Стрелка алетиометра то замирала, то начала свой бег вновь, но разобраться точно, что он мне показывает я не могла. Кончики пальцев неприятно покалывало от неизвестного чего, а глаза начинают слезиться от холодного морского ветра. Я все так же упрямо смотрю на циферблат компаса, но стрелка замирает на Солнце. Власть, истинна. Что должно случится? Упрямо закусываю губу и устанавливаю три стрелки на другие символы: луна – тайна, Богоматерь – поколение, а третью оставляю на Солнце. Ну же, давай. Четвертая стрелка, которая управляют алитоеметром, качнулась, закрутилась в бешеном ритме, сбивая другие стрелки, но вновь застыла на Песчаных часах. Смерть, изменения.

− Ты не концентрируешься на вопросе. – раздался мягкий голос, и я обернулась. Аслан вышел из леса, и в его пышной гриве сверкали лучи закатного солнца. Золотистый мех льва горел сверхъестественным огнем. Я встала, подумав о том, что мне, вероятно, надо встречать повелителя Нарнии стоя. Лев поравнялся со мной.

− Ты должна освободить свой разум от посторонних мыслей, думать только о интересующем тебя вопросе. – Лев посмотрел на алетиометр в моих руках, а я – на него. – В твоих мыслях Хаос, Элизабет. Ты должна быть предельна спокойна.

− Я пытаюсь. – горько, и как-то с отчаяньем. – Хочу узнать, что происходит, но… В голове такой бардак, что я просто не могу. Хочу узнать, кто я? Почему я Колдунья? Как я связанна с Джадис и…

− Почему ты решила, что связана с Джадис? – внезапно мягко перебил меня Аслан. Я удивленно посмотрела на него и пару раз моргнула. Щеки предательски окрасились в нежно-розовый цвет.

− Я просто чувствую это. – смущенно пробормотала я.

− Хорошо. – кивнул Аслан. – Элизабет, в тебе существует очень сильная и древняя магия, которой тебе следует научиться управлять. Однако сделать ты это сможешь, лишь приняв ее. – я собиралась возразить. Аслан называл это магией, я – своей внутренней птицей, которую привыкла сдерживать. Боялась, что стоит мне хоть на миг поддаться этому влечению, как произойдёт что-то ужасное и я потеряю всех. Потеряю себя.

− Когда-нибудь, тебе придётся это сделать. – мягко сказал Аслан. Неужели, я говорила вслух? – будет легче, если ты будешь делать это постепенно, а не в одно мгновение. Такой выплеск может повлечь за собой большие беды. Научись жить в мире с собственной сущностью.

На несколько секунд повисло долго молчание. Оно не было неловким, или отягощающим. Я пыталась осмыслить слова Правителя Нарнии. Пальцы все еще покалывало.

− Что я должна спросить? – прошептала. – Как из сотни вопросов выбрать только один?

− Вернись к началу. – посоветовал Аслан. – Спроси алетиометр, как Колдунья пришла к этому. Спроси его о ее первом грехе.

− Как это связанно со мной? – уже в отчаянье спросила я. Аслан не ответил, лишь посмотрел на меня со смесью суровости и ожидание. Ладно, попробуем. И так, грехопадение.

Змея – вероломство, Ангел – непослушание и Молния – рок. Стрелка алетиометра медленно колыхнулась, начала набирать скорость.

«В чем первый грех Колдуньи?» Стрелка начала бешено крутиться. Одна из трех стрелок соскользнула со знака Змеи и остановилась на Верблюде – упорство.

«В чем первый грех Колдуньи?» Альфа и Омега – неизбежное.

«В чем первый грех Колдуньи?» Песчаные часы – смерть.

Я задохнулась от внезапно нахлынувших знаний. Я продолжала смотреть на алетиометр, и как во сне видела абстрактные картинки. Как изображения в водной глади, только вода была золотым песком.

− Что ты видишь, Элизабет? – голос Аслана словно путеводная нить в этом золоте. Оно душило меня, пленяло, но я все еще видела происходящие. Я заговорила медленно, словно не уверена в том, что происходит. Стрелки, словно в помощь, продолжали поочередно останавливаться на других символах.

