Даже у лютоволков есть свои принципы.

Хороший Человек Бронн пах ревностью, горьким запахом давленой рябины разливался тонкий аромат его желания. Нимерия прищурилась, пытаясь разгадать желаемую последовательность действий для Бронна. Его было легко читать. Что больше всего восхищало Нимерию, так это то, что он предпочел бы отдать инициативу Сестре. Большинство двуногих самцов предпочитали брать нахрапом.

Только не этот. Этому было интересно что-то еще.

Выждав еще нескончаемые несколько минут, Нимерия почти отчаялась и поднялась на ноги. Парочку жизненно необходимо было подтолкнуть друг к другу.

— Что, Нимерия? — спросила Арья, кладя руку на голову волчице.

«Спаривайтесь», недовольно проворчала она, опуская уши и прижимая их к шее. Бронн фыркнул, тоже протягивая руку — к холке. О, он умел делать хорошо… особенно, когда у Нимерии так ломило хребет!

— Должно быть, леди Нимерия скоро родит, — посмеиваясь, прокомментировал мужчина, — она особенно беспокойна сегодня.

Волчица сердито оглянулась на него.

«Ты дурак или притворяешься? — укоризненно хрюкнула она из глубины горла, — я беспокоюсь, что у меня будет пятый помёт, когда вы, наконец, займетесь делом».

— У меня где-то была для тебя мозговая косточка, — Бронн привстает, намереваясь уйти, но снова — маленькая лапка Сестры Арьи удерживает его.

Нимерия задерживает дыхание. Пытается распластаться по полу, стать невидимой.

Даже лютоволки не любят при спаривании посторонних, что о людях говорить. Трепетные создания.

Она теряет нить их разговора — понять сложно, что-то, что пахнет благодарностью, откровениями и чем-то вроде робких планов на будущее. Планы Арьи известны Нимерии. Сестра хочет свободы, спутника в свободе и еще — в этом она себе не признается, но запах, запах! — хочет самца. Хорошего, крепкого, могучего, такого, что все другие боялись бы его. Такого, как Волк.

Бронн пахнет неуверенностью. Кажется, он боится причинить Арье боль, и еще — острая нота страха — что-то думает о Джоне.

«Я отвлеку посторонних и Джона, если надо, — Нимерия вскакивает, не выдерживая, — ах, да начните уже, наконец!».

Может, они не знают механику? Может, каждый раз это должно быть по-другому? Может, надо показать? Волчица лихорадочно обдумывала сомнительную ситуацию. Кто точно умел спариваться? Горелый Человек — но он вряд ли одобрил бы происходящее; почему-то так казалось Нимерии. Джон? Нет, точно. Призрак и он думали, что Сестра маленькая; много они знали! Большая Белая Бриенна и ее Однолапый? Эти-то точно знали, что значит доброе сношение, но Нимерия питала отвращение к кошачьим и не готова была их терпеть даже ради удачного спаривания Сестры Арьи.

Внезапно волчицу осенило.

Забавный Подрик. Он точно знал, что делать.

И он все еще был должен ей.

«Только не делайте ничего неестественного!» — рыкнула Нимерия и метнулась на поиски премудрого Подрика.

***

— Не могу понять, что с ней сегодня, — пробормотала неотразимая леди Старк, и Бронн выплыл из пространства своей агонии.

— Согласен, — пробормотал он, — надеюсь, она здорова.

В отношении себя он точно не мог этого сказать.

Он горел в чернейшей из лихорадок. Он едва мог ровно дышать, сидя на постели Арьи Старк в каком-то футе от ее прелестно скрещенных ножек. В чем была причина? В крови, кипящей с мгновения, когда он оттащил прочь Джендри? Добряка, простака, хорошего парня, но посягнувшего на то, что все нутро Бронна желало назвать своим?

Или в том, что против всякой логики и смысла была просто Арья — не то чтобы красивая, несуразная, немного потрепанная, чуточку еще угловатая, противоречивая, такая милая… Арья-весна, но не та, цветущая и благоухающая, всем понятная, всеми любимая, о нет. Весна, которую мало кто любил до последнего года — весна серая, грязная, полная непредсказуемых оттепелей и заморозков, мутной талой воды и ноздреватого снега, случайно проглядывающего неумытого задымленного очагом солнца, и, наконец, жизнерадостных пятен желточных ярких цветов на каменистых склонах.

Такой весной была Арья; пахла она свежестью, подтаивающим на солнце снегом, севером и чистотой.

Бронн обнаружил, что склонился к ее лицу.

Девушка не шевелилась.

Он сжал зубы. Она прищурилась.

— Мне пойти за Нимерией, леди Арья?

«Если ты скажешь «останься», ты же знаешь, что произойдет?».

Напряжение можно было подставлять под аракхи дотракийцев вместо щита.

— Я не леди, — дрожащими губами выпалила леди Арья Старк, и Бронн ясно услышал в голове истинное значение ее слов.

«Останься, целуй меня. Целуй меня, ты; потому что я этого хочу».

— Ты — леди, — кивнул он, не отстраняясь, и посылая в ответ свою истину:

«Мне плевать. Я хочу тебя, кем бы ты ни была».

— Джон… — она осеклась, как будто ком встал у нее в горле, слезы показались в глубине огромных серых глаз.

«Он убьет тебя, если узнает. Я устала доказывать право на самостоятельность. Я никогда не буду свободной настолько, насколько хочу».

Бронн хмыкнул. Она дрожала сильнее, но это была дрожь желания, а не страха.

— Леди Арья, — он находит силы отстраниться чуть и насладиться ее усиливающейся дрожью, — запри дверь.

Это самое формальное в его жизни, что Бронн произносил в подобной ситуации, но это, пекло, самая невероятная из исполнившихся фантазий.

Ее лютоволчица снаружи.

Ее брат — король. И у него, кроме лютоволка, еще два дракона, огнедышащих, мать их, дракона.

Ее сестра — полоумная мужеубийца, и как знать, как знать, не наследуется ли тенденция… ах, определенно, наследуется.

«Мне по-прежнему плевать».

И ему действительно все равно. Потому что, когда Арья Старк с быстротой молнии возвращается к нему, плюхаясь прямо на колени и невпопад тыкается маленькими губками в лицо — бровь, переносица, трижды переломанный нос, край подбородка — это сладчайшая из наград, и тем слаще, что не повторится. Всё это.

Завтра не существует. Вчера закончилось и ушло навсегда. В настоящем нет стареющего межевого рыцаря-наемника, лорда — или кем он там числился на данный момент. Нет и леди-убийцы, что была младше его почти в три раза. Есть что-то — пока что ни один из них не знает названия, но возможно, если начать искать сейчас, до утра имя будет найдено.

— Я хочу… — жарко выдыхает Арья, и Бронн в это мгновение тает, готов согласиться на все, принять любые условия, сдаться, капитулировать немедленно, но —

— Эй, есть тут кто-нибудь? — раздается голос Подрика из-за двери, и они отскакивают друг от друга, тяжело дышащие, пойманные врасплох.

Стук повторяется. Доносится тихое скуление Нимерии. Внезапно оно прекращается. Бронн смотрит на Арью. Арья на Бронна. Двое убийц, и молчаливый диалог между ними не нуждается в переводе.

«Я могу выйти и отослать его, девочка».

«Нет. Не шевелись. Он уйдет. Не уходи.».

И, протянув тонкую руку к нему, вслепую, оставляет горячие пальчики напротив его черного сердца — неприлично часто бьющегося в эту минуту:

«Не уходи. Будь со мной. Будь моим - сегодня. Сейчас».

Стук из-за двери прекращается, и возмущенно слышится от Подрика: