— Мы что, едем к деду? — сын удивленно отрывается от обозрения улицы в боковое окно, распахивая свою куртку. — Мам?

— Да. Давненько мы не навещали своих стариков. Бабушка наверняка напекла пирогов. Наедимся до отвала и будем рубиться в приставку, — стараюсь произнести как можно беззаботней. — Софи уже спит…

— Мам, что случилось? Что-то с дядей Сережей? — не в силах скрыть свою озабоченность, Сема поворачивается назад и, потянувшись, поправляет одежду на уснувшей малышке.

— С чего ты взял? С каких пор мое желание провести ночь в доме родителей выглядит подозрительным?

— Я знаю, что он приехал. Он мне звонил сегодня с утра, перед отлетом.

— И ты не предупредил меня?

— Он хотел устроить сюрприз…

— Да уж, — горько усмехаюсь, отмечая, что, похоже, я перещеголяла его по части неожиданностей: подвела, нарушив свое слово, и так и не потрудилась с ним объясниться.

— Мам?

— Все хорошо, Семен, — мотаю своей головой, даря ему свою не самую лучшую улыбку. — Купим мороженое? Я не отказалась бы от шоколадного пломбира.

Я знаю к чему приводит безоглядное растворение в другом человеке. Имею опыт по части покорения мужской воле и вполне способна предвидеть к чему мы в итоге придем, если вовремя не откроем друг другу свои мысли. Было бы правильным, вернуться домой и разобраться во всех проблемах? Возможно. Но сил вновь отстаивать свою точку зрения, терпеливо снося его горящий взгляд, я в себе так и не нахожу…

— Подписала? — бросив свою сумку на пустующий стул, Света принимается расстегивать многочисленные пуговки на своем пальто.

— Да, — киваю и улыбаюсь Иринке, уже вовсю изучающей меню. У нас вошло в привычку встречаться в небольшом ресторанчике в центре города, и порой, мне кажется, что снующие по залу официанты, уже успели изучить наши кулинарные предпочтения.

— Так, можно тебя поздравить? Твоя карьера идет в гору, — шутит Иванова, потирая раскрасневшиеся ладони. — Нужно было взять такси, сегодня ужасный ветер.

— Как твой салон?

— На стадии оформления. Кто придумал эту бумажную волокиту? Лавирую между различными инстанциями, тратя время на заполнение документов. А могла бы уже вовсю заниматься декором!

— Да, уж, — отрывается от телефона Ира, сочувственно глядя на подругу. — Вот скажите, зачем вы тратили пять лет на учебу в вузе, если реализовываетесь совершенно в других областях?

— Для общего развития, — выдает Света, и вновь устремляет свой взгляд на меня. — Что будешь с ним делать? Начнешь продавать бургеры?

— Не знаю. Еще как-то не задумывалась…

— Когда Медведев отчаливает? — вклинивается вторая женщина, опираясь локтями о столешницу.

— Не думаю, что это произойдет на днях… Если верить Семену, сначала Андрей устроит отпуск для своего отца.

— Смотрите-ка, какой порядочный! — не удерживается от очередной шпильки Иванова.

— А Сережа?

— Тут я тоже не в курсе, — горько усмехаюсь, — за эти два дня мы так и не поговорили.

— Так, может, сама ему позвонишь? Возьмешь за грудки, прижмешь к стене и поцелуешь так, чтоб он растекся лужицей у твоих ног.

— Светка, в семьдесят ты тоже будешь советовать решать все вопросы в постели?

— Не знаю, — серьезно глянув на нас, начинает теребить салфетку. — Так далеко я не загадываю…

— Маш, нельзя ведь и дальше прятать голову в песок.

— А я и не прячу. Могу сотню раз извиниться за то, что встречалась с Медведевым, но это мало что изменит… Не хочу всю свою жизнь гадать, правильно ли поступаю, опасаясь его реакции на мой неосмотрительный шаг.

— Только не говори, что подумываешь о разводе! — восклицает Ирина, безмерно меня удивляя. Пожалуй, такой бурной реакции я скорее ждала от нашей деятельной блондинки…

— Нет, — качаю своей головой, прикрывая глаза, а через секунду добавляю. — Подожду, пока он обуздает свой пыл и, наконец, будет в состоянии меня выслушать.

Сегодня пошел снег, мокрый, падающий на землю крупными хлопьями, мгновенно тающий, едва соприкоснувшись с асфальтом.

