Снейкиус поднял голову и засмеялся. Поднялся, а Гермиона встала за ним следом.

— Ты права, грязнокровка. Права.

Гермиона облокотилась на стеллаж. Слизерин сделал шаг вперёд. Теперь их отделяло друг от друга лишь несколько дюймов. Она затаила дыхание, лихорадочно соображая, что он задумал, и как ей защититься, а он продолжал мерзко улыбаться.

У неё не осталось выбора, кроме как анализировать, думать. Если всё это время она оставалась внутри Милисент, если Милисент, даже приняв зелье, всё ещё у неё внутри, значит, и Драко есть где-то в душе у этого амбициозного сынка одного из основателей школы. Иначе и быть не может. И он продолжает бороться, должен продолжать. Он пытался вырваться наружу, вернуться. Гермиона чувствовала, она это знала, хоть природу такого знания объяснить не могла.

Подняв руку, она осторожно коснулась его щеки. Лицо Снейкиуса застыло, но он не пошевелился, не отскочил, как она ожидала, просто стоял и смотрел на неё.

— Ты ошибаешься, змеёныш, — тихо прошептала она, — я там есть.

Она положила руку ему на грудь, прислушиваясь к звуку сердцебиения. Смотрела в глаза, заглядывала в самую глубину. Продолжала улыбаться, почти издеваясь:

— Иначе ты бы давно ушёл отсюда, подальше от меня. Или вообще не приходил, тебе нечего делать в библиотеке. Твоя власть не всесильна, Слизерин. Драко будет бороться. Он уже борется, чувствуешь?

Гермиона сделала шаг, теперь они почти прижимались друг к другу. Слизерин не смог сдержать тихого, но изумлённого вздоха.

— Я ему помогу, — Гермиона погладила ладонью по его сердцу, с удовольствием заметив, что его сердцебиение участилось, — и даже твоя луна тебя не спасёт.

Молодой Слизерин молчал, но в глазах его читался какой-то первобытный страх и ужас.

Гермиона с триумфом улыбнулась. Сделала шаг назад:

— Я не Милисент, Снейкиус. Я не отступлю.

Она ещё смотрела на него некоторое время, а потом, развернувшись на каблуках, оставила библиотеку — и его, в одиночестве.

Она вышла в коридор с чувством только что одержанной победы. Теперь она точно знала, что делать. И знала, за что, ради кого начинать борьбу. У неё есть шанс. У них — есть.

Грязнокровка Грейнджер ушла, оставив его в одиночестве и раздрае. Душа болела так, как никогда раньше, даже когда они с Мили вынуждены были уничтожить себя.

Снейкиус не мог поверить, что Милисент сделала выбор не в его пользу. Глупый Барнели, это он виноват. Наговорил Мили чёрт знает чего, и она отказалась от их любви, от их возможного долгожданного воссоединения. Но у них ещё есть время, немного времени. Снейкиус использует его в полной мере, а Барнели и его союзники пожалеют о том, что однажды увидели свет. Теперь нужно не просто бороться за их с Мили будущее, но и мстить. В мести сын Слизерина был так же хорош, как и во всём, к чему прикасался.

Когда начались занятия, Снейкиус вошёл в класс, последний, за другими, и сел рядом с Забини. Тот копался в учебнике, спокойный и отрешённый.

Знает ли Забини? Наверняка, знает, ведь они неразлучны со знаменитым Гарри Поттером, и тот наверняка ему всё рассказал. Но Забини вёл себя так, будто ничего, абсолютно ничего, не происходит. Как будто он совершенно не замечает изменений, которые произошли в том, кого он долгое время называл своим другом. Как такое возможно? Это маскировка? Или просто особенность характера? Какую этот слизеринец ведёт игру?

— Привет — коротко ответил Снейкиус, и тоже открыл свой учебник. Он решил пока молчать. Так, наверное, будет безопаснее. Блейз посмотрел на него со слабым удивлением в глазах. Снейкиус чувствовал на себе этот странный взгляд.

— Что? — спросил он, поглядев на одноклассника снова.

— Ты сегодня необычайно сосредоточен, — возразил Блейз, — не помню, чтобы ты был таким на истории магии.

— Я просто думаю о каникулах. Не могу дождаться, потому мне, в принципе, плевать, что происходит на уроках.

Снейкиус почти не солгал. Ему действительно было плевать на всё, что касалось учёбы. Всё, о чём говорили преподаватели, всё, о чём будет сейчас говорить учитель-призрак, профессор Бинс, он знал наизусть. Всё касалось его лично. Больше, чем какого-либо другого ученика школы.

— Уже знаешь, как будешь проводить каникулы? — продолжал расспрашивать Блейз. — Вы с родителями едете куда-нибудь?

— Пока не знаю, — ответил Снейкиус, — отец ещё об этом не говорил.

Он понятия не имел, какой отец у Малфоя, но его отец, Салазар Слизерин, никогда ничего не говорил ему о будущем. Только когда нужно было поставить его перед фактом, что-то коротко сообщал. Не позволяя, как правило, даже пытаться спорить.

— Ясно — ответил Блейз.

Снейкиус вздрогнул. Он почему-то боялся, что этот парень продолжит его о чём-то спрашивать, но Забини умолк. А уже через пару минут Бинс начал свою монотонную лекцию, во время которой сыну Слизерина нужно было придумать, как противостоять заучке-грязнокровке. Ведь, что-то ему подсказывало, что она не сдастся просто так. И привыкла достигать результата.

Это, конечно, не означало, что он забыл о главном вопросе сейчас: что скрывает этот Забини? Он был холоден, отрешён, невозмутим. Из тех, о ком говорят, что они сами себе на уме. Снейкиус знал, что такие люди, как правило, наиболее опасны. Стоило вызвать Забини на откровенный разговор. Не выход продолжать играть с ним в кошки-мышки.

После урока, тему которого Снейкиус едва уловил, Забини снова подошёл к нему, ведя себя как ни в чём ни бывало.

— Малфой, что с тобой? — спросил он. — Ты бледен как приведение. Уж не призрак ли ты?

— Довольно притворства, — отрезал Снейкиус, — ты всё знаешь, и мне прекрасно о том известно. Я не так глуп, как вы все могли бы решить.

Блейз прищурился, и это, пожалуй, было единственным проявлением эмоций с его стороны. Сложив руки на груди, он, наконец, посмотрел на Слизерина, и спокойно спросил:

— Поговорим?

Снейкиус злобно усмехнулся, покачав головой:

— Нам не о чем разговаривать. Так что, сделай милость — исчезни с глаз моих. Поди вон.

— Дело твоё, — оставаясь всё таким же невозмутимым, ответил Забини, — но, если всё же решишься, ты знаешь, где меня найти.

Он повернулся и вышел из класса, оставив Снейкиуса одного.

Снейкиус сел за стол в библиотеке. Давным-давно, когда он понял, что влюблен в дочь Гриффиндора, приходил сюда по любому поводу, чтобы посмотреть на неё. Потому что Милисент пропадала среди книг всё свободное время. Она читала, занималась, а у него сердце пело в груди, взволнованно колотясь, будто бешеное. Сейчас оно тоже буквально рвалось, но по другой причине.

Он дотронулся до щеки. Прикосновение этой гриффиндорской девчонки до сих пор жгло кожу. Он знал, что Малфой, мелкий хорёк, не сдастся без боя, но она первая, кто озвучил это. И ему было страшно. А рядом — никого, кто мог бы помочь, выслушать. И её упрямое, твёрдое «Я не Милисент» пулей било по сердцу.

Что ему делать? Как им быть — ему и его любимой Милисент, при взгляде на которую он до сих пор забывал, как дышать?

Он настолько погряз в собственных невесёлых мыслях, что не заметил, как рядом с ним кто-то сел. Лишь по голосу, стоило пришедшему заговорить, догадался, что это — рыжий Уизли. К счастью, антипатия к нему у них с Малфоем была общая, так что, даже не приходилось ничего играть.

— Ну, привет, Слизерин, — сказал Уизли, — триумфуешь?

Снейкиус сердито посмотрел на него, скрестив руки на груди:

— И? — спросил он. — Говори, зачем явился.

— Скажи, что нужно сделать, чтобы ты свалил? — прямо спросил рыжий. — Я, конечно, не в восторге от Малфоя, но ты мне нравишься ещё меньше.

— Ах, ну да, — губы Снейкиуса растянулись в подобии ухмылки, — тебя твоя навязчивая компаньонка подослала?

— Гермиона? — встрепенулся Уизли. — Ты говорил с ней? Если хоть одно грязное слово выронил из своего грязного рта, предупреждаю, я начищу твою рожу. Мало не покажется!