Я по-прежнему раз в семь дней спускался в подземелье. И каждый раз видел, как состояние Аолы ухудшается с каждым днем. Она просто таяла на глазах. Теперь ее беременность становилась все заметнее. И часто я замечал, как она непроизвольно поглаживает свой округлившийся живот. В такие минуты я едва сдерживал порыв: схватить ее в охапку и просто бросить в открытый портал. В глубине души я не мог поверить, что существа. похожие на Аолу, — умные, цивилизованные эльфы — могут навредить младенцу. От решительных действий меня удерживало лишь осознание того, что я совершенно не знал, как происходит переход сквозь подобную арку. Возможно, насильственное перемещение просто убьет беременную Аолу. Так что мне оставалось лишь, сцепив зубы, наблюдать, как смерть шаг за шагом приближается к несчастной девушке.

Дом, в котором мне приходилось жить под неусыпным контролем Лестрейнджей, был больше похож на руины. Более-менее восстановили лишь пару комнат для меня и моих стражей, все остальные помещения лежали в полном запустении. Книги и ингредиенты для зелий мне доставляли регулярно, исполняя все мои пожелания. Но первая же попытка добиться разрешения покинуть особняк была пресечена на корню. По моим наблюдениям, и сами супруги Лестрейндж не пользовались полной свободой. Скажем так, если я находился в тюрьме со строгим режимом, то им предоставлялся домашний арест. Каждый их выход за пределы особняка согласовывался с Лордом. Признаться, такое положение вещей меня несколько успокаивало. Значит, Волдеморт не заметил моей откровенной симпатии к эльфийке, просто он не доверяет никому и предпочитает держать всех, кто знает о его пленнице, в пределах досягаемости.

Все это было так, но вырваться из заточения не представлялось ни единой возможности. И я понятия не имел, где я спрячу ребенка, если план Аолы увенчается успехом. А решающий час неумолимо приближался.

Все произошло точно в день, просчитанный Волдемортом, наверное, еще до зачатия. В первый день Йоля.

С самого утра я предчувствовал беду. И моя интуиция меня не обманула. После полудня Лорд спешно вызвал нас, и мы спешно спустились в янтарную комнату.

Аола лежала на постели. Ее белоснежные волосы потемнели от пота. Она хрипло дышала, но не издавала ни звука.

— Время пришло!

Лорда буквально трясло от возбуждения. Наклонившись над изголовьем, он почти нежно прошептал, вглядываясь лихорадочно горящими глазами в лицо роженицы.

— Моя прекрасная куколка, ты же выпустишь сегодня на свет моего долгожданного мотылька? Сегодня особенный день. Постарайся меня не разочаровать, дорогая. Иначе мне придется достать его самому. А мне бы очень не хотелось портить твою безупречную кожу. Кто знает, сколько удовольствия ты сможешь мне еще принести.

Услышав последние слова, я невольно посмотрел на стоявшую рядом Беллатрису. Она смертельно побледнела и в ярости прикусила губу. Взгляд, которым она при этом наградила эльфийку, не предвещал ничего хорошего.

Как будто в ответ на просьбу Лорда, Аола вдруг выгнулась как дуга и тихо застонала.

— Вот так, моя дорогая, ты молодец. У тебя все получится!

Волдеморт погладил ее по влажным волосам и обернулся к нам:

— Северус, Белла, помогите ей! А наши места, Рудольф, в зрительном зале. Надеюсь, эта пьеса не продлится слишком долго.

Он отошел к дивану, увлекая за собой Лестрейнджа, и с этого момента начался настоящий ад:

Аола металась в постели, до крови кусая свои бледные губы. Во время особенно сильных спазмов она впадала в полуобморочное состояние и тогда не могла удержаться от мучительных стонов. Я практически ничем не мог ей помочь. И лишь вытирал покрытое испариной лицо и время от времени подносил чашку с растворенным в воде Укрепляющим зельем. Никаким обезболивающим пользоваться, к сожалению, было нельзя. Аола жадно пила и вновь выгибалась от спазмов. Не знаю, сколько это продолжалось, должно быть, несколько часов, которые мне показались вечностью. Наконец эльфийка особенно сильно выгнулась, и я с ужасом заметил, как подол ее ночной рубашки почернел от крови. Беллатриса тоже заметила кровотечение, но ее это зрелище не ужаснуло, а скорее, привело в какой-то бешеный восторг. Она быстро обошла постель и с силой развела ноги Аолы:

— Ребенок пошел, мой Лорд! Я вижу головку!

