— Угу, — кивнул Гарри, — пошли.

— Тише, тише. — Барнели, с нежностью обнявший Милисент, гладил её по спине. — Всё хорошо, Мили. Всё будет хорошо.

— Нет, всё плохо, — качала она головой, — всё очень плохо. Что же мы наделали, Лагримус!

Барнели взял Милисент за плечи. Пристально поглядел на неё:

— Ещё можно всё исправить, дорогая, не всё потеряно. Ты знаешь, как это сделать.

— Я знаю, но…

— Мили, — тихо вздохнул Лагримус, — послушай, ты ведь понимаешь что я здесь не просто так, ведь правда? И я должен выполнить свою миссию. Любой ценой. Я не хочу, чтобы она была страшной.

Милисент вытерла слезы. Всхлипнула. Поджала губы:

— Как ты узнал?

— Знаю не только я, — отрезал Барнели, — так что, вас, в любом случае, остановят. На тебя единственная надежда, пойми, милая. Ты же знаешь Снейкиуса, он не отступит. Но, Мили, ты же понимаешь, что-то, что вы делаете неправильно. Это не честно — Лагримус буквально гипнотизировал её, смотрел, не отводя взгляда. — Вы забираете жизнь у двоих людей. Хотите убить их ради призрачного счастья. Будете ли вы счастливы, если начнёте с разрушения? Снейкиус — может быть, но ты… Ты же не такая, Милисент, — он почти умолял, — ты добрая, честная, справедливая. Прошу тебя…

— Мне так жаль, Лагримус, — удрученно ответила она, — я думала, что наша любовь всё оправдает, но нет. Я никогда не смогу жить с этим. Никогда. Это меня задавит. Давит уже сейчас, и я не знаю, что будет в будущем. Я не хочу быть убийцей. Даже ради своей любви. Я не могу.

Лагримус кивнул и сжал её руку в своей:

— Я знал, что ты поймешь.

— Ты прав — Милисент окончательно успокоилась. — Я всё исправлю. Обещаю тебе.

Барнели улыбнулся.

— Как же я по тебе скучал, Мили, все эти годы!

— А я даже не спросила как ты, — вздохнула она, коря себя, — как ты жил все это время?

Лагримус обнял ее за плечи.

— Идём отсюда пока нас не увидели, и я всё тебе подробно расскажу. Это будет долгий разговор. Очень долгий.

Снейкиус чувствовал, что они с Милисент в ловушке. Их заманили туда даже раньше, чем они смогли пробудиться спустя столько лет. Барнели появился в школе неспроста. В том, что это был именно он, младший Слизерин не сомневался. Сейчас им надо быть очень осторожными, только Мерлин знает, что им известно, врагам, которые действуют сообща, и разработали очередной план по их уничтожению. Луна взойдёт совсем скоро, им надо продержаться, иначе борьба была напрасной.

Надо найти Мили. Она должна его выслушать. Взволнованный, Снейкиус пустился на поиски возлюбленной. Времени было мало. Очень мало.

— Где ты была, Милисент? — встретив любимую в коридоре, спросил Снейкиус. — Я час тебя ищу. Мы же договорились не расставаться так надолго, держать друг друга постоянно в поле зрения. Она растерянно посмотрела на него:

— Я… думала… Мне нужно было побыть одной после твоих слов.

— Ты должна мне верить — твёрдо сказал Снейкиус. Это был Лагримус. Абсолютно точно он.

— Хватит, Снейкиус, не важно.

Она подошла к нему, обняла за плечи. Искала его взгляд, а потом смотрела на него с мольбой и беспокойством.

Снейкиусу это очень не понравилось.

— Неужели ты не видишь, — продолжила она — всё против нас. Даже если у нас всё получится, мы никогда не будем свободными. Призраки Гермионы и Драко нас не оставят. Она постоянно в моей голове. Я не уверена в собственных воспоминаниях, и не отличаю своих чувств от её. Я не могу так. У меня нет никаких сил, любимый.

У Милисент на глазах появились слезы. Снейкиус аккуратно поднял её подбородок и посмотрел в глаза.

— Я люблю тебя, Милисент, — он выдохнул, — прошу, доверься мне. Просто доверяй мне. Нам нужно это пережить. Осталось совсем немного.

