****

ЛОНДОН

В день, когда Грэм ушел от него, то отдал ему список и шкатулку. Это был длинный список, на линованной бумаге, написанный аккуратным почерком и с красивыми заглавными буквами. Он убрал записку в блокнот, в который он пишет песни. Он знал, что Деймон найдет его на следующий день после последнего дня тура.

Список был короткие, но искренней. Он закончил читать и аккуратно убрал записку на полку, а затем пошел в Вестборн-Гроув и погрузился в поиски фольги и зажигалки

Той же ночью он обнаружил, что гладит поверхность деревянной шкатулки, той самой, что подарила ему мама, и той же самой, что он, в свою очередь, подарил Грэму. Она была сделана его из его любимого дерева. Из-за частого использования узор сбоку практически стерся. Все известно, что магия существует — говорила ему мама. Пальцем он нарисовал знакомый пятиугольник.

Он осторожно открыл коробку, стараясь не сломать петли и посмотрел внутрь. Там была коллекция небольших бусин, наполовину нанизанных на нитку. Он осторожно дотронулся до шеи кончиками мозолистых пальцев. Он нахмурился, потому что все еще не мог привыкнуть к тому, что на шее ничего нет. Внутри лежала записка, которая была написана торопливым почерком. «Поздравляю с тем, что ты стал отцом. Рад за вас обоих»

Известно, что магия существует, — сказала она. — но теперь никому нет дела до этого.

========== Глава 8 ==========

Если же я все-таки знаю, что такое любовь, то это благодаря тебе. Тебя я мог любить, тебя одного среди людей. Ты не знаешь, что это значит. Это значит источник в пустыне, цветущее дерево в дикой глуши. Тебе одному я признателен за то, что сердце мое не иссохло, что во мне осталось место, способное принять милость.

«Нарцисс и Златоуст» Герман Гессе

2008, Рейкьявик

Больно не будет, но только если ты этого не захочешь.

Шестьдесят миллиграммов ‘Оксиконтина’ каждые двенадцать часов. В день нужно принимать не более двух таблеток. Половину таблетки каждую неделю.

Боль постепенно проходит, а ужас отступает перед тоской, молитвой. Наркотики — это религия. Привычки — это религия. Знакомства — это религия. Мы избегаем перемен. Мы поклоняемся мирскому, потому что знакомство — это добрый Бог.

Становится лучше. Это восстановление, напоминал себе Деймон, когда его рука задрожала и пузырек с таблетками чуть не упал на стол. Оранжевое солнце за окном начало садиться над исландским морем в тающей дымке света. Желтая звезда здесь казалась больше, и боже, это напоминало ему о том, что его смерть — это ничто.

Еще пять дней. Еще пять дней, сто двадцать часов, еще пять закатов и билет на самолет в один конец до Лондона, назначенный на четверг, который приколот к доске на кухне — это напоминание о награде за его мучения. Пот стекал с висков ровными струйками. Было шестьдесят два градуса, но ему показалось, что восемьдесят. — Либо термостат сломался, — подумал он, — Либо он сошел с ума.

Последний раз он принимал героин сорок восемь часов назад.

Лихорадочно соображая, он решил поспать. Он снял с себя рубашку, брюки, боксеры и носки. Его рука замерла на шее, большой и указательный пальцы перекатывали янтарные бусины, размышляя, колеблясь. Алтарь мертвого бога.

Он не верил в магию, но сейчас был в отчаянии. Он отчаянно нуждался во всем. Решив не снимать бусы, он откинул одеяло с кровати и залез под него. Таблетки ‘Оксиконтина’ не должны были долго действовать, подумал он, может быть, еще минут тридцать. Он справится. Он закрыл глаза и попытался уснуть.

***

Ему всегда снился дождь. Он спрятался под деревом у стены, вытянув руки к большим и густым ветвям, которые давно замерзли из-за зимнего мороза, и подтянулся, скользя резиновыми подошвами по мокрой коре. Начинало темнеть, и он знал, что ему нужно забираться наверх, как можно выше, потому то, что приходит ночью, никогда не предвещает хорошего.

Он прижал колени к груди, и попытался вспомнить своего друга, попытался вспомнить Грэма. Когда тьма сгустилась еще больше, он начал дрожать. Именно тогда, в момент беспомощности, он снова услышал вой. В первую ночь он думал, что это плод его воображения, возможно, чистая истерия, вызванная чувством изоляции. Но это было не так.

Он вспомнил, как Грэм описывал невидимого монстра, который скрывался и прятался в деревьях; вой, который гнался и следовал за ним, куда бы он ни шел. Деймон не верил в монстров тогда, когда они были детьми. Теперь он чувствовал себя иначе.

Он закрыл глаза и зажмурил их. Мысленно он заставил себя проснуться, открыть глаза. Но это не срабатывало. Что бы это ни было, оно начало впиваться своими длинными когтями в ствол дерева. Под ним раздался громкий треск, а затем тяжелый, всплескивающий звук ломающейся коры дерева, разбивающейся о землю. Теперь вой превратился в низкое рычание. Он знал, что лучше всего будет спрыгнуть с дерева в реку и уплыть. Его шансы на земле, когда существо преследовало его, были в лучшем случае невелики — он знал это, но у него не было другого выбора. Я могу умереть здесь, подумал он, или умереть через несколько минут. Он решил, что рискнет. Собравшись с духом, он зажмурился и задержал дыхание.

***

Грэму казалось, что он шел слишком долго. Каждый его сон начинался одинаково, в одном и том же месте, на одной и той же дороге, он чувствовал холодный бетон под кончиками пальцев, когда шел вдоль бесконечной стены. Лучше стена, чем бесконечная дорога, которая постоянно петляла.

Внезапно кончики его пальцев провалились в углубление, и, отступив назад, он увидел дыру в стене, выдолбленную и пронизанную сломанной арматурой. Опасаясь, что кто-то может преследовать его, он оглянулся через плечо, затем, убедившись, что он действительно один, опустился на колени и заглянул в отверстие в стене.

По другую сторону было темно, почти черно, как будто это была пещера, а не другой сторона стены. Грэм просунул руку и почувствовал влажную траву между пальцами. В этом нет смысла, подумал он про себя. Он прищурился, глядя на солнце над головой. Откуда ни возьмись, холодный ветер из отверстия в стене пронесся мимо него, заставляя его кости дрожать.

Уставившись в темноту, он сложил ладони рупором и выкрикнул имя своего друга. Глухое эхо его голоса ответило ему. В это нет смысла, подумал он и нахмурился.

***

Он всегда придерживался списка. Две чашки кофе, сто пятьдесят миллиграммов кофеина утром. Одна чашка «Эрл Грея» во вторую половину дня, Амбиен для сна и его обычный ежедневный коктейль из таблеток, рассортированных по крошечным прозрачным пластиковым отделам, аккуратно уложенным в чемодан рядом с пятью рубашками, двумя парами брюк, нижним бельем и зубной щеткой. Он пересчитал на пальцах: двадцать таблеток по разным назначениям, одну надо принять перед сном в самолете, другую-после прилета, чтобы успокоить нервы, не больше двух таблеток в день.

Вот как выглядит восстановление, напомнил он себе, проходя через терминал с сумкой в одной руке и посадочным талоном в другой. Это то, что делают люди, которые не являются нормальными, чтобы быть нормальными.

Его телефон завибрировал.

— Привет, Ал — ответил Грэм, понизив голос. — Я не могу сейчас говорить.

На другом конце провода повисла пауза, прежде чем голос Алекса, темный и хриплый после сна, ответил:

— Ты уверен, что хочешь это сделать?

Грэм прикусил верхнюю губу, потом опустил глаза и принялся изучать шнурки на ботинках.

— Алекс.

— Это гораздо больше, чем просто свидание.

— Я знаю. — ответил Грэм.