Всё было интереснее, чем светские беседы с девицами.

— На турнир я наряжусь в платье цвета песчаной розы.

— Это какой? Бежевый? Вината, осторожно, ты обольёшься!

— Это вот такой… Хотелось бы мне посмотреть на северных рыцарей. Ты видела стражу у дверей миледи? Вот это мускулы.

— Фу, они волосатые. Но крепкие, твоя правда…

— А поцелуй с языком — это как? — раздался нежный голос Винаты, и Сонаэнь встала из-за стола.

Будь что будет, но следовало немедленно изобрести способ ужинать в одиночестве. Так недолго было дожить до воспаления желудка или чего-то в этом роде.

***

шесть лет назад

…Когда Ниротиль хотел, он мог разнести весь военный лагерь за полдня. Каждый из сотников, из десятников и простых солдат уважал командира. И каждый боялся. Ниротиль знал об этом и не уставал напоминать воинам, что он лично следит за всем в военной ставке. Широко шагая и почти не прихрамывая, он внушал безусловную покорность и трепет всем, кто видел его.

Сонаэнь не помнила его с довоенных времен — тогда он больше улыбался и смеялся, — но, когда видела Тило, шагавшего навстречу, едва не роняла из рук всё, что держала. Включая драгоценную книгу по анатомии с рисунками — она вынуждена была взять её в поездку, не полагаясь на знания в памяти. Золотой рыцарь прошлого рядом не стоял с могущественным воеводой настоящего. Даже если накануне Сонаэнь обклеивала его горчичниками и мазала колени терпко пахнущей мазью.

И всё же она всё ещё могла им любоваться. Может, даже больше, чем прежде. Со всей его виной, со всеми его грехами. Он был — порушенное произведение искусства, покрывшаяся трещинами скульптура запрещённых древних мастеров. Красота и добро, перечёркнутые шрамами и ранами.

И она готова была любить за шрамы. За восемь лет их прибавилось — казалось бы, на теле уже не найдётся мест для новой летописи сражений, но всё же они были.

— От падения с лошади, — прокомментировал Тило на шестой вечер процедур с горчичной мазью и ромашковым раствором, чуть обернувшись, — этот.

Сонаэнь провела рукой по его боку справа. Игра, лишённая эротической окраски.

— Копьё отца Гедати. Тренировка. Разошлись слегка.

Бедро — Тило дрогнул, поморщился.

— Ты знаешь его, моя госпожа. Ты сама лечила меня тогда.

Шрамов было не то что много. Проще было найти, где их не было. В некоторых областях Сонаэнь замечала меньшее их количество. Там, где его оборона стала слабее после ранения при Элдойре, он чаще пропускал удары.

Она провела пальцами по кривому шву на правой лопатке.

— Ты никогда не показывал врагу спины.

— Это с турнира. Последнего, на котором я был.

— Ты — и турнир? — Она улыбнулась. — Теперь? Уже после войны?

— Я развалина, так и скажи. — Он вырвался из её рук, поднялся, плеснул вина в бокал. Сонаэнь прикусила язык, осторожно подбирая слова.

— Турниры — это всё-таки больше для юношей.

— Ах. Теперь я ещё и старая развалина. — Но Ниротиль улыбался. Леди Орта медленно выдохнула.

Следовало быть осторожной. Следовало замолчать и отстраниться. Найти повод покинуть шатёр. Когда подобное настроение находило на полководца, он бывал абсолютно непредсказуем. Это знала и Гедати, притаившаяся за занавесью. Сонаэнь обменялась с наложницей беспокойными говорящими взглядами. Но кочевница — как и всегда прежде — оставила её справляться с супругом самостоятельно.

«Трусиха, — вздёрнула верхнюю губу Сонаэнь в её сторону, — бесполезная ленивая трусиха».

— Это был турнир в Поясе Бурь, — продолжил Ниротиль, — небольшой. Не стоил внимания, потому я не писал о нём.

— Ты ведь взял Лерне Генес тогда?