Я решил прогуляться. Проветрить голову и неторопливо добраться до Машиного магазина, больше не в силах терпеть ее молчания. Три дня, посланные мне для того, чтобы понять, что прежде я вряд ли знал, что представляет собой безнадежность. Нет четкой картины будущего в моей голове, лишь студеная неизвестность и голос совести, не утихающий ни на минуту.

— Здравствуй, — киваю Нине, отряхивая плечи от налетевших на них снежинок. — Где начальница?

— Творит, — глянув на меня, сообщает женщина, и приветствует покупательницу.

Я не стучу, тихо приоткрывая дверь, и чувствую, как сердце пропускает удар, едва я замечаю склоненную над столом фигуру. Ее строгое платье насыщенного цвета грозового неба отлично подчеркивает тонкость талии, которую мне мгновенно хочется обвить руками. Но я слишком стар для страстных поцелуев, призванных застить подаренной эйфорией глаза на все недомолвки…

— Привет, — прочистив горло, плотно прикрываю дверь, снимая с пальцев перчатки, и прохожусь рукой по волосам, поблескивающим от уличной влаги.

— Привет, — она вскидывает голову и еле заметно приподнимает уголки губ. Как-то неловко, стоять в тишине, разбавленной лишь тихой мелодией, льющейся из ее ноутбука. Я не один в своей растерянности — жена тупит взгляд в пол, отложив в сторону рукоделие, прокручивает на пальце обручальное кольцо, и тяжело вздохнув, явно собирается что-то сказать, улыбнувшись, когда я опережаю ее в этом желании.

— Где ты живешь? — хоть и уверен, что супруга не стала снимать номер в гостинице, считаю нужным уточнить.

— У родителей. Разве Семен не говорил? Он ведь приезжал за учебниками.

— Я был на работе. Узнал от Руслана лишь вечером. Так, когда думаешь возвращаться? — устраиваюсь рядом, пододвинув стул, и теперь чувствую сквозь ткань своих брюк, касание ее коленей к моим.

— А когда ты перестанешь вести себя так?

— Как?

— Агрессивно, Сережа, — сбросив прилипшую к платью шерсть с подола, она складывает руки, сцепив свои тонкие пальцы в замок.

— Мне жаль, — признаюсь, и касаюсь ее ладони, позволяя растечься по венам живительному теплу, посылаемому ее кожей. — И мне дико стыдно за то, что я позволил себе сорваться. Но мы, кажется, уже не раз обсуждали мое отношение к твоим встречам с Медведевым. Не говори, что была удивлена.

— Тут ты ошибаешься. Я знала, что ты импульсивен, но вряд ли допускала мысль, что твой гнев может вылиться в нечто подобное…

— Прости, если сделал тебе больно, — не отрываю взгляда от ее глаз, — мне и самому тошно…

— Дело ведь не только в этой ситуации! Ты пытаешься меня перекроить. Ждешь какой-то решительности, категоричности… Хочешь, чтобы я всю жизнь опасалась тебя задеть? Я такая, какая есть! Ну не умею я ставить людей на место с порога. Я стараюсь, Сергей, медленно, но правда пытаюсь стать жестче. И я прислушиваюсь к тебе, пусть и веду себя, как полная дура!

— А я ревнивец, — соглашаюсь, любуясь ее красотой.

— И это пугает меня больше всего. Невозможно жить в страхе, что ты, не дай бог, что-то себе нафантазируешь.

— Не утрируй. За все эти годы я ни разу тебя не ограничивал в твоей свободе. Меня злит он. Потому что я знаю, что вас связывает история, и я не думаю, что ты бы так убивалась после развода, не будь в вашем браке что-то хорошее, — излишне эмоционально, выкладываю карты на стол. — Меня грызет это изнутри. Ты на протяжении стольких месяцев стыдишь меня за мои вспышки ревности, уверяя, что не идешь с ним на контакт первой, а спустя неделю после нашего скандала, зная, что я зол и уже доведен до ручки, зазываешь его на свидание!

— Сереж, — она переплетает наши пальцы, сдвигаясь к краю, и я подаюсь вперед, опуская свободную руку на ее стул, задевая бедро, и выдыхаю, после устроенной ей отповеди. — Давай проясним все раз и навсегда. Я сама ему позвонила. И очень надеюсь, что ты сможешь меня простить. Знаю, что обещала, но все же поступила по-своему. Но вовсе не потому, что люблю его и хочу вернуть. Я лишь поставила точку. Запоздало, даже, пожалуй, слишком поздно… Сама довела ситуацию. Знаю, что могла бы ограничиться смс или простым игнорированием, но посчитала нужным сказать ему все, глядя в глаза.