Оливер быстро кивнул и вышел в холл.
***
–Мисс Винтер, мисс Винтер!
Студент в рваных джинсах и клетчатой рубашке с закатанными на четверть рукавами бежал по заполненному коридору. Женщина обернулась. Ее молодое лицо выражало всю серьезность, но при этом было притягательно доброжелательным.
–Да, Эдмонд? – Чуть вскинув бровь, откликнулась она.
–Мисс Винтер, я принес курсовую работу, как Вы и просили. – Протянул в темно-зеленой папке свою работу паренек.
–Хорошо, Эдмонд, я посмотрю. – Кивнула Тереза и, прождав еще пару секунд на случай если студент захочет сказать еще что-то, направилась к себе в кабинет.
Закрыв за собой дверь, она положила все документы на стол и посмотрела на мобильник. Питер не звонил уже давно – с того момента, как их самолет приземлился в Каире. Это немного беспокоило Терезу, учитывая накаленную обстановку на Ближнем Востоке, о которой она знала не понаслышке.
Месяц назад Питер и его коллеги обратились к ней как к специалисту по восточным культурам. Им требовалась консультация в одном из очередных дел, связанных с религиозной подоплекой. Тереза тогда сразу заметила Марлини, но он был настолько поглощен работой, что, казалось, не обратил на нее никакого внимания. Когда преступление было раскрыто, их пути окончательно грозили разойтись, и Тереза предложила встретиться в пятницу в баре. Так и закрутился их роман. Питер оказался внимательным, заботливым мужчиной, обаятельным и приятным собеседником, нежным и страстным любовником и все, казалось, шло как нельзя лучше.
Тереза была в него влюблена, он, будто бы, тоже отвечал взаимностью, но была некая недосказанность во всем. Питер не был раскован перед ней, уходил от некоторых тем, и в частности, ее беспокоила Кетрин. По большому счету, те слова, которые Тереза произнесла за их совместным обедом накануне, были попыткой указать на болезненное недопонимание в их отношениях. С одной стороны, она старалась не давить на него, она знала, что у них растет дочь, но оба они утверждали, что между ними только платонические отношения. С другой стороны, ей бы хотелось прицелиться Марлини в лоб и выспросить все, что он думает о Кетрин. И она догадывалась, что ее останавливает не преступность данного поступка, а страх перед правдой.
Хотя тот обед все не шел у нее из головы. На самом деле каждый обед с Кетрин оставлял непонятный след в ее памяти. Тереза каждый раз звала Кет на эти обеды, чтобы познакомится с ней поближе, узнать получше напарницу и друга своего жениха. Но не получая ничего из этого, она, как ей самой казалось, сильнее отделялась от Питера. После каждого такого ленча Марлини вел с ней себя настолько равнодушно, что мурашки бежали по коже. Да и во время самих обедов Тереза чувствовала себя «третий лишней», словно, это Кет была девушкой Питера, а она просто приглашенной гостьей.
Вот и последний их совместный обед не прошел даром. На этот раз Марлини превзошел сам себя, сказав, что хочет побыть один и даже не сообщил когда уезжает в Египет. И уже из аэропорта, перед самым отлетом отправил sms.
Кетрин же вела себя еще более странно. Она не ревновала, не препятствовала и даже, скорее, наоборот, способствовала их встречам. И сначала Тереза подумала, что это способ Кет избавиться от Марлини. Но она смотрела на него как на самое главное сокровище в своей жизни. А он так смотрел на Кетрин, что Терезе казалось, если бы не публика, Питер набросился бы на Кет не разбирая ничего вокруг. Она не боялась, что они спят вместе. Она боялась, что они любят друг друга.
***
Длинный кухонный стол, с толстой широкой столешницей из мореного кедра, на крепких ножках, выхолощенный и отполированный, плотный и фактурный яркого янтарного оттенка он как могучий богатырь объединил вокруг себя в комфортной обстановке трех женщин. Одна – пожилая, полная, низкого роста с черными с проседью волосами, заправленными в узорчатый платок. Ее расплывшаяся фигура напоминала рыхлое яблоко, готовое треснуть от сочности. Две молодые девушки, похожие друг на друга, в длинных темно-фиолетовых сарафанах и белых с рукавом в три четверти хлопковых рубашках.
Пожилая женщина быстро-быстро шинковала красный сладкий лук, смотря на то, как его ровные колечки отскакивали от широкого ножа и в такт стуку ножа об деревянную разделочную доску, толщиной в полфаланги, рассказывала девушкам старые сказки.
–Когда я была совсем девочкой, эту историю рассказала мне моя бабушка. Она в молодости долгое время жила с коптами, которые жили здесь еще да арабского пришествия. Моя бабушка говорила мне, что среди коптов есть до сих пор верования в Осириса – воскресающего бога, поэтому они восприняли христианство очень широко. Они ведут свой век от «эры мучеников», когда в Риме правил император Диоклетиан известный своими гонениями на христиан. Именно от них бабушка и узнала ту легенду о десяти казнях египетских.
–Эта легенда, о чем она? – Перебила старуху одна из горничных, моющая кукурузу в алюминиевом тазу.
–Слушай, – призвала ее рассказчица. – Копты, как и все христиане, верят, что в Египте много тысяч лет назад жили евреи и был у них пророк Моисей. Евреев всячески притесняли, они были нечто вроде третьего сорта, хуже скота для египтян. И их Бог, чтобы избавить свой народ от египетского плена стал насылать на Египет бедствия: воды Нила он превратил в кровь, лягушки заполонили все деревни, потом напали мошки и комары, потом оводы, распространившие язвы у человека и животных. Наслал их бог на Египет песчаную бурю и нашествие саранчи, и, наконец, убил первенца фараона.
–Это что реально так было? – Удивилась другая горничная, разрезая спелые гранаты, брызгающие кровавым соком на стол.
–Кто ж его знает, но только есть люди, которые верят, что копты обладают особым знанием и могут вернуть эти казни, если их продолжат притеснять мусульмане. – С таинственностью в голосе ответила кухарка.
Горничные переглянулись и скривились в усмешке.
–Да уж конечно! – В голос недоверчиво произнесли они.
–Может это и ложь, только когда будешь постарше, начинаешь понимать, что случиться может и это. – Заметила пожилая женщина, помахав ножом перед носом.
Все трое в раз замолчали и больше не проронили ни слова.
***
Зимнее египетское солнце было благосклонным, но все же ослепительно ярким и припекающим, хотя к вечеру, слабый освежающий ветерок превращался в промозглую погоду. Кет, накинувшая на плечи тонкий трикотажным джемпер нежного морского оттенка, наблюдала за тем как темно-синие речные волны, заглатывали изрезанный песчаный берег. Она, сославшись на желание побыть одной, отказалась пойти гулять с напарниками и теперь наслаждалась видом стихии древней реки. Ветер, подувший с Нила, налетел на нее, принеся с собой воспоминания.
Несколько месяцев назад, когда Питер еще не был знаком с Терезой, Кет пригласила его на ужин к своей матери. На удивление, Марлини быстро согласился, но вот сама Кетрин быстро пожалела о своем опрометчивом поступке.
Она доверяла Питеру безоговорочно и, если бы ей пришлось прыгнуть в неизвестную пропасть к нему, только потому, что он просит об этом, то Кет сделала бы это, не задумываясь. Только доверие это было профессиональным и не касалось личных пристрастий. Несмотря на то, что Кет попыталась забыть события в Академии, выкинуть некоторые воспоминания было невозможно. Просто доверяя кому-то лично, ей всегда становилось больно от последствий, а профессионализм такой боли не приносил. Она знала, что Питер, как и любой другой близкий ей человек, страдает от этого. Она знала, что Питеру нужны были веские доказательства. И если бы только она могла просто отпереть дверь, перекинуть мост через ров и пропустить его, все было бы сейчас иначе.
Кетрин знала, что ее семья знает о Питере намного больше, чем может показаться, но им и в голову не приходило что двое симпатичных молодых людей, проводя вместе кучу времени, могут быть просто друзьями. Они, наверняка, верили до сих пор, что между ними могут возобновиться отношения. Мать была слишком консервативна, чтобы верить в наличие платонических отношений между мужчиной и женщиной, которые некогда были любовниками. Брат, пытался казаться безучастным, он сам не любил когда ему лезут в душу и уж точно не хотел вмешиваться в личные дела сестры. Они знали о репутации Марлини, да о ней собственно знали абсолютно все. Но не благодаря Кет, которая, как раз предпочитала не выносить на всеобщее обозрение их отношения с напарником, а благодаря Майклу. Тот пожаловался всем: своей матери, Элизабет, Уолтеру, наверняка и Теренсу. Хотя семья Робинсон мало внимала его словам, не будучи от самого Гордона в восторге и им, честно говоря, было искренне начихать, что тот думает о Марлини. Скорее наоборот, чем хуже Майкл говорил о Питере, тем лучше о нем думали Уолтер и Элизабет.