— Он тогда победил, — вступила всё же Гедати негромко, — и в турнире тоже. Выиграл во всех скачках. Бросил наземь Молодого Сато. И получил дочь Хезы… и тогда же, в ту же ночь…

— Замолчи! — крикнул Тило, и Сонаэнь сжалась. Гедати не шевелилась за занавесью.

Наконец, бесшумно, она подобрала подол и выскользнула из шатра, опустив полог за собой. У наложницы была подобная возможность. Законной жене следовало остаться.

Ниротиль залпом допил кубок. Прикусил нижнюю губу. Коротко глянул на жену. Сонаэнь видела все приметы близящегося гнева так, словно читала тот самый учебник анатомии. Сердце билось неровно от ужаса, когда она подмечала: красные жилки в уголках глаз, опущенный уголок губ с той стороны, где не было шрама. Бледность. Пот на лбу.

— Хеза — моя вторая наложница, — сказал наконец Тило, по-прежнему не глядя на неё. Сонаэнь только кивнула. Не на что было жаловаться: она не баловала мужа вниманием. Он же не обязан был отчитываться перед ней. Их общение через письма содержало мало подробностей такого рода.

И всё же у неё горько сжалось сердце, когда Тило продолжил:

— От неё у меня есть дочь. Я был с ней всего три раза, прежде чем она понесла.

— Сколько ей лет? — Голос никак не желал слушаться леди Орту. Тило наконец подошёл на расстояние шага.

Горчичная мазь остывала за спиной Сонаэнь на столе.

— Почти семь.

Не прозвучало слов «Мне нужен сын».

— Гедати? — жалко спросила леди Орта. Ниротиль поднял на жену тёмный взгляд.

— Гедати бесплодна.

Не прозвучало ни слова о супружеском долге. Ему не нужно было говорить. Что твёрдо усвоила Сонаэнь Орта в браке с полководцем Лиоттиэлем, так это то, что он всегда получал всё, чего хотел. И, к несчастью, она обречена была возглавлять список его желаний. Причины не могли быть важны.

— Не надо, Тило.

Он даже не поморщился, хватая её за запястья и притягивая к себе. Сонаэнь сглотнула тяжёлый ком, когда муж стал задирать её юбку. Лицо у него было спокойное, даже отстранённое. С таким лицом он мог рубить голову курице или справлять нужду. Совсем не так, как в последний раз.

Хотя делает он то же самое. Берёт, не спрашивая. Ниротиль толкнул жену, поворачивая спиной к себе и наклоняя над походным столом. Сонаэнь лихорадочно пыталась взять себя в руки. Тело требовало бежать. Рассудок не подчинялся. Она окаменела, запертая в клетке из плоти, крови и костей. Она не могла пошевелиться. И не хотела знать, что случится, если она не двинется с места.

— Я не хочу, Тило, прошу… — это даже не шёпот.

— Лучше бы тебе быть мокрой.

— Пожалуйста, не надо. — Но крик бессмыслен, последствия — позор и презрительные взгляды, а голос не слушается. И в груди что-то тяжёлое, что-то, с чем она боролась восемь лет их разлуки, но победить не смогла.

Тяжёлая пряжка ремня поддалась с трудом. Это дало Сонаэнь полминуты — хватило, чтобы плюнуть в ладонь и сунуть руку между ног. Фибула на кафтане уколола указательный палец — Ниротиль зашипел, досадливо цокнул языком. Один сапог полетел прочь, вторым Тило не озаботился. С неё он даже не стал снимать чулки — лишь задрал юбку и попытался расстегнуть ворот у платья.

— Я сама… — Она не смогла остановить его.

— Куплю новое, — жарко прошептал полководец, и вдруг, мгновение спустя, он был в ней, так глубоко, что у Сонаэнь перехватило дыхание.

Ливень шуршал по тенту. Кто-то кричал снаружи в восторге, визжали какие-то девицы. Сонаэнь зажимала рот рукой, пытаясь молчать. Её трясло. Изо всех сил леди Орта пыталась договориться с собой и не думать о сопротивлении. Ниротиль всё равно был сильнее. Он подчинял с лёгкостью. На войне. На брачном ложе.