− Колдунья, а рядом с ней – женщина. Богоматерь означает поколение, значит они из одной семьи. Джадис злится на нее, хочет ей смерти, но выжидает удобного момента <i(хамелеон – терпение) Женщина должна стать Королевой, я вижу золотую корону на ее голове. Но Колдунья этому мешает…

В голове все звенело. Глаза стал заволакивать красный дым, а в груди неприятно саднить. Вокруг меня, словно заполняя все пространство, раздавались крики людей, звон оружия. В нос проник запах гари, неприятно щекоча его. Я терялась в этом кровавом окружении – словно разом выключили мое зрение и осязание. Жаль, что слышать я не перестала – стоны умирающих раздавались рядом со мной. Я задыхалась.

− Посмотри. – голос Аслана раздирал эту пелену, но я не осмеливалась открыть ранее закрытые глаза. Ощущала Льва я скорее на каком-то эмоциональном уровне, чем на физическом – рядом сом ной его не было. – Смотри. Вон там, у подножья гор.

Я открыла глаза и, несмотря на творившийся вокруг меня хаос, разглядела высокую фигуру в капюшоне – там, куда и сказал смотреть Аслан. В ее руках был маленький сверток. Я следила за ее аккуратными шажками, видела, как одной рукой она прижимает к себе сверток, а другой поднимает клинок одного из умерщвлённых война. Ее губы шевелятся, а по лицу струятся слезы – я видела это даже через то расстояние, что нас разделяло. Спины коснулось что-то мягкое, но ощутимо тяжелое – я сорвалась с места и побежала к фигуре в капюшоне. Аслан подтолкнул меня, а в руках я сжимала Алетиометр, который излучал холодный золотистый свет.

Нельзя было точно распознать – женщина это или мужчина. Высокий рост и то, как неизвестный сжимал меч, подталкивали на мысль о том, что это мужчина. Однако в его/ее движениях было нечто пластичное, грация, которую мужчина просто не мог демонстрировать. Я откинула свои размышления, двигаясь за быстро перемещающийся фигурой. Она двигалась рывками, словно боясь быть замеченной, хотя, скорей всего, так и было. Рассмотреть неизвестного возможности так и не представлялось – я была ниже, гораздо ниже, а заглянуть в лицо мне мешал капюшон. Удивительно, как он мог вообще что-то различать перед собой, однако шаги неизвестного были четкими и уверенными. Так идет человек, который не сдается. Который еще не все сделал, не все успел, не сделал самое главное – подозреваю, его «незавершенными делом» был то, что он держал в руках.

Мы практически скрылись в лесной глуши, когда некто остановился. Прямо напротив деревьев, чьи стволы стояли параллельно друг другу, а ветви сверху сплетались, образую подобие арки. Листва облетела, некоторые рядом стоящие деревья были сожжены, но природная арка была нетронута. Я всмотрелась – между сплетающимися стволами был такой же лес, однако незнакомец остановился. Он скинул капюшон, и я наконец-то смогла увидеть… и задохнуться.

Если это была не Колдунья, то некто очень на нее похожий – мне так казалось, потому что Колдунью я видела только в одном их своих кошмаров. Когда мы спали в той норе вместе с бобрами, я видела сон – нечто абстрактное, состоящие из лиц и звуков. Все что я смогла запомнить – выхваченное лицо Колдуньи. Оно могло бы даже показаться мне красивыми, если бы не было искажено яростью и ненавистью.

Но лицо этой незнакомой бедной женщины было искаженно страхом, горем, а по лицу текли слезы. Она отстранила сверток от груди и подняла на уровень своего лица. Жадный огонь, что горел позади нас осветил то, что она держала. Ребенка. Ребенка, которому едва ли исполнился год. Малыш спокойно спал, не зная, что происходит. От света пламени, что осветили его лицо он не проснулся. Я прикрыла глаза, а когда открыла, женщина судорожно прижалась губами к лбу. Это прикосновение я физически ощутила на себе. Рука машинально потянулась ко лбу, а глаза заслезились. И в этом уже был виноват не дым пожаров.

Расстояние между мной и людьми из прошлого было минимальным, я слышала, как тяжело и прерывисто дышит женщина, как причмокивает губками спящий младенец. Слышала свою собственное сердце, отбивающее чечётку.

− Я молюсь всем Богам, − слова женщины оборвали ее собственный всхлип. – Чтобы ты была в безопасности и оказалась так далеко отсюда, как только можно. – мир, как кокон, сузился. Были только я, женщина и спящий младенец. Это такой близости мне стало жарко, а слезы холодными каплями стекали по раскрасневшимся щекам. Я молчала.