— Присцилла, — внезапно отстранившись, сказал Рейджи. Ровенна, все еще находясь в неком экстазе от нежного и аккуратного укуса, непонимающе посмотрела на юношу, который слегка покрутил шеей; кажется, наклоняться к ней так низко было совсем неудобно. — Это имя латинского происхождения, оно означает «мудрость веков», потребность доминировать всегда и везде. А если у нас действительно три дочери, то одна из них будет Реджиной.

— «Царица», — перебила Ровенна, выдыхая это имя с каким-то обожанием. Ее глаза сверкнули в искусственном свете, и на мгновение пробежавший блик окрасил их в золотистый цвет. — С идеалистическими наклонностями… — тут она улыбнулась, ее лицо просветлело, сделав девушку еще прекраснее. — Мне нравится. Прекрасные имена, — и, приподнявшись, Ровенна игриво поцеловала Рейджи в щеку. Очень целомудренное для них двоих действие.

***

— Почему ты…

Юи запнулась, поморщилась от легкой головной боли и слабости во всем теле. Руки затекли, как и ноги, поскольку девушка изначально села не в лучшем положении, так еще и было очень холодно. Ровенна бросила на нее равнодушный взгляд, который дал молчаливое разрешение продолжать, но Юи Комори устало выдохнула и снова откинулась спиной на стену подвала. Вампирша не стала наставить: ее холод не трогал, она смотрела на то, как по трубкам, присоединённым к запястьям рук блондинки, стекала кровь, и периодически бросала взгляд на вздымающуюся грудь Юи, проверяя, как та дышит. Ровенна постучала по одной из трубок. Их открытые расширенные концы сводились в темно-коричневую вазу, и большая ее часть была уже заполнена.

Это был какой-то подвал, явно в доме Сакамаки, но Юи уже приходилось видеть другой подвал — комнату с пытками, которую ей так «любезно» показал Аято. Эта же комната была несколько поменьше, с идеальными гладкими стенами, потолком и полом из черного камня, без малейших неровностей, с небольшим окошечком у самого потолка. Это окно и зажжённая Ровенной небольшая керосиновая лампа, стоящая у самых ног Юи, были единственными источниками света. Комори была усажена ближе к стене на какой-то плед, который сам пропитался сыростью подземелья и ничуть не предотвращал переохлаждение.

Когда Ровенна приводила ее сюда, то молча прокалывала ей вены, и отходила к этому окну, замирая и стоя так до самого конца «операции». Юи, несмотря на то, что Ровенна была нечистью, являлась самой красивой женщиной, которую блондинка когда-либо видела. В свете луны, со сверкающими глазами, идеальным бледним лицом и каким-то печальным выражением, Ро вызывала чувство слепого обожания и беспричинной любви; Комори могла понять, почему в те нечастые визиты в школу, на Ровенну обращали внимание стольких парней: ее хотелось любить, холить и лелеять, хотелось стереть эту печать грусти с ее лица. Юи невыносимо хотелось узнать, о чем же думает прекрасная женщина, когда замирает так на полчаса или больше.

— Почему я не пью твою кровь? — внезапно закончила за блондинку Ровенна, и та опасливо кивнула, начиная дрожать, что привлекла внимание хищника. Но Сакамаки расслабленно улыбнулась и повернулась к своей пленнице.

— Твоя кровь особенная, поэтому она нужна мне, — Ровенна подошла к ней и присела, внимательно заглядывая в уже затуманенные карминовые глаза. Ровенна скользнула длинными, аккуратными ногтями по красивому детскому личику. — Во многом, это именно из-за твоего отца. Я помню, что обещала рассказать, и я это сделаю, как только эта ваза, — Ро кивнула на темный сосуд с кровью Комори. — Заполнится. Тогда произойдет кое-что важное, и многое в твоем мировоззрение перевернется. И тогда только ты будешь решать: оставаться кровавой шлюхой или стать кем-то выше.

— Поэтому… — Юи тяжело выдохнула. — Поэтому они говорили о невесте?

— Не совсем, — Ровенна нахмурилась и встала, потирая ладони. — У тебя есть право выбора: выбираешь одного из моих братьев и перестаешь ходить по рукам. И твой избранник становится немного ближе к вампирскому трону, — тут Ро резко обернулась и посмотрела на Юи золотистыми глазами. — Кроме Рейджи, конечно. Он — мой.

