Предположение о том, что в самом строении живых организмов заложена тенденция к усложнению и подъему вверх по эволюционной шкале, ни в коем случае не является научно установленным фактом. Конечно, в иерархии живых созданий наблюдаются огромные отличия: от минералов (или близких им структур) до Будд. Но, последовательно придерживаясь научного подхода, нельзя утверждать, что различия в достигнутом уровне развития не являются следствием периодического или постоянного притока энергии из трансцендентного источника. Если же причина восхождения по эволюционным ступеням трансцендентальна, тогда она – не натуралистическая[12]. Даже если и не основываться на данном рассуждении (которое я на данный момент буду считать чисто умозрительным), нельзя не признать, что в чисто натуралистическом смысле вся деятельность в природе тяготеет к угасанию. Физики нам скажут, что во всех своих наблюдениях – от лабораторных до астрофизических – они не находят исключений из второго закона термодинамики. Если пользоваться простыми словами, то этот закон говорит о том, что вся энергия имеет тенденцию как бы скатываться к подножию холма, то есть течь от центров с высокой концентрацией в области низкой концентрации (например, от звезд – в глубины космоса). И далее: энергия преобразуется в работу, только когда она находится в процессе упомянутого движения; на последнем этапе рассеяния энергия утрачивается. Отсюда ясно следует, что чисто натуралистические тенденции направлены на деградацию[13].

Почему бы не рассматривать жизнь как определенного рода энергию? Разве такая точка зрения не будет исключительно последовательным применением третьего условия? Ведь она является продолжением устоявшихся научных взглядов. Но если жизнь рассматривать как энергию, то разве эта энергия не должна подчиняться общему закону, который вроде бы всегда и всюду подтверждается наблюдениями физиков? Если ответ на эти три вопроса будет утвердительным, тогда нам придется смотреть на естественную (изолированную от какого бы то ни было трансцендентного притока энергии) жизнь как на тяготеющую к деградации. Такая смена перспективы будет иметь далеко идущие последствия. Например, этнолог потеряет право рассматривать культуру так называемого первобытного человека в качестве истока последующих более высокоразвитых культур; первобытная культура станет выглядеть культурой деградировавшей и, таким образом, из истока превратится чуть ли не в тупик процесса деградации. Мы больше не сможем рассматривать шаманизм вуду[14] как примитивную форму религиозного сознания – семени, из которого, в конечном счете, расцвело более высокое религиозное сознание; нам придется видеть в этой форме религиозной практики состояние деградации религии – то, чем становится религия в руках расы, движущейся к вымиранию. Другой пример: в аналитической психологии утратит свою ценность редукционная интерпретация[15].

Далее в этой работе (когда речь пойдет о более современной психологической интерпретации мистических состояний сознания) у меня будет возможность развить намеченную выше линию аргументации более полно. Похоже, что недооценка подобных интерпретаций вызвана предвзятостью, вытекающей из склонности к чрезмерному распространению идей дарвинизма. Сейчас же я просто делаю предварительные наброски, чтобы позволить читателю ориентироваться в общем потоке идей.

Следующая глава призвана заложить фундамент знаний, на которых в значительной степени базируется вся сумма дальнейших интерпретаций. Это изложение (преимущественно описательно-повествовательное) имеет то же методологические значение, какое придается лабораторной записи в процессе построения научно-теоретической интерпретации. Но в данном случае непосредственно данный материал не имеет того объективного характера, который присущ явлениям, изучаемым в научных лабораториях; он собран преимущественно в процессе сознательного погружения в субъективный полюс сознания. В этом случае то, что соответствует сырому материалу научной теории, – суть качества или состояния, обнаруженные благодаря проникновению в «Я», а не в результате наблюдений за «не-Я».

Интерпретируемые таким образом явления далеки от заурядности – если считать заурядным весь объективный материал научной теории, который в принципе доступен для любого человека с обычным сознанием, не выходящим за пределы пяти чувств. С рассматриваемой сферой сознательно ознакомились очень немногие люди; но такие есть, и когда они встречаются, то понимают друг друга. Последний факт имеет огромное значение, так как он обнаруживает, что у человека область субъективного не есть нечто абсолютно уникальное, не имеющее ничего общего с аналогичными областями других людей. Несомненно, некоторые конкретные черты этой субъективной зоны уникальны, поскольку один индивидуум отличается от другого и один вид индивидуальности противоположен другому. Но по мере углубления в «Я» разногласия уменьшаются; согласованность понимания все возрастает, стремясь в конечном счете стать абсолютной. В центре же всего пребывает Просветление, которое в основе своей одно для всех. Я вынужден оставить это заявление в форме догмата, поскольку объективно его невозможно ни доказать, ни опровергнуть.

