Нет, их никто не читал.

Почему?

Наверное, потому что я так решил.

Я бы хотела прочесть.

Егор улыбнулся.

Они не стоят того.

Это нечестно. Ты прочитал мой сборник, читаешь каждый день чужие рукописи.

Нечестно. Но жизнь, по правде говоря, кроме того, что сама по себе нечестная штука, так еще и страшная гадость. Именно потому он и читает чужие рукописи, где непонравившийся эпизод он может попросить автора переписать.

Может быть, когда-нибудь я пришлю тебе что-нибудь.

Я буду ждать.

Почему ты не говоришь мне свое имя?

А вдруг ты меня вспомнишь?

Я бы этого хотел!

На какое-то время она замолчала. А он остался в нерешительности и задумчивости.

Ответила она внезапно, когда он перестал ждать.

Расскажи о своей семье, попросила она.

У меня только мама и младший брат, ответил он.

А у меня только мама. Ты был женат?

Нет. Не был. А ты была замужем? Или сейчас?

Была. Почти. Если это только можно таковым назвать.

Здесь Егор остановился. Задумался и нахмурился. Его разъедало странное чувство. Она его отлично знает, он не имеет ни малейшего представления о ней. Возможно, ему пришло в голову это только сейчас, она выдумала, что училась у него, и пользуется этой невероятной историей в собственных желаниях. Да на какой черт разница? Он думал в сию минуту о другом. Он хотел знать то, что ему не положено знать. В голове проносились дикие вопросы. Это был твой единственный мужчина? Да или нет? Да? А если нет? Сколько было у тебя мужчин? Любовники? Возлюбленные? Боже, приятель, ну и мысли…

Она опередила его.

Ты любил?

Да.

А мне раньше казалось, что любила, а теперь почему-то кажется, что я ошибалась.

Твой последний рассказ о том мужчине?

Да.

Мне очень жаль.

Теперь ты все обо мне знаешь. Я сама все рассказала о себе. Расскажи же и ты мне о себе.

В моей жизни не все так красиво, как в твоих рассказах и моих романах. Я не обо всем могу рассказать.

Она снова не ответила и замолчала на некоторое время. А он ждал.

Наконец пришел ответ:

«Давай напишем друг другу настоящие письма, где расскажем о себе. Только все самое хорошее, самые радостные события. Оставим горе себе, а друг с другом будем делиться радостью. Это будут наши письма радости, представляешь? Вот идет все сейчас наперекосяк, а тут приходит письмо, но ты совершенно не пугаешься, что оно может принести плохую весть, ты будешь знать, что в нем одна сплошная радость! Я буду стараться, чтобы сделать чуточку счастливее тебя, а ты меня. Идет?»

Идет. Правда, я очень давно не писал писем. Как думаешь, у меня получится? – спросил он.

Я думаю, да. Хочешь, я напишу тебе первой?

Хочу.

Я начну прямо сегодня.

Я буду ждать.

А через пару минут она добавила. «Егор, напиши мне о своем доме». Она первый раз назвала его по имени, и он прочитал его, как диковинку, состоящую из абсолютно не знакомых ему букв и звуков. Егор. Это же он. Егор, которому напишут настоящее письмо.

После этого вечера он каждодневно отпирал почтовый ящичек, порой безнадежно заглядывая в его пустоту, или с предательским чувством обмана вытаскивал всякую напиханную ерунду. Она не напишет, бормотал себе под нос. Обманет. И переставал писать свое письмо о доме. Он истратил много бумаги, выводя каждую букву до совершенства и складывая фразы чуть ли не в поэтический слог. Это было невероятно сложно – рассказывать о себе, словно обнажаться. За каждую написанную строчку он краснел и стыдился, будто каялся; с каждым предложением с него все быстрее слетали нажитые слои: обычная одежда, крепкая броня, беззащитная кожа. Это чувство не сравнить с первым обнажением перед женщиной, с которой занимаются любовью, нет, он обнажал себя для другой цели, чтобы выставить себя напоказ и доказать, что ничего не украл и не прячет. Его руки предательски дрожали.

А потом пришло письмо. Приморье – морской город, вот почему ее зима пахнет солью. Он разулыбался во весь рот. Имя! Теперь он может узнать ее имя! В графе отправителя значилась фамилия и инициалы – «Засекина З. А.».

З.А? – спросил он.

Зинаида Александровна.

Так и не распечатав письмо, он отложил его в сторону, вспоминая кое-что важное. Внутренний голос подсказывал Егору, что дело не такое уж и чистое. Он прошел в рабочий кабинет отчима, где, как и всегда, его ждали книжные стеллажи большой библиотеки. Без промедления вытащил тяжелый в сине-зеленой потрепанной временем обложке томик. Тургенев И. С. Быстро пролистал страницы, отыскав одно-единственное доказательство.

Значит, Засекина Зинаида Александровна, говоришь? – написал он.

Все верно!

Тургенев «Первая любовь», с гордостью объявил он и почему-то через тысячи километров почувствовал, что она там улыбается, читая его сообщение, закрывает глаза и слегка откидывает голову назад, а потом смеется чуть громче.

Ты улыбаешься?

Как ты догадался?

Я хотел бы увидеть твою улыбку.

Ты видел ее раньше.

Я попытаюсь вспомнить.

Все полученные письма Егор хранил в одном месте, в верхних ящиках рабочего стола отчима. Он пока еще не вскрыл только что полученного конверта. Да и не имеет права вскрывать его до тех пор, пока не напишет преждевременный ответ на ее вопрос. Он все еще не знает ее имени, просто Она, с которой он делится радостью, – радостью, от которой бывает совершенно тошно. Он бы с радостью рассказал ей о прошедших выборах декана, как сильно не желал в них участвовать и как не спал несколько ночей перед ними, что едва не уснул на собственной лекции, он рассказал бы ей, как ему все труднее приходится с Захаром, с каждым днем тот становится самостоятельнее и на миллиметр, сантиметр отдаляется от него, выстраивая мостик во взрослую жизнь. Он бы поделился с ней чудовищной мыслью, навещающей его в последнее время чаще некуда, что мечтает никогда не отпускать Захара от себя, но когда мимо Егора по университетскому коридору проходит Маша Грачева, кротко улыбаясь и заправляя прядь волос за ухо, он холодно съеживается, а его внутренности, словно деревянной ложкой перемешивают. И он снова в разговоре с Захаром упомянет ее имя и что она вполне себе хорошая, привлекательная девушка. «И?» – обернется на него Захар и уставится своими живыми глазищами. «И ничего! – повысит он тон до преподавательского. – Общайся с ней побольше, она очень интересная, образованная девушка!» И пока брови Захара будут высоко взлетать от изумления, Егор представит картину, как однажды, в одно чудеснейшее утро или один прекраснейший вечер, Захар робко позвонит в его входную дверь, не решаясь открыть квартиру собственным ключом