Наверху сияли далекие звезды. Небо, грозившее с утра затянуться низкими серыми облаками, к вечеру совершенно прояснилось. Колямбо понятия не имел, что за «здоровская» звезда горит прямо над его головой в проеме между верхушками деревьев, но на минуту просто приклеился к ней взглядом. Внутри появилось ощущение невероятного умиротворения и блаженства от окружающей обстановки. Лесная тишь убаюкивала все чувства. На короткий миг у него даже закружилась голова от такого сладостного бессилия. И Колямбо был не против просто упасть в снег, по-прежнему наблюдая за небесным светилом кремового оттенка. Однако внутренний цензор при первых же признаках смещения равновесия вернул разум Колямбо в привычное русло, разбавив поток эндорфинов, казавшийся только что бескрайним, чем-то более приемлемым для нормального существования.

– Блин, чуть крышка не отъехала! – сказал сам себе пошатнувшийся Колямбо.

Димка уже вошел в палатку и возился в ее прихожей, снимая обувь. Похоже, что процесс прошел удачно, и Димкины вязаные носки сверкнули пятками, пропадая за краями входа в основную секцию палатки.

В узкой прихожей оказалось непросто разуться. Рост и длина ног Колямбо серьезно стесняли его движения. Он в положении полулежа спустил с себя бахилы и принялся стягивать зимние сапоги.

– Застегни замки, – послышался командный голос Зубарева. – А то ночью на морозе сапоги скукожатся на пару размеров.

– Ладно, как скажешь.

Колямбо без особых хлопот поднял обе собачки замков до упора вверх и поставил обувь поближе к краю стенки, за которой находилась печка.

– Вот, так, наверное, будет лучше.

Он открыл полы входа в основную секцию и на четвереньках заполз внутрь. В лицо тут же ударил мощный поток тепла. От такого резкого перехода температуры окружающей среды Колямбо стало немного не по себе.

– Ну, ни чего себе париловка! И что, так всю ночь будет?

Он уже стал пристраиваться на отведенном для него месте возле нагонявшей нестерпимый жар печки.

– Слушайте, я тут обалдею спать. Это же прямо, как в сауне! А я ее терпеть не могу! Олег, может, я куда-нибудь в другое место лягу, а? Тут жарко.

– Ничего, не поджаришься – отозвался Зубарев. – Колямбо, ты же среди нас самый большой.

– Ну, разве что по росту.

– Вот. А самые большие всегда спят у печки. У нас всегда Макс там спал.

Колямбо припомнил длиннорукого Макса, одного из старых зубаревских «пионеров», заходившего как-то в гости на турстанцию еще в Омске. Кажется, тот был практически на голову выше Колямбо.

– Ладно, ладно. – Колямбо все равно был недоволен таким исходом дела. – Только давай, Димка, двигайся тогда. – И вместе с последним словом он подпихнул своего товарища немного вперед, чтобы хоть как-то отстраниться подальше от печки.

Димка недовольно заворчал, но спорить не стал, и уже в свою очередь подпихнул подальше Юльку.

– Не переживай, на ночь меньше сделаем температуру. – Зубарев сел и взял в руки лежавшую где-то в тени гитару. – Просто сейчас надо, чтобы протопилось.

– Ясно, – без энтузиазма ответил Колямбо, и развернулся лицом к огнедышащему монстру палатки.

«М-да, чувствуется, прекрасная будет ночка. Теплая!».

Колямбо открыл правый глаз и посмотрел на свои наручные часы. Еще не до конца сфокусированное полусонное зрение передало в мозг расплывчатую картину из стрелок циферблата. Пришлось открыть оба глаза, и как можно шире. 6 часов 37 минут. Это значит, что поспать удалось только два с небольшим часа из-за этой печки, не дававшей уснуть пол ночи своим жаром.

«Кошмар! – подумал Колямбо. – Два несчастных часа после такой ломовой маршировки с рюкзаком и почти полным отсутствием ужина. И где же я должен взять силы на сегодня?»

Он вздохнул и огляделся. У печки уже никто не дежурил, огонек слабенько светился в дырках ее железного корпуса. В палатке заметно посвежело, от чего еще больше тянуло в сон. В дальнем конце похрапывал Бамбук, остальные, видимо, уже вышли наружу. Колямбо, подхватив свой пуховик, откатился в середину палатки и решил, что было бы неплохо дрыхануть еще немного.

Однако минут через двадцать по его ногам прополз последний из возможных для такого мероприятия компаньонов. В попытках надеть на себя бахилы Бамбук закряхтел в прихожей.

