Но, сейчас я просто сидел и ждал возле кабинета, время шло, неделя подходила к концу и она больше не заходила ко мне. Я уже забыл о ней, этих лаборанток, много в институте, каждый день вечером, кто нибуть новый, да и придёт, это я потом их уже стал узнавать, а сейчас они мне были все на одно лицо, что молодые, что среднего, что пожилого возраста.

Кажется, была середина октября, когда она вновь, как-то утром, к часикам к 10 пришла и сказала:

– Мелов, колоться. Не на сахар.

– А на что? – Спросил я, причём я вновь был голышом, мама была в палате и тоже спросила этот вопрос.

– На кислород.– Ответила она. Сегодня она была спокойна и даже немного скучная. Вообще она была не особо разговорчива, и она всегда обращалась ко мне на «вы».

– Я своим проколю. – Замотала она головой, когда я потянулся за ланцетом. – Потерпите чуть- чуть. – Добавила она и уколола. Да, было больно.

– Ну, всё, всё. – Шепнула она, не то, успокаивая меня, не то себя и начала набирать кровь в длинную прозрачную трубочку. У меня кровь шла хорошо, поэтому она справилась с этим делом быстро.

– Прикладываете вату. – Попросила она, зарывая концы трубки, какими-то резинками. Я смотрел на нее, а она смотрела на капилляр, взяв коробочку в одну руку, она другой ловко открыла дверь и как всегда унеслась дальше по коридору.

А спустя какое-то время, пришёл лечащий врач и сказал, что мне стоит подышать кислородом, для профилактики. Я чувствовал себя нормально относительно, если не считать вечный дискомфорт, скуку и одиночество, а она так больше и не появлялась.

Всячески избегайте приписывать себе статус жертвы. Каким бы отвратительным ни было ваше положение, старайтесь не винить в этом внешние силы… В момент, когда вы возлагаете вину на что-то, вы подрываете собственную решимость что-нибудь изменить…

Иосиф Бродский (с)

С того дня осени я стал частенько «прикладываться» к кислородной канюли. И это значило только одно, что моё состояние медленно, но верно ухудшалось. Было рано утром, где-то около 8 часов, понедельника, октябрь подходил к концу, а я уже находился здесь около 2-х месяцев, и вот я услышал пение. Я ещё очень удивился, кто в такую рань поёт. Пел девичий голос, слов не возможно было разобрать, но видно песня была печальной, потому что голос был громким, но не веселым и он приближался.

Я привстал с кровати, мать еще спала, и постарался её не разбудить, выйти в помещение между палатой и туалетной комнатой. Кое- как, встав с постели и шаркая ногами, я добрёл до двери. Голос приближался и слова стали четче.

«…Видно долю горькую мне судьба отмерила. Называл единственной, стала не любимая. Что же ты, черемуха мою душу ранила, закружила голову, сердце одурманила. Белая черемуха, над водой качается. От чего хорошее, скоро так кончается. Заплела черемуха, кружево венчальное только слёзы по щекам кататься хрустальные…» – Услышал я, как раз выглянув из-за двери в коридор, мимо прошла, не промчалась, как это обычно с ней бывает, та самая девушка, что ходила ко мне колоть пальцы.

В её ушах были наушники и она, идя по коридору, распевала песню. – «Хм, я даже не знаю, как её зовут».– Понял я тогда, потом не стало интересно, куда это она идёт в такую рань. – «А у нее приятный голос».– Продолжили мои мысли. Песня, как и неизвестная девушка, скрылись и я, прикрыв дверь, вернулся в свое полуживое царство.

Сев на кровати и смотря, как спит моя мама, я вдруг понял, что. – «А песня-то печальная. Значит ей грустно. А так и не скажешь».– Впоследствии я иногда слышал, как она поёт, пока никто её не видит и не слышит, как она думает. А если честно, то я больше никого не видел из медицинского персонала, который бы распевал песни, как она. Да и вообще кого –либо, кто бы распевал песни с утра пораньше.

И вот совершилось, в начале ноября меня взяли на операционный стол. Сердце моё замирало от предстоящего, всю ночь я не спал, как и моя мать. Мысли о ней меня покинули. Да и кто она такая, что б я думал о ней. – «Она – то обо мне врят ли думает. Я для неё один из многих, к кому она просто колит пальцы». – Думалось мне.