— Понимаю, — слабо улыбнулась Юи, но эта невинная улыбка на красивом лице оставила Ро равнодушной. — А… мой отец. Он еще жив?

— Жив, — ответила вампирша. — И даже многим больше. Но то, что ты до сих пор говоришь, означает, что я могу еще выкачивать из тебя кровь, м?

Юи тут же примолкла, понимая, что если Ро продержит ее тут дольше, Комори не поздоровится.

— Пей свой сок и будь хорошей девочкой — не задавай лишних вопросов.

Ровенна вновь стала холодной красавицей в свете луны, и блондинка рассматривала ее уже молча: поначалу Юи наивно и ошибочно предполагала, что Ровенна на своих братьев-садистов не похожа, или имеет менее кровавые наклонности. Даже после того, как вампирша чуть не убила ее, укусив — даже тогда, ведь Ровенной двигал обычный голод, кроме того, она была беременной. Ровенна не опускалась до бессмысленного истязаний, извращений и издевательств — ей надо было, она брала без лишних слов. И Юи надеялась, что Ро будет лучше, добрее, но теперь понимала, как она жестоко ошибалась. Да, сестра Сакамаки не опускалась до того, что делали ее братья, но причина была проста — Юи нужна была Ровенне для другого, и тут Комори видела, как решительна красавица шатенка в своих стремлениях. Душа Сакамаки — если у нее такая была —темней любой другой, она просто пропиталась гнилью, но была предана одному делу, которое Ровенна выполняла.

И Юи хотела бы сказать, что человек с такой душой никогда никого не полюбит, но и это было ложью — Ровенна любила. Любила так сильно и полно, что даже Юи не сомневалась в тех чувствах, которые Рейджи и его сестра питали друг к другу. Было ли это пошло? Да. Омерзительным? Да, это же инцест, Господь всемогущий, что может быть отвратительнее? Но это была любовь, и даже свято верующая в Бога Комори не могла этого отрицать. Извращённая и неправильная, отраженная в кривом зеркале, как все в этом особняке, но любовь. Да. Она.

— Ты поспи, — внезапно обратилась к ней вампирша. — Во сне все легче. И тебе полегчает.

И Юи действительно засыпает, смотря на небольшой живот вампирши, в котором живет жизнь. Тоже — неестественная, а все-таки жизнь.

Ровенна поджала губы и посмотрела на луну в небе. В ту ночь, когда она впервые познакомилась со старшим сыном Азазеля Финником, тоже светила луна. Ей было семнадцать лет.

Сакамаки всегда любила ночные прогулки верхом. У нее был любимый черный конь, подаренный Рихтером на шестилетие маленькой вампирши, и хотя с дядей отношения складывались так себе, подарок ей нравился. Беатрикс, конечно, подобное не одобряло, но к четырнадцати годам Ровенна уже поняла, что мать ее отчего-то боится, и не может ею управлять. Карл Хайнц, отец, которого они видели и того реже, конечно не интересовался чем по ночам занималась его дочь. Теперь же, когда с момента ее знаменательного знакомства с самим Азазелем прошло почти три года, девушка не боялась уже никого и ничего, в ней крепилась мысль, что бояться теперь должны ее.

Было прохладно, холодный свет луны, пробившись сквозь листву, окружили голову вампирши ярким ореолом. Ее волосы были заплетены в тугую косу, а сама Ровенна уверенно и гордо держалась в седле. Она доехала до небольшой реки, миновав которую, оказалась в еще более густом лесу, и уже там пустила Деамуна на более медленный шаг. Лицо ее просветлело — она наслаждалась этим мгновением. Еще какое-то время она слышала, как радостно бурлила, струилась по камням, текущая вода, но вскоре этот звук растворился в лесной тишине.

— Хорошо, доскачем до северных холмов и вернемся обратно, — наклонившись к уху коня, шепнула Ровенна. Деамун согласно дернул головой и перешел на легкий бег. Но неожиданно, на небольшой, залитой лунным светом поляне, Деамун заартачился, и остановился, то уходя вперед, словно желая вернуться к особняке, то делая резкие скачки вперед. — Эй! — возмущённо крикнула Ровенна, ударив Деамун по бокам. Конь остановился на пару секунд, а потом начал трясти головой и бить копытом землю.