«Теперь надо вставать и мне – пронеслось у него в голове. – А то все что-то делают там, а я ни черта не делаю!»

– Вот, блин, а! – сказал Колямбо уже вслух. Ну, на фига я поперся в этот поход! Ни поспать, ни поесть, ни по… еще чего-нибудь. Я пока я не знаю, что. Но чувствую, точно еще что-нибудь будет «ни по…»!

Он потянулся и сладко зевнул, представляя, как следующей ночью ляжет куда-нибудь в самый конец их походного жилища, где всегда прохладно, и тут же отключится в полном блаженстве. Однако до блаженства было еще как минимум часов пятнадцать. А сейчас следовало отбросить все деморализующие мысли и, собрав силу воли в кулак, встать и выйти.

Не прошло и десяти минут борьбы с замерзшими замками на сапогах, как Колямбо уже стоял полностью обутым у входа в палатку, держа в руках бахилы, которые еще предстояло нацепить. Ходить было очень неудобно, сапоги до сих пор не разрослись до прежних размеров и уныло поскрипывали при каждом шаге. Колямбо с трудом доковылял до бревен, положенных вчера вокруг костра, и уселся на одно из них.

Над огнем висел походный чан, в котором, по всей видимости, готовился завтрак. От него исходил весьма аппетитный запах. Однако Колямбо помнил, что и от вчерашних макарон запах шел также вполне ничего. Ну, а то, что получилось в итоге…

– Так. И что за шедевр кулинарии у нас сегодня?

Вертевшаяся вокруг чана Муха подкинула в костер пару колышков, от чего в воздух взметнулась стайка мелких искр.

– Это гречка, – ответила она. – Кстати возьми нож и открой мне пару банок тушенки.

Колямбо тут же вспомнил, под каким кодовым именем проходил этот продукт в списке еды, который Зубарев любезно предоставил за неделю до похода. При прочтении бумаги сразу бросился в глаза пункт 7 – «тушняк». Кстати, в том же списке сгущенное молоко было обозначено как «сгуха». Но «сгуха» еще туда-сюда, но выражение «тушняк» навевало скорее ассоциации с чем-то протухшим. Не очень благозвучное название для продукта. Но что можно взять с этих туристов? Хотя та тушенка, что вчера оказалась замешанной вместе с макаронами, как раз довольно точно по вкусу могла соответствовать определению «тушняк».

– Сейчас донесем то, что осталось от сосны. – Зубарев вытер об какую-то тряпку свою столовую ложку. – Димас, Колямбо, слышите?

– Слышим, слышим, – отозвались парни, доедая гречневую кашу.

– Если быстро управимся, то успеем сходить на Три брата. Думаю, уже не имеет смысла сниматься с вещами и тащиться к Долине сказок, лагерь оставим здесь.

– Да, кстати, место вполне нормальное, – вмешалась Юлька.

– Сушняка здесь хоть отбавляй, проблем с дровами не будет. Все, давайте, топор с пилой в зубы и пошли. – Олег поправил свою куртку и двинулся к сваленной вчера сосне. – Ну, давайте, давайте, а то здесь останемся! Не пойдем никуда!

Колямбо нехотя встал и двинулся за руководом. При слове «сушняк» он вспомнил родственное ему «тушняк».

Через час они впятером, оставив Сапрофеню с Юлькой в лагере, шагали по той самой вчерашней тропе, уводившей дальше вглубь Таганая. Колямбо промучился всю ночь, а теперь ему предстояло покрыть еще километров пятнадцать до каких-то «Трех братьев», заявленных в списке достопримечательностей имени Зубарева, как скалы. Правда, маленькие.

Маленькие лесные скалы «Три брата», что может быть интереснее! Ведь каких-то пятнадцать… ну, или двадцать километров в бахилах и вам откроется прекрасный вид на это чудо уральской природы. Есть одно единственное «но». Ни в коем случае не оставайтесь на ночлег в пределах нашего замечательного парка развлечений «Три брата». В противном случае вы рискуете заснуть и проспать дня три, а то и четыре. Понимаете, воздух у нас здесь какой-то странный, нагоняющий ни с чем несравнимый релакс в ваши члены. А вообще-то, почему люди так долго у нас спят, мы не знаем. Нам это до лампочки! Короче, мы вас предупредили. Хотите – можете попробовать, если до отправления вашего поезда еще пять или шесть дней. Тогда, спите на здоровье! Искренне ваша, администрация дневного санатория пониженной комфортности «Три брата».