— Ну, наконец-то.

Волдеморт поднялся с дивана и подошел к изголовью с противоположной от меня стороны.

— Постарайся, моя прелесть. Час близится, я не могу больше ждать.

В тот же миг Аола громко закричала и судорога прошла по ее телу, а на губах показалась кровавая пена. И тут я услышал первый крик новорожденного.

— Родился мальчик, милорд! — сияя, как будто это она родила Повелителю сына, воскликнула Беллатриса. И протянула ему младенца, покрытого разводами темной крови.

========== Глава пятнадцатая. Плоть от плоти моей ==========

Лорд протянул руки и выхватил у Беллатрисы кричащего младенца, нимало не заботясь о том, что пачкает ладони кровью.

— Свершилось… — почти прошептал он, жадно рассматривая маленькое тельце.

— Его надо обмыть, мой лорд… — попытался отвлечь его я, но Волдеморт посмотрел сквозь меня совершенно безумными глазами.

— Нельзя медлить. Час настал.

Схватив с постели окровавленное полотенце, он наспех укутал ребенка, повернулся к Лестрейднжам и коротко бросил:

— Немедленно в Ритуальный зал.

Когда они были уже у самых дверей, он повернулся ко мне и приказал:

— Останешься с ней. Она еще может пригодиться. Если выживет…

И, не сказав больше ни слова, выскочил в коридор.

Когда мы остались наедине, я наконец решился посмотреть в лицо Аоле. Мерлин помоги, ее страшная жертва оказалась напрасной. Ребенок все равно погибнет на алтаре, я ничего не смог сделать для него. Быть может, еще не поздно спасти хотя бы эльфийку? Я бросил взгляд на стену и застонал от отчаянья. Арка медленно исчезала. Ее контур был еще виден, но искрящаяся метель уже исчезла за плотной завесой мрака. Минута, и передо мной была просто стена.

— Северус…

Шепот Аолы вывел меня из ступора, и я склонился над ней:

— Помоги, пить…

— Да, милая, да.

Я схватил со стола чашку с водой и поднес к ее губам. Она жадно выпила все до капли и посмотрела мне в глаза. Я же не знал, что сказать ей в утешение. Ком стоял в моем горле, а к глазам подступала предательская влага.

— Как много вы взяли от людей… — очень тихо, в каком-то полубреду прошептала она. Я склонился еще ниже, пытаясь понять, что она пытается мне сказать. Эльфийка подняла руку и вдруг мягко провела по моей щеке, стирая слезу.

— Все хорошо, Северус. Все хорошо…

Нет, она точно бредила. И я не стал разрушать ее иллюзии, возможно, это были последние минуты ее жизни, ей незачем умирать в отчаянии. Милосердное забытье лучше для несчастной. Вдруг она тихо застонала, прервав мои горестные размышления. Я взял ее за руку:

— Чем мне помочь тебе, только скажи…

— Сейчас, сейчас…

Легкая судорога прошла по всему ее телу, она напряглась как струна, прикусила губу и тут же расслабилась, слабая улыбка осветила ее бледное лицо. В ту же секунду раздался первый крик новорожденного младенца. Не веря своим ушам, я дрожащими руками приподнял подол ее сорочки и остолбенел: меж ног Аолы лежал ребенок. Девочка.

— Надо перерезать пуповину… — слабо прошептала роженица. Да уж, акушер из меня получился первого класса!

Схватив брошенный Беллатрисой нож, я осторожно отрезал пуповину и взял младенца на руки. В отличие от брата, ее кожа была почему-то абсолютно чистой, а белоснежные волосы — практически сухими.

— Дай мне ее, пожалуйста!

Я осторожно положил девочку на грудь Аолы. Эльфийка нежно вглядывалась в маленькое личико и улыбалась.

— Азарика. Моя Азарика. Девочка моя. Какое счастье…

Прижавшись губами к белокурым волосам ребенка, она на минуту прикрыла глаза и затихла. Затем вздохнула, с трудом подняла слабеющими руками девочку и протянула ее мне.