Конечно, начальный и самый поверхностный этап субъективного проникновения сугубо личный, так как никто не может начать иначе, чем с самого себя: конкретного индивидуума, живущего в определенной точке во времени и пространстве. И первая опасность Пути – на неопределенный период времени угодить в ловушку этой чисто личностной субъективности. Задержавшийся здесь поднялся всего лишь на первую ступеньку лестницы. Истинное проникновение выходит за пределы личного «я». Выйдя за рамки личного, «Я» быстро приближается к имперсональности, пока не превратится во Всеобщий Принцип. Таким образом, внутренняя почва является общей ничуть не меньше, чем объективное содержание сознания, единое для всех людей.

Как ученые-эмпирики в общем понимают образ мыслей друг друга, так и те, кто в определенной степени постиг безличное «Я», поймут особый язык друг друга (по крайней мере, в общих чертах). Конечно, подобно тому как у ученых бывает своя специализация, так и здесь есть свои нюансы, которые ограничивают полноту взаимопонимания. Специалист по субатомной физике обычно не говорит на специфичном языке биолога, тем не менее относительно общих детерминант эмпирической науки как таковой имеет место взаимопонимание. Аналог этого можно обнаружить и среди мистиков. И этот факт сбивает с толку не-мистика, исследующего мистические состояния сознания. Есть согласие, а расхождения для того, кто обладает Видением, несущественны. Однако они безнадёжно запутывают непосвященного.

В записях, приведенных в следующей главе, часть материала, несомненно, уникальна и относится к конкретному индивидууму; она несколько отличается от других описаний, которые можно найти в литературе. Но очень скоро содержание становится все более и более универсальным. Доказательство тому можно найти, обратившись, подобным образом, к соответствующей литературе. Именно на этом, более универсальном, едином содержании и строятся дальнейшие интерпретации. Поистине, есть то, что едино для всех людей. Хотя обычно это Единое затеряно в бессознательном, оно ждет возможности раскрыться – когда Свет Сознания обратится на Себя, вернется к Своему Истоку.

Еще будучи студентом-дипломником философской школы Гарвардского университета, я окончательно поверил в возможность существования сознания трансцендентного типа, непостижимого в пределах наших обычных форм знания. Это убеждение сложилось под влиянием нескольких факторов. Во-первых, значительная часть западной философии (от греков до наших дней) как будто подразумевает некое проникновение в Реальность, которое невозможно свести к наблюдению или извлечь из непосредственного опыта с помощью логических умозаключений, какими бы тонкими они ни были. В то же время то глубокое ощущение истины, которое я обрел в процессе изучения чистой математики, не находило удовлетворительных объяснений ни в одной из философских интерпретаций, стремящихся показать, что математика выведена из фактов внешнего мира путем одной лишь чистой абстракции. Меня не покидало ощущение, что у самого истока математики скрывается некая тайна, уходящая гораздо глубже, чем что-либо, обретаемое посредством органов чувств. К тому же я до некоторой степени соприкоснулся с буддийской, ведантистской и теософской фазами восточной мысли. А там приводились весьма убедительные свидетельства в пользу реальности определенного рода трансцендентного сознания. С другой стороны, фактором, действующим в некотором роде как негативный стимул, было то, что системы философии, которые отрицали наличие трансцендентной, мистической реальности, отличались некой скудностью, оставляющей осадок неудовлетворенности. А между тем в глубине моего сознания присутствовала более или менее явно выраженная вера, настоятельно требовавшая, чтобы подлинно обоснованная интерпретация реальности была бы полностью удовлетворительной, а не бесплодной. Но диалектические и полемические методы разных западных школ мысли не могли дать вполне удовлетворительного решения, которое, обеспечивая потребности опыта и рассудка, в то же время удовлетворяло бы жажду уверенности и глубины. Однако из исторических свидетельств вытекало, что по крайней мере некоторые представители человечества обрели эту уверенность, которая была обоснованной и полной. Так что мне казалось весьма вероятным, что должен быть какой-то вид сознания или знания, еще не охваченный западной гносеологией и психологией.