— Остынь же, Уизли, — небрежно бросил Слизерин-младший, — и да, я удостоился такой чести, как разговор с дотошной грязнокровкой. К сожалению.

Уизли сжал кулаки, покраснев от уха до уха:

— Держись от неё подальше, слизняк, иначе…

— Иначе что ты сделаешь? — насмешливо перебил его Снейкиус. — Запустишь в меня шахматной доской?

Рон задумчиво посмотрел на него. У него словно красная лампочка в голове загорелась.

— А ты не такой тупой, — сказал он, — как остальные слизеринцы. Может, сыграем?

— Скажи мне, Уизли, — презрительно фыркнув спросил Снейкиус, — хоть одну причину, по которой я должен согласиться?

— Ты один, твой давний друг превратился в заядлого врага, ты оттолкнул единственного друга Малфоя, тебе не с кем поговорить, твоя девушка отказалась от тебя, Гермиона снова вернулась и не оставит тебя в покое до тех пор, пока не вытащит из тебя Малфоя. Меж тем, даже у такого мерзавца, как он, есть люди, которым он дорог, и которые готовы бороться за него. А все, кого знал ты, давно мертвы. Достаточно причин, или продолжить?

Снейкиус лишь окинул своего надоедливого собеседника быстрым пренебрежительным взглядом:

— Что же, мне абсолютно всё равно, о чём ты только что разглагольствовал. Но я буквально маюсь от скуки, а посему, тебе чрезвычайно повезло — я выдержу твоё присутствие ради одной партии. И, не сомневайся, одержу победу.

— Это мы ещё посмотрим, — уверенно ответил Уизли, — вечером. В столовой. За час до отбоя. Сегодня. Идёт?

— Я буду — сказал Снейкиус, и встав, прошипел: — А теперь, уж не обессудь, но у меня буквально конвульсии от твоего присутствия. Всего недоброго, Уизли.

И вышел, закрыв за собою дверь.

Гермиона вошла в комнату, когда за окном уже совсем стемнело. Переодевшись в пижаму, она укуталась в плед, взяла стул, и села на него перед зеркалом. Взглянула.

Милисент смотрела на него с печальной улыбкой, которую она уже видела несколько раз. Похоже, она не умела улыбаться иначе.

— Он такой мерзавец, — покачала головой она, — за что ты его полюбила?

— Любят не за что-то, — медленно отозвалась Милисент, — а вопреки, Гермиона Грейнджер.

— «Я люблю его вопреки тому, что он сволочь»? — удивлённо спросила Гермиона, и фыркнула: — Чушь! Такая слепая любовь лишена смысла. Он наглый, бесцеремонный, подлый, отвратительный и мерзкий, и, если бы не Драко, я бы ему задала хорошую трёпку.

Теперь улыбка на лице Милисент стала ироничной:

— Что ж, похоже, наши вкусы совпадают.

— Ну уж нет, — упрямилась Гермиона, — я бы на километр не подпустила Малфоя, если бы не ты и твоё пагубное влияние.

Милисент с любопытством склонила голову:

— Ты уверена?

— Абсолютно, — твёрдо кивнула Гермиона, — никогда не смогу полюбить такого, как Малфой или твой этот Слизерин. Это безумие. Нужно уметь контролировать подобные порывы, и…

— Любовь — это всегда безумие — перебила её дочь Гриффиндора. — Как думаешь, почему у нас со Снейкиусом получилось проникнуть в вас? Мы уже пытались вернуться, но ничего не вышло. Совсем. Мы даже не смогли захватить сознание тех, в кого пытались вселиться тогда.

Теперь наступила очередь Гермионы проявлять любопытство. Она прямо посмотрела на свою собеседницу в зеркале. В голосе появился вызов:

— Не потому ли, что вы снова почувствовали свою великую любовь и тягу друг к другу после долгой спячки, и вам просто не терпелось восстановиться?

Милисент рассмеялась — чистым, звонким смехом, похожим на ручеек:

— Нет, — она покачала головой, — наша тяга друг к другу никогда не исчезала. Просто подходящих людей не было. Но мы очень похожи — ты и я, Драко и Снейкиус. Ты знаешь, мы ведь тоже не выносили друг друга, постоянно соперничали. В учёбе, в досуге, в богатстве, в статусе, в словах и поступках. Во всём. Он не упускал возможности унизить меня. Каждая встреча заканчивалась перебранкой, ведь я — полукровка. Для него это было спусковым крючком. О, Мерлин, как сильно я его ненавидела! Даже имени его слышать не могла. Ничего ли тебе это не напоминает, Гермиона?

— Милисент, — раздражённо ответила Гермиона, — иногда ненависть, даже беспричинная, — это всего лишь ненависть, а не проявление любви. У нас с Малфоем есть причина ненавидеть друг друга. Его бесит, что я грязнокровка, бесит, что я всё ещё лучшая ученица, бесит, что мой друг Гарри Поттер, что второй мой друг — чистокровный, но лояльный волшебник Рон Уизли, из бедной семьи. Он заносчивый, трусливый, жалкий и мерзкий таракан. Это совсем не похоже на любовь, нисколько. Не додумывай о моих чувствах за меня.

— Я уже говорила тебе, Гермиона, — спокойно отозвалась Милисент, будто ей было абсолютно наплевать на то, о чём только что ей сказали, — ты сама себя не знаешь. Но я заглянула в твою душу. И знаю тебя лучше, чем ты думаешь.

— Ладно, — выдохнула Гермиона, — допустим, так. Но любовь не рождается из ниоткуда. Нельзя просто так проснуться и решить, что ты внезапно страстно влюблена в того, кого ненавидела много лет, и сходишь по нему с ума. Это абсурдно!

— Почему ты борешься за него? Ответь.

— Потому что с ним обошлись несправедливо. Каким бы он ни был, это нельзя терпеть. Тем более, что мне удалось избавиться от тебя. Почти удалось.

— Ты ненавидишь Драко? Сейчас ты его ненавидишь?

Гермиона задумалась. Потом медленно покачала головой:

— Не думаю. Наверное, нет. Точнее, я не уверена. Я путаю свои чувства с твоими. И, пока в них не разберусь, не перестану тебя донимать, так и знай.

Милисент снова улыбнулась, по-доброму. Она внимательно смотрела на Гермиону из зеркала:

— Закрой глаза. Подумай о Драко, и скажи первое, что ты почувствуешь при этом.

Гермионе это не нравилось, но, поёрзав, она всё же послушалась. Несколько секунд сидела с закрытыми глазами, потом снова посмотрела на леди Гриффиндор:

— Тоска. Я чувствую тоску. Это точно я?

— Да, это ты, Гермиона.

— Почему ты так решила?

— Я не тоскую по Снейкиусу, — грустно усмехнулась Милисент, — я чувствую лишь отчаяние, когда думаю о нём и о нас. Это — разные эмоции, как ты знаешь.

— И всё равно, — упрямилась Гермиона, — это совсем не любовь.

— Но уже и не ненависть, правда? — отражение в зеркале смотрело на неё с плохо скрываемым триумфом. — Ты тоскуешь по Драко. И потому — грустишь.

Гермиона поджала губы:

— Это вполне можно объяснить логически. Будучи под вашим влиянием, мы много времени провели вместе. Думаю, я просто привыкла к нему. Если я надолго разлучусь с Роном или Гарри, тоже буду тосковать.

— Нельзя тосковать по тому, кого ненавидишь, — возразила ей Милисент, — сколько бы времени вам не пришлось вместе провести. А что же до того, что происходило в том заброшенном домике в лесу? Ты считаешь, что это были мы со Снейкиусом, верно?

— Я склоняюсь к такому объяснению, — медленно кивнула Гермиона, — впрочем, даже если это были я и Малфой, это тоже можно объяснить буйством гормонов, через которое проходят все подростки в нашем возрасте. И стрессовой ситуацией, в которой мы оказались из-за вашей так называемой любви. Физиологические причины совпали с психологической зависимостью от иных существ, что в нас вселились.

— Если это буйство гормонов, — хитро прищурилась Милисент, — то почему же вы предались любви друг с другом? Он мог бы выбрать любую девчонку со Слизерина, возможно, Паркинсон, которая ему симпатична, и сама сходит по нему с ума. Ты же могла бы поддаться буйству гормонов с Гарри или Роном.

— Они мои друзья! — вспыхнула Гермиона. Даже мысль о том, что к мальчикам могут возникнуть женские чувства, претила ей.

— А Драко тебе кто? Враг? Лучший враг? Больше чем враг? Или?

— Мы были под вашим влиянием, и плохо отдавали отчёт в своих действиях — отрезала Гермиона, отвернувшись от зеркала.

— Именно поэтому ты так хорошо помнишь всё, что происходило, и до сих пор, при воспоминании об этом, тебя бросает в жар?