А еще он волновался. Потому что Талия была единственной, кто заботился о нем, не прося ничего в замен. Разве что, она просила, чтобы о ней самой заботились, и это был равноценный обмен.

Роман был токсичен. Любил свой чистый бурбон и всегда смотрел так, словно голыми руками проникает в душу. Он ― весомая причина, чтобы запретить себе даже смотреть в его сторону, дабы, дай Бог, не повезло стать предметом для его интересов. Это было устойчивое мнение, которое Талия сама себе зачитывала наизусть, ведь хотела быть в безопасности.

Но, когда он присылает ей цветы ранним утром с запиской «Прости меня» и «Поговори со мной» становится трудно дышать, а ноги словно прирастают к полу. Самостоятельная жизнь становится труднее, чем хотелось быть, когда все плохие мысли по поводу Годфри забываются, а улыбка мелькает на ее губах, когда он проезжает мимо ее дома. И ведь ждет, что она ответит, выйдет, нова будет рядом.

Роман сменил свои любимые пиджаки на мягкие свитера и тёмные водолазки. Его взгляд перестал быть таким диковатым, скорее более изучающим. Убежать саму себя в опасности становилось трудно, когда ты больше не чувствуешь её.

Талия Лавр-Янссен расцветает на восприятии Романа Годфри яркими пятнами. Когда они впервые встречаются, пустота выедающие сладко тянет низ живота Романа – такое чувствуешь, когда сидишь в почти пустом коридоре больницы, глубоко вдыхая запах медикаментов, которыми все там пропитано; когда спускаешься по лестнице, оступаешься и пропускаешь одну ступеньку; когда поскальзываешься, но в последний момент удерживаешься на ногах.

― Талия! ― громко кричит Роман, не выдерживая завывание ветра, шороха листвы, плеск воды. Все это говорит почему-то об одиночестве, а его Роман ненавидит больше всего.

― Я здесь. ― внезапно слышится ответ, и Годфри спешит туда, откуда раздался голос. Он обнаруживает Талию в совершенно интересном положение: она сидит на краю какой-то старой пристани, свесив ноги в воду и накинув куртку на плечи. Роман не уверен, что доски выдержат, если к весу Талии прибавится еще и его, но все-таки аккуратно ступает на них. Талия поворачивает голову, и куртка слегка сползает с плеч. Роман понимает, что под курткой кроме лифчика ничего нет и в два шага преодолевает расстояние между ним и Талией, уже не заботясь о досках.

― Ты же замерзнешь! ― шипит он, стискивая плечи девушки. Она смотрит на него, и он концертирует своей взгляд на ней, весь мир, как бы близок он не был, растворяется.

― Я красивая, Роман? ― шепчет Талия. В ее голосе звучат какие-то новые, певчие нотки. Роман, сглотнув, кивает. ― Тогда, поцелуй меня.

Роман судорожно кивает, поддаваясь вперед. Рука Талии легла на его щеку, и Роман ощутил, как она была холодной, практически ледяной. Губы Талии ― да и вся ее кожа ― посинели от холода, а волосы у девушки были мокрыми. Роман подумал о том, какого черта она вообще решила искупаться в озере ― вода была еще очень холодной. Годфри прижался ближе, впиваясь жадным поцелуем в ее губы. Руки быстро опустились, скользя по девичьи талии, и остановились на бедрах. И тут Роман почувствовал, что что-то не так.

Он приоткрыл глаза, и слегка скосил взгляд вниз, там, где по идеи, должны были быть ноги Талии. А потом парень с криком отстранился от девушки, оседая на доски и судорожно отползая от… нее. Талия усмехнулась, обожая ряд ровных, заостренных зубов.

― Нет, чего-орать-то? Так ― все нормально, а как хвост увидят…

Роман действительно думал, что сошел с ума. Потому что иначе он не мог растолковать то, что вместо ног от бедер талии шел ровный покров чешуи, приобретающий вид… ну да, по сути, это был именно хвост. Роман, тяжело дыша, глянул на девушку перед ним и только сейчас заметил, что на шее у нее несколько ровных ран, напоминающие жабры, в волосы вплетены луговые цветы, а на руках между пальцев ― перепонки.

― Твою мать. ― выдохнул Роман, проводя рукой по лицу, стирая холодный пот. Талия усмехнулась.

― Считай, мы в расчете.

В ее голосе появились какие-то странные нотки. Они словно дурманили, заставляя забыть о минутном открытие. И Роман бы поверил, что Талии вправду весело, если где-то внутри ее глаз, у самых зрачков, не было страха. В этом чувстве было отражение его собственного ― он боялся потерять ее, если она узнает правду; Талия боялась потерять его, если он узнает правду.

Роман справился с собой. Вдохнул холодный воздух и подсел ближе. Он еще раз оглядел Талию и потом посмотрел на хвост. Он был с черной чешуёй, слегка отливающей серебренным в свете луны. К низу он явно сужался, но поскольку он был опущен в воду, Роман не мог видеть его всего.

― Ты можешь его вытащить? ― спросил Роман. Талия кивнула и руками начала перебирать позади себя, буквально вытягивая хвост на пристань. Роман подхватил девушку за талию и легка вытянул ее.

― Спасибо. ― ухмыльнулась Талия, слегка поводя хвостом. К низу он раздваивался и свисал волнистым… чем-то. Плавниками, наверное, будет верным назвать это так.

― Прикоснуться можно? ― снова задал вопрос Годфри. Лавр улыбнулась.

― Можно.

Тонкие пальцы прошлись по сухой чешуи.

― Он быстро высыхает. ― говорит Талия. Хвост дернулся, Роман быстро убрал руку. Талия усмехнулась.

― Значит, русалка? ― внезапно весело спросил Роман, усаживаясь рядом с Талией. Открытие, конечно, удивляло, но не шокировало. Возможно, он хотел немного обдумать эту ситуацию, но желания убежать не было. Хотя, если сравнивать с Талии ― она то хоть никого не убила.

Девушка фыркнула.

― Ненавижу это определение. Мавка, водяница, купалка ― все лучше, чем русалка.

Роман смотрит вверх. Небо усыпано миллиардами звезд, и это красиво. Талия поправляет куртку на своих плечах.

― И как давно ты такая?

― С рождения. ― просто отвечает девушка. ― Вся женская часть семьи рождается… такой. ― Талия дернула хвостом. ― Ты начинаешь превращаться с первым менструальным циклом. В течение года об этом можно почти забыть ― единственное, ты не можешь есть не соленое еду и практически никогда не испытываешь холода. ― Роман усмехается. Он часто ругался с Талией по поводу того, что зимой она ходит в кожаной куртке, которая не могла согреть, и вообще наплевательски относится к своему здоровью. ― Но со мной было что-то не так. Я узнала обо всем год назад, когда…

― Впервые переспала со мной? ― с очаровательной улыбкой уточнил Роман, за что получил толчок под бок. Нет, по сути, он был прав, но не говорить же ему об этом.

― Теперь, каждый день Святой Троицы я должна оказываться где-то, где воды больше чем в ванне или бассейне. Нужен природный источник, так сказать. И целую ночь торчи здесь в одиночестве. Кошмар.

― Ну, теперь будем торчать вместе. ― заявляет Роман. Талия смотрит на него с сомнением. ― Ты же не думала, что это что-то изменит.

― Я хотела показать тебе, что твоя тайна мало что меняет. Просто сначала я испугалась, но по сути, я ничем не лучше тебя. К примеру, за несколько дней до Святой Троицы ужасно хочется крови, потому что в ней много соли. Иногда даже клыки прорезаются.

― Ты всего лишь русалка, Талия. Ты ― такая, а твой парень ― упырь, пожирающий людей. ― усмехается Годфри. Талия слабо улыбается. Кивает. ― Мы оба монстры. Мы созданы друг для друга.

― Спасибо. ― внезапно говорит Талия, сжимая пальцы Годфри своими. ― От монстра к монстру.

Роман усмехается. Талия кладет голову ему на плечо, и они оба смотрят в небо. Да, возможно, монстры. Но они стали намного ближе, чем могли представить. Они были нужна друг другу. Они одинокого пытались спасти свои сердца от боли.

Роман Годфри любил Талию Лавр, точно. Он на это способен. Были вещи, необходимые ему. И самая главная из них — Талия Лавр.

А если Талии нет, то и Романа без нее нет.

Сейчас

― Скоро опять будет день Святой Троицы. Давида надо убить до него.

Талия стоит около кровати, сложив руки на груди. Роман стоит напротив, внимательно смотря на девушку. Талии, честно говоря, от этого взгляда как-то не по себе становится, но виду она старается не поддавать.