Но теперь все изменилось и теперь любые слухи об их с Питером отношениях не просто затрагивали их собственное самолюбие, но и могли навредить Питеру и Терезе. Кет, испытавшая на себе, что значит общественное мнение, не желала, чтобы оно же разрушило жизнь и Питеру, поэтому-то и отстранилась от него. Она стала как можно меньше уделять ему время, перестала ходить с ним на ланч, только если вместе с Терезой, и не приглашала в гости. Она не могла себе позволить стать виновницей разрушений личной жизни своего напарника, зная, как это может быть больно. Если уж она не позволила ему быть рядом, пусть он хотя бы будет счастлив.
Оливер все время пока они с Питером прогуливались по набережной тихо наблюдал за другом, не позволяя себе начать разговор. Но Питер, в итоге, заговорил первым.
–Разве ждать не есть самое тяжелое и самое притягательное? Человек часто живет только ожиданием, несмотря на мучения от этого ожидания. Сначала мы ждем, когда повзрослеем, потом ждем когда девчонка, которая нравилась нам в школе согласиться пойти с нами на школьный бал. Потом ждем когда закончим школу и пойдем в колледж или университет. Потом ждем когда сдадим сессию и напьемся в честь ее сдачи с друзьями по общежитию. Потом ждем, когда список девчонок, затащенных в постель будет длиннее, чем у друга. Потом мы ждем, когда устроимся на работу, когда будем по-настоящему самостоятельны, потом ждем когда женщина, которую, мы, возможно, любим, согласится стать нашей женой. Потом ждем, когда родятся наши дети, когда они пойдут, заговорят.
Питер говорил кротким глуховатым голосом, почти неслышимым за криками чаек. Они остановились у высокого фонаря, блекло освещавшего узкую полоску побережья, и он продолжил:
–Будем ждать встречи выпускников, на которой та сама, которую ты любил один раз и до сих пор посмотрит на тебя так, как ты всегда мечтал. Потом еще несколько ночей будем слышать, как рыдает наша жена, а потом снова ждать. Ждать, когда вернемся из командировки, ждать годовщины свадьбы, ждать юбилея тещи, ждать помолвки старшего сына и свадьбы дочери, ждать первых внуков и их первых шагов. И все вновь вернется к началу. Вновь пеленки, плач, колыбель, ссадины, велосипеды, школы, колледжи, первая любовь, слезы и радости. Все возвращается на круги своя, а мы все продолжаем ждать. – Мужчина медленно повернулся к Ноллу. – Мы так и живем в ожидании вместо того чтобы жить сегодняшним днем, жить тем, что есть сейчас, а не тем чего ждем. Но ждать проще, потому что есть вера в то, что ожидаемое еще произойдет. – Его глаза теперь были устремлены прямо на него и, казалось, что он ждет какого-то ответа, но Уинстер, упрямо уставившийся ему в лицо не сразу смог заговорить.
–Ты ждал, что она сделает первый шаг? – Спросил он осторожно.
Марлини виновато опустил голову и пожал плечами.
Оливер громко выдохнул.
–Ради Бога, Марлини! – Он несколько минут стоял, зажмурившись и тяжело дышал. – Ты знаешь, я никогда не осуждал тебя за то, что ты сделал тогда. Потому что я знаю, ты не подонок, ты просто дурак!
Марлини повернулся к каменному ограждению на набережной и наклонился на него, смотря как море меняет свой цвет от голубого к почти черному. И как его вода сменяется тихой гладью где-то вдали на пенистую бурю у берега.
–Она же родила тебе ребенка! Несмотря на то, что ты заявил, что не хочешь его. Она оставила ее, потому что…
Оливер остановился, дождавшись, пока Марлини не посмотрит на него.
–Потому что она твоя.
Марлини сцепил пальцы и приложил кулаки ко лбу.
–Я только хотел, чтобы она показала мне, что я прощен. Черт побери, я ее недостоин! Я не могу поверить, что она меня простила! – Крикнул он в море.
–Ты думаешь, я верю, что достоин Барбару?
Питер усмехнулся и покосился на друга.