Мили сама потянулась к нему, накрыв его губы своими. Поцелуй был долгим и нежным. Но момент был испорчен. Они услышали строгий голос Макгонагалл за спиной:

— Мистер Малфой, мисс Грейнджер, вы находитесь в школе, а не в театре. Минус двадцать баллов с факультетов, и попрошу немедленно пройти в мой кабинет. Придется напомнить вам школьные правила.

Профессор поджала губы и поправила очки.

Милисент опустила глаза, щеки покраснели. Она сжала руку любимого, но тот молчал. Это стало последней каплей. Теперь Милисент окончательно поняла — так будет всегда. Так было раньше, и в будущем этого не изменить. Люди, приведения, стены — всё будет против них. Никогда у них не было ни единого шанса. Только сильная любовь, да хрупкая надежда. Только изнуряющая борьба — тогда и сейчас.

Она была совершенно обессилена, и ей хотелось не возрождения любви. Теперь она желала лишь покоя. И, наконец, был шанс его получить. Навсегда.

Макгонагалл их отчитала, так что, из её кабинета они вышли не в самом лучшем расположении духа. Снейкиус был чрезвычайно зол, и едва сдерживался, Милисент же сгорала от стыда. Когда он сказал, что у них снова есть шанс вернуться, она не думала, что придётся чувствовать себя преступницей. Такой жизни она абсолютно точно не хотела. К такой судьбе готова точно не была.

Они отошли за угол. Милисент остановилась и пристально посмотрела на возлюбленного, в его глаза. Она всегда считала, что это — самый красивый яд, что довелось увидеть.

Голос её был грустным, когда она тихо, с обречённостью в голосе, спросила: — Это никогда не закончится, правда?

— Мили, — Снейкиус неловко переминался с ноги на ногу, избегал смотреть на неё, — я…

Она приложила ладонь к его рту. Погладила по щеке и, преданно глядя на него, прошептала:

— Я люблю тебя, и всегда буду. Помни это.

— Я тоже тебя люблю, Мили — ответил он.

Она кивнула:

— Знаю. А теперь, оставь меня, пожалуйста. Мне нужно побыть одной. Недолго. Хорошо?

Снейкиус кивнул. Милисент сжала его руку, поднесла к губам, потом отпустила.

Развернувшись, она стремительно направилась прочь. Чувствовала, что начинает задыхаться, и как воздуха совершенно не хватает в груди.

«Не оглядывайся, только не оглядывайся!» — умоляла она саму себя. Зажмурилась. Выдохнула.

Постояла перед закрытой дверью ещё несколько секунд, а потом медленно постучала в кабинет.

Трелони сидела за столом, и едва была видна из-под целой горы толстых, покрытых слоем пыли книг:

— Можно, профессор? — тихо спросила она. — Вы предлагали мне чай. Я пришла его выпить. Прямо сейчас.

— Почему же, мисс Гренджер? — спросила Трелони. — Вы передумали?

— Я не Гермиона, — сухо ответила Милисент, — и вы это прекрасно знаете. Я приняла решение. Я хочу выпить чай.

Растерянная профессор лишь показала рукой на рядом стоявший диван. И Милисент села.

Она прекрасно понимала, что из этой комнаты уже не выйдет, и была к этому готова. За каждый миг счастья нужно платить. Им со Снейкиусом — вдвойне. Похоже, такова судьба, и никто не в силах её изменить. Пора смириться.

========== Часть 47 ==========

— Проснись, Гермиона Грейнджер, открой глаза.

Кто-то кричал и тряс её за плечи. Крик был настолько сильным, словно острые шипы впивались в виски.

— Пожалуйста, тише — прошептала она. Губы пересохли, голова болела, а ещё это крик. Дежавю.

Гермиона открыла глаза. И сразу же увидела огромные линзы очков профессора Трелони.

— Гермиона! Гермиона, проснись! — кричала она, размахивая руками. — Хватит, пожалуйста, профессор Трелони, — простонала она, — я не сплю. Не кричите так громко.

Трелони сделала шаг в сторону, и с опаской посмотрела на Гермиону.

— Гермиона, это, правда, ты?

Грейнджер прищурилась:

— Профессор, с вами всё в порядке? — Гермиона недоуменно посмотрела на неё. — Почему вы задаете такие странные вопросы?

— Я сейчас, — икнув от волнения, сказала она, — я скоро вернусь. Не двигайся.