Утро настало, серое и не приветливое, как и вчера. Дни были похожи один на другой. Я ждал всё утро и весь день, но меня не звали я начал нервничать. – «А вдруг они не подойдут мне. Врач говорил о тканевой или как это называется не совместимости. Ёще о том, что этот вид пересадок органов ещё не так хорошо освоен в нашей стране, что это очень долгая и тяжелая операция». – Меня это не успокаивал, и естественно я злился, бесился и срывался на матери.

И только в 11 ночи меня взяли на стол, последнее, что я помню это то, как кто-то сказал:

– Не бойся, парен, всё будет хорошо.– А потом я заснул и мне снился сон…

Я не сумасшедший. Просто моя реальность отличается от твоей.

Чеширский Кот (с)

Открыв глаза, я увидел всё как в тумане, кафельные стены, потолок и свет, прям, бьёт в открытые глаза. Отвернув голову от ослепляющего источника, я увидел синий халат, и он почему-то дергался. Приглядевшись, и наведя чёткость я понял, что это хирург, а не просто халат. Я ничего не слышал. И меня это пугало. Я всё видел, но не слышал, будто я оглох. Я даже не мог понять живой или нет. Повернув голову и посмотрев на себя вниз, я вправду увидел себя и меня чуть не вырвало.

Там был я, точнее мое тело. Меня разрезали точно посередине, вся моя грудная клетка была нараспашку, я видел, как отсекают мои измученные легкие, медленно, но в тоже время быстро. И тут я увидел своё сердце, когда легкое приподняли. Оно билось, и оно было совсем не таким как я его представлял.

Мне стало по – настоящему страшно, будто это вовсе не моё тело.

«Стоп, а кто же тогда я?– Подумал я.– Если я вижу себя, это тело. Не себя. Кто я? Я – это я?». – Я приподнял руки, точнее я думал, что руки, но увидел лишь слегка мерцающие очертания рук. Мои руки, которые телесные, так же лежали на столе, еще и раскинутые и закрепленные зажимами, что б наверно не падали.

«Я что умер?! Нет. Сердце-то стучит, значит, не умер. Но, тогда, как же так, что я вижу себя? И сколько время?» – Мне вдруг стало жизненно важно знать, сколько время, почему-то что-то мне подсказывало, что это крайне важно. Взглянув наверх, где потолок, и где светили лампы, я стал шарить по стенам и наткнулся на часы. Они висели, прямо над столиком, на стене. Время было без пяти 3 ночи.

Меня пробрал холод, я не мог понять, что меня так пугает. Света было много, вся операционная и коридор за ней был освещён, но эта тишина, как в вакууме. Стрелки медленно двигались к трём. Всё моё внимание было приковано к ним, мне даже перестало интересовать, что делают с моими легкими там внизу.

И вот как только стрелка встала на 3-х, мне вдруг вытащили пробки из ушей и я слышал всё: как пищит прибор, следящий за моим сердцем, как хирурги переговариваются в операционной, как жужжит электричество в лампах над головой, как дышат люди и я сам, на столе.

Вот стрелка сползла с тройки всего на одну единичку, и меня охватил такой озноб, будто меня окунули резко в ледяную воду с головой. Я стал задыхаться, хотя я и не дышал вовсе, но я понимал, что задыхаюсь. В глазах потемнело, и заплясали темные круги, я пытался дышать, но не мог, нечем было. Когда я, наконец, смог вздохнуть, темнота в глазах стала просветлять. Сначала опять было всё как в тумане, а потом я увидел…

Они взялись, будто из воздуха, их было столько же сколько и медицинского персонала в операционной. Заняв позиции возле людей за спинами, они хищно улыбались и скалили зубы. Я зажмурился, не веря своим глазам. Затем вновь открыл их, но ничего не изменилось. Они были всё тут же.

– Возьмите кровь на газы.– Сказал один из хирургов. Медсестра, тут же подошла к моему телу и набрала кровь из катетера, который был в моей руке. Отойдя от операционного стола, она пошла к выходу из операционной, а это существо последовало за ней.