–Питер, мы с тобой встретили ангелов, которые полюбили нас за то, что мы такие, какие есть. Без предрассудков и попыток нас изменить. И не будь идиотом, конечно, мы их не заслуживаем! Ни один мужчина на этой планете их не заслуживает! Я знаю, что ты до сих пор винишь себя за историю в Академии, и ничто не обратит время вспять, но если Кетрин сказала, что простила тебя, значит, простила.
Он встал рядом с Питером и повторил его позу.
–Не добавляй ей поводов для обвинений. И не ищи улики. Она не очередное расследование.
***
Доктор Месбах стоял перед телом тучного мужчины, накрытым белой простыней и, опустив руки по швам, бездумно глядел в пустоту. За десять лет работы в клинике он видел много смертей, но каждая оставляла на нем самом странный отпечаток, словно клеймо на породистой корове, которое ни вывести, ни забыть было невозможно.
Рядом с ним стояли два совершенно противоположных друг другу человека. Один высокий, темноволосый с кожей оттенка переспелой хурмы, а другой низкорослый и бледный, как страдающая малокровием девица из девятнадцатого века. Оба в черных костюмах, с выглаженными шерстяными галстуками, заколотыми платинового оттенка зажимами. Их выхолощенные ботинки блестели как самовары на ярмарке, а лица горели нетерпением. Они то и дело косили взглядом то на врача, то на пациента.
–Господин Месбах, мы хотели бы поподробнее узнать об обстоятельствах смерти господина Абдулла Маджида. – Требовательным тоном указал высокий мужчина.
Месбах, медленно повернулся к нему и с неприкаянным выражением лица еле заметно кивнул.
Все трое вышли в холл перед моргом и направились к небольшому узкому кабинету с неудобным диваном и старым телевизором.
–Он прибыл к нам вчера утром. Все симптомы указывали на серьезное заражение крови, его сразу же отвезли в реанимацию. – Месбах сел на край дивана, сипло скрипнувшего под его весом. – Как и положено, мы провели необходимую терапию – вкололи антибиотики и сульфаниламидные препараты. Его ноги уже были поражены гнойной инфекцией, поэтому я лично провел операцию по устранению очагов заражения, их продезинфицировали специальными препаратами и поместили в пластиковую стерильную камеру.
Месбах, на счастье незнакомцев не сыпал медицинскими терминами и мужчины смогли, в общем, разобрать картину произошедшего.
–Но Ваши действия не оказали нужного эффекта? – Задал вопрос низкорослый.
Месбах посмотрел на него удрученным взглядом, наполненным предрешенностью, и потер лоб тонкими худыми пальцами.
–У него уже был септический шок – самая тяжелая форма. Реанимационные мероприятия не помогли. Система внутренних органов была поражена настолько, что они были лишены кровоснабжения. Его артериальное давление было ненормально низким. Он умер. – Просто, с долгими перерывами произнес врач.
Мужчины переглянулись и однообразно наморщили губы.
–От чего начался сепсис? – Спросили они у врача, подошедшего к столу и судорожно начавшего разбирать бумаги дрожащими руками.
Мужчина посмотрел на них из-за плеча и, громко сглотнув, неуверенно пробормотал.
–Патологоанатом сказал, что заражение произошло в следствие попадание токсина из внешней среды. Повреждений на теле, которые бы вызвали попадание инфекции не было обнаружено, кроме того в ближайшее время больной… – Врач осекся и расширив глаза уставился на мужчин, – умерший, – нехотя поправил он сам себя, – не подвергался хирургическому лечению. Скорее всего, выпил некачественную воду, зараженную стрептококками или стафилококками. Во рту могла быть маленькая рана, через которую и началось нагноение. Я думаю, ваша служба сможет более детально установить причины смерти.
Мужчины внимательно выслушали врача, регулярно переглядываясь. Их разные по форме лица в своих эмоциональных выражениях были однообразно постоянны: слегка нахмуренные со сведенными к переносице бровями, с поджатыми губами, слегка вытянутыми вперед и создающие массу мелких морщинок у рта.
–Конечно, мистер Месбах. А что относительно других пациентов? – Поинтересовался высокий.
Месбах, будто бы удивился его вопросу, резко подняв голову.
–Все одинаково. Четвертый умер три часа назад.
