Люба не считала себя необыкновенно красивой и какой-то особенной, и сама не понимала, почему ей выпало такое счастье. Со всех сторон она только и слышала о разводах, изменах, ссорах. И благодарила Бога, что у нее спокойная, счастливая жизнь. И чем больше старался угодить ей муж, тем больше чувства благодарности и нежности переполняли ее. Марку Люба казалась Мадонной, сошедшей с картин старых мастеров. Раз увидев ее, не мог забыть. Навсегда пленила Марка необычайная чистота ее светлого лика: огромных голубых глаз, нежного овала в обрамлении пшеничного цвета волос. Угадал сердцем Марк, а позже год от года уверялся, что не изменит жену ни время, ни появившаяся роскошь, которой он окружил ее. Многие ее ровесницы теряли себя со временем, превращаясь в суетных алчных фурий… Все было хорошо до той поры, пока Марку не пришла мысль уехать в Германию. Для него были тесны рамки законов в России, незаконно же делать бизнес он не хотел. Ему долго пришлось уговаривать жену, и она вынуждена была согласиться, так как не представляла себя больше без него.

Восемь лет назад, когда они переехали в Германию, сыну было пятнадцать. Мальчику все здесь нравилось. Он быстро освоил язык, нашел друзей. Учился он легко и поступил в университет. Не без помощи отца выбрал специальность экономиста. Ей же пришлось вспомнить немецкий, который она в институте изучала как второй язык. Это ей очень пригодилось в новых условиях, Люба и мужу помогала в освоении языка.

У Марка нашелся родственник, который приходился ему по какой-то дальней отцовской линии не то троюродным дядей, не то еще кем-то. У Иосифа Гринберга были две незамужние уже в годах дочери, и он очень тепло отнесся к их сыну, который, чем-то приглянулся ему. Гринберг обещал составить дарственную на старый дом-дачу в пригороде. Правда, с дарственной все-таки медлил, однако ключи от нее передал Марку-младшему Сначала их сын безразлично отнесся к такому подарку, но потом смекнул, что там неплохо встречаться с друзьями в праздничные дни. Мебель в старом доме стояла изрядно потертая, но для краткого времяпрепровождения была пригодна. Марку очень понравилось наличие камина. Он говорил, что это романтизирует обстановку. На дачу завезли холодильник, посуду, белье, пылесос, дрова для камина там были. Убрать дом с помощью пылесоса не составляло труда. Комнат было четыре, но кроме кухни-гостиной все небольшие. Марк всегда располагался с друзьями в гостиной, а так же иногда в прилегающих к ней комнатках. На чердак, в погреб и в маленькую кладовку в конце коридора почти не заглядывал. Со временем Марку все больше импонировала мысль, что он станет владельцем этого дома. И он даже строил планы, как и что он переоборудует там. Но в первую очередь, ему хотелось превратить во что-то другое кладовку и избавиться от хлама, который в ней был свален. Ему было стыдно перед друзьями за это старье, хотя сам он иногда вытаскивал оттуда любопытные старинные вещички. Все дни рождения и праздники Марк с друзьями стал проводить на даче.

Марк-старший примкнул к одной торговой немецко-русской фирме, а потом начал подготовку к организации собственного предприятия. Но… автокатастрофа оборвала все его планы.

В понедельник утром в кабинетах Вибке и Штока одновременно раздался телефонный звонок, который они оба ждали. Шток не стал спрашивать Марка Гринберга, почему тот не позвонил сразу, когда приехал. Он пригласил Марка явиться к нему через полчаса. А пока до прихода Марка еще оставалось время, решил посмотреть данные медэкспертизы и фотографии убитого.

Когда в кабинет вошел Марк, Шток был ошеломлен, он все-таки не ожидал, что парень окажется как две капли воды похож на убитого. Марк держался спокойно и казался уверенным в себе.

– Пожалуйста, я слушаю вас, задавайте вопросы.

– Нет, я хочу послушать тебя, ты должен рассказать, что произошло тринадцатого февраля на даче. Все подробности.

– Произошло? – на лице Марка отразилось недоумение. – Но… ничего не произошло. Мы просто веселились.

– Давай, давай, по порядку, – повторил комиссар, насмешливо-выжидательно глядя в упор на Марка.

Шток неизвестно каким образом чувствовал, что парень делает над собой усилие, чтобы держаться как можно спокойнее и увереннее.

Марк, стараясь выглядеть невозмутимым, начал рассказывать: четверо его приятелей – Люка, Томас, Франк и Вилли, а также Мелани, Соня и Инга – решили поехать с ним в день карнавала на дачу. В эти дни стояли сильные морозы, и поэтому бродить по улице и глазеть на карнавальное шествие им не хотелось, они желали устроить свой праздник. Шток записал телефоны его друзей и сказал, что пока Марк может быть свободен.

От разговора с Марком у Штока осталось двойственное ощущение. Все, что излагал Марк, казалось вполне убедительным. Но в том-то и дело, что – казалось. Интуиция подсказывала: Марк определенно что-то скрывает. Но он решил ничего не предпринимать, пока не поговорит с другими участниками карнавальной пирушки. При этом у него будет возможность воссоздать полную картину происшедших событий и сопоставить все услышанные версии о том, что было в эти два дня на даче.

На первые свои встречи с участниками веселой компании Шток решил пригласить девушек. С женщинами ему всегда больше нравилось работать. Соня, Инга и Мелани должны были появиться в его кабинете одна за другой с перерывом в один час.

Когда открылась дверь и в кабинет заглянула порывистая Мелани, он почему-то сразу решил, что с ней проблем у него не будет. Шток жестом пригласил ее сесть, и девушка неуверенно приземлилась на стул, стоящий по другую сторону стола. Потом, немного освоившись, с любопытством огляделась.

– Вы в первый раз в полиции?

– Да, раньше бывать не приходилось… – Как бы в подтверждение этих слов, на ее темно-коричневом лице еще больше округлились большие черные глаза. – Я не совсем поняла, зачем вы меня вызвали. Я не припомню за собой ничего такого, что могло бы заинтересовать полицию.

– А я ведь еще не произнес ни слова… не то чтобы обвинять вас. Меня только интересует, чем вы занимались во время карнавальных праздников.

– Ах, вот как. Но нельзя ли поконкретнее? Празднества длились не один день. Мне нужно все дни описывать?

– Если совсем конкретно, то я хотел бы услышать все о вечеринке на даче Гринбергов. Все, абсолютно все. Меня интересуют любые мелочи.

Мелани, удивленно наморщив лобик, стала лихорадочно вспоминать. Несколько минут она сидела, делая попытки припомнить, очевидно, что-то особенное, но, видно, ей ничего, на ее взгляд, стоящего в памяти не всплывало.

– Я не могу ничего такого вспомнить, – неуверенно, наконец, произнесла она и вопросительно взглянула на Штока.

– Но я и не жду от вас чего-то такого. Просто расскажите все по порядку: как вы попали в эту компанию, что делали на даче, как вели себя ваши приятели, где вы с ними познакомились.

– До карнавала я не была знакома ни с кем, кроме Томаса. Он и привел меня туда. Томаса я знаю давно, мы вместе учились в школе, он потом пошел учиться дальше, а я выбрала себе профессию стюардессы. Встречаемся мы с ним не очень часто. У меня редко в праздники бывают выходные. Но большого выбора у меня в этот карнавал не было. И я приняла приглашение Томаса. Хотя, скорее, из любопытства: хотелось побывать в компании студентов. Все было, по-моему, нормально.

– Вы как-то в общем говорите. Расскажите все последовательно. Во сколько вы приехали? Кто был одет в карнавальные костюмы, какие? Были ли все трезвые, или уже кто-то успел выпить? Как зашли в дом? Что было потом?

Мелани опять задумалась. Потом недовольно произнесла недоуменным тоном:

– Ну я же говорю, ничего особенного не было. Ну зашли, внизу была огромная кухня-гостиная. Верхнюю одежду мы сбросили на стоящее в углу большое кресло. Как все одеты были и во что, я уже не помню. Помню только, что Марк был в красной мантии и такого же цвета маске. Сначала все уселись у камина. Марк затопил его. Потом перешли к столу.