий детский плач. Варя, тут же смахнув катившиеся по лицу слезы, тревожно прислушалась. «Аська, – мелькнуло в голове, – проснулась, малышка моя. Надо же, тоже не спится ей».
Девочка в соседней комнате что-то капризно говорила, плаксиво растягивая слова. Но уже через мгновение, словно вторя ей, раздался еще один голос, громкий и недовольный, как у человека, которому вдруг помешали спать. Женщина, убрав рассыпавшиеся волосы с лица, улыбнулась: «Сенька… Вот уж кто всегда сладко спит, а тут, смотри-ка, помешали ему!»
Варя, не двигаясь, опять настороженно прислушалась. Вот где-то сердито скрипнула дверь, вот зашлепали по полу торопливые шаги, вот тихий голос мамы, Александры Львовны, что-то проговорил, баюкая и успокаивая вдруг проснувшихся малышей. Ласково и очень тихо мама что-то запела, присев на скрипнувший, давно рассохшийся от времени стул.
Минут через семь все смолкло.
Внезапно опять наступила такая оглушительная тишина, что Варвара даже голову приподняла, стараясь понять, что же там, в детской, сейчас происходит. Но как только угомонившиеся дети тихонько засопели в своих кроватках, шаркающие мамины шаги медленно двинулись в сторону Вариной комнаты. Дверь слегка приоткрылась, и в нее осторожно проскользнула, придерживая на груди старенький цветастый халат, мама. Подойдя к кровати, женщина внимательно взглянула на дочь и, тяжело вздохнув, сделала вперед еще шаг. Постояла, внимательно глядя на дочь, присела на краешек и укоризненно прошептала:
– Ну? Что ты? Опять не спишь?
Варя, чуть улыбнувшись, пожала плечами:
– Нет. Не спится!
Она приподнялась на локте:
– Мама, а ты помнишь, какой сегодня день?
Александра Львовна, тяжело вздохнув, кивнула:
– Конечно, детка. Помню.
Глаза Варьки опять наполнились слезами:
– Кошмар… Я до сих пор в себя прийти не могу! Не верю, что его нет с нами…
Она уткнулась в подушку и опять горько зарыдала.
Александра Львовна печально вздохнула, протянула руку и погладила дочь по голове, совсем как в детстве:
– Ах, Варя, Варя… Доченька! Опять ты за старое! Знаю, все знаю, тяжко тебе… Это горе всю жизнь с тобой будет, но нельзя же только этим жить?! А?! Что ты с собой делаешь?! Не спишь, не ешь, никуда не ходишь… Ты думаешь, это хорошо?
Александра Львовна покачала головой:
– Перестань же, детка, наконец, мучить себя. Ну сколько можно… То, что случилось, беда страшная, конечно, что уж тут скажешь. Но ведь жизнь, Варюша, идет. Слышишь? Идет!
Мама помолчала, словно собираясь с мыслями или что-то вспоминая:
– Знаешь, я каждый день Бога благодарю, что хоть ты уцелела, а ты сама себя убиваешь! Грех это, Варенька, большой грех. Надо жить, доченька! Жить! И опять же дети у тебя… Они же все понимают, чувствуя твое беспокойство и боль, тоже волнуются, плохо спят, плохо едят… Хватит уже, Варюша! Прошедшего не вернешь и не исправишь!
В комнате повисло тягостное молчание.
Варя прикусила губы, чтобы снова не расплакаться, помолчала, глядя в сторону, и, нахмурившись, досадливо прошептала:
– Ой, мама, мама… Опять ты за свое? Перестань! Не надо. Сколько можно? Как ты не понимаешь – это внутри меня, это сильнее меня… Умом я все понимаю, а душа не хочет смириться! Понимаешь? Не хочет!
Но Александра Львовна ласково взяла дочь за руку:
– И все же, Варюша, пойми, так нельзя! Надо пере-листнуть прожитую страницу и идти дальше! Иначе нет жизни! Пойми, все помнят прошлое, но живут настоящим! Нельзя все о прошлом да о прошлом… Не хочешь о себе, о детях своих подумай.
Варвара долго молчала, и только потом, хмуро взглянув на мать, торопливо кивнула:
