Это он, конечно, пытался подколоть не-сира Клигана. Но Подрик воспринял указание достаточно серьезно. Несмотря на тяжелые обстоятельства, у Зимнего Братства сложились определенные традиции и обычаи, и когда кто-то нес одиночный дозор в первый раз, его всегда старались отвлечь, напугать или даже заставить бросить пост. А правила короля Сноу не допускали отлучек. Ни при каких обстоятельствах.

Подрик печально посмотрел в сторону второго по величине — и первого по привлекательности — шатра. Его единственное обстоятельство находилось от него на расстояние в триста шагов, не больше.

Молодежь теннов. И Карстарков. Старшие рыцари раздавали сквайрам подзатыльники, копьеносицы запрещали юным девушкам приближаться, но круглосуточное паломничество к Весёлому Городку не прекращалось.

И, судя по взрывам хохота, доносящимся от него и костра рядом, собравшиеся там прекрасно проводили свое время. Подрик тоскливо наморщил лоб, размышляя, что именно может происходить.

Конечно, Тенна Хаги — с ее спелыми, ладными грудками, прячущимися под многослойными одеяниями, с веселыми желтыми глазами и опасной смешливой морщинкой у маленького рта — сидит на коленях у Седрика Хилла. А у ног задумчивой Лианны Мормонт собрались и слушают ее истории рыжие молодцы из Клана Рысьего Черепа. И все пьют эль, малиновый настой, а в углу дымят тенны чудо-травами, от которых кружится голова и становится легко на душе…

Подрик закрыл на миг глаза, опустил голову и обнял себя руками. Это было так несправедливо! Нет, конечно, его очередь нести дозор, и он гордился, как и положено, и, разумеется, король Джон хлопнет его по плечу, но — всё, в целом, было несправедливо!

Вот если бы всё было, как сейчас, и была Зима, но только не умирал никто, дрова не нужно было бы рубить, и Иных было как-то проще одолеть! Подрик не сразил ни одного, но однажды сражался с одним из них. Тогда, в самом начале, когда он и сир-миледи спасали сира Джейме. Они шли по замороженному полю несколько часов. Леди Бриенна только сжимала зубы и почти ничего не говорила. В тот раз Подрик отвел от нее удар Иного, а сама леди разрубила врага пополам. Назад они на носилках тащили сира Джейме, и потом на леди Бриенну кричал сир Лорас. Последнее, что хотел бы Подрик — повторения той истории.

Он поежился. Из далекого заветного шатра раздавались звуки волынки и гармоники.

Чей-то смех.

Подрик упрямо нахмурился. Поплотнее завернулся в меха.

В темноте грузно что-то зашумело, затем затопало, и к небольшому освещенному костром кругу выплыл одичалый. Куда страшнее заросшего бородой лица был топор за спиной, украшенный грубыми геометрическими узорами. На некоторых из них, кажется, еще видна была красная, живая, кровь. Подрик сглотнул, молча глядя на великана и робея обратиться первым.

— Это ты, значитца, караулишь, мальчик? — прогрохотал страшный гигант из полумрака.

— Да…

— Манда! Где второй?

— Я один.

Одичалый вновь добавил другое ругательство, уже не знакомое Пейну, и исчез, топая, в темноте. Подрик выдохнул. Значит, вот он сегодня обходит костры и проверяет дозорных. Попробуй рискнуть отойти.

Синие звезды над ним поблескивали, перемигиваясь. Темный далекий лес — то, что осталось от пожаров Манса-налетчика — тревожно шумел.

Вновь послышались шаги, и Подрик приосанился, заслышав знакомые голоса. К нему явились Тенна Хаги и другая девчонка — он не знал ее имени, но знал, что она принадлежала к дорнийцам, немногие из которых явились на зов Зимнего Братства, и еще меньшее число дожило до этих дней.

— Ну как ты? — сердобольно спросила дорнийка, присаживаясь на корточки рядом с Подриком, — скучаешь?

— Нормально, — Под пытался звучать расслабленно, но взгляд его вновь и вновь возвращался к Хаги.

Ах, как она была хороша! Желтоглазая, в беличьей шубке, во всей своей славе возвышающаяся над ним, румяная и веселая…

— Мы принесли тебе ужин, — сияющая дорнийка ревниво опередила подругу, поставила перед Подриком котелок, — раз уж тебя не будет сегодня. Ешь сейчас же, пока не остыло.

— Спасибо…

— Эндира. Эндира Сэнд, — улыбнулась дорнийка, и ее тревожный взгляд заставил юношу сильнее смутиться: она его знала, а он не помнил, как и при каких обстоятельствах они познакомились.

Это было естественно Зимой. Подрика всегда смущали люди, которые с легкостью запоминали всех, с кем встречались. Больше того, они помнили имена всех родственников и соседей друг друга, вот как сир Бронн, например. Подрику казалось обидным расточительством тратить столь обширную память и талант к запоминанию на банальные сплетни.

Девушки, щебеча между собой, покинули его. Подрик проводил их больным взглядом. Несправедливо втройне. Несправедливость начиналась с пробуждения и не заканчивалась с отбоем.

Последнюю обиду ему нанес два дня назад сир Джейме. Подрик не один месяц готовился к этому разговору, подбирал выражения, надеялся, что как-нибудь события позволят избежать этого, но — раз уж он собирался стать рыцарем однажды, если доживет, то должен был…

Но вместо грозного «Милорд, бесчестно, что вы спите с леди Бриенной без рубашки под одним одеялом, восстановить честь девы следует, женившись на ней!» получилось какое-то жалобное блеяние:

— Сир-миледи… она ведь девица… так она говорит, и я верю — но сир, это правильно было бы, ведь если нет септы, то хотя бы богороща… наследница…

Сир Джейме слушал с каменным лицом. Даже сир Бронн, что поначалу усмехался, как-то съежился, когда Лев одной левой приподнял Подрика за воротник в воздух и, держа на весу, прорычал, словно на одном дыхании:

— Значит, старые сплетники сами ссут подойти ко мне, а? И подослали тебя, юный Пейн? Тогда пусть запомнят: у меня и леди Бриенны было достаточно церемоний, — он выплюнул слово «церемоний», как горькую можжевеловую ягоду, — приданым была моя правая рука, нашими свидетелями — те, что ее отрезали, а септон рычал и пытался нас сожрать, одетый в бурую шкуру! Это я еще посаженную мать, гниющую на ходу, не упомянул!

Примолкли все. Сначала сир Аддам, а потом и остальные, начали говорить о леди Бриенне «наша леди», и вопрос больше не поднимали. Иногда язык сира Джейме все-таки служил добрую службу.

Но Подрик-то чем был виноват, когда от души заступался за честь своей дамы?

*

Мороз усиливался. Трижды Подрик подбрасывал охапку дров в костер, и, хотя он и старался экономить, подходило время, когда следовало идти за четвертой порцией. Нужно было спешить и не задерживаться: за оставление костра без присмотра пороли. А за потухший огонь король Джон лично рубил головы. Уже три раза случалось такое.

Подрик, вздыхая, поднялся. Похлебку из котелка, что принесли девушки, он съел почти всю, делать было нечего, следовало собираться — больше оттягивать нельзя. Путь лежал мимо заманчивой тропы к шатру теннов. У тамошнего дозорного костра было шумно и весело. Семеро, Подрику казалось, у любого костра шумно и весело — кроме его собственного. Он сморгнул розоватую пелену, снова и снова наползающую на взор — как бы не заснуть!

Заскрипели чьи-то сапоги по тропинке. Несколько пар. Подрик поднял взгляд — как раз вовремя, чтобы обнаружить, что над ним нависает Тормунд Великанья Смерть и несколько его приятелей — или родственников? Или и тех и других? Подрик не различал — и каждый держит по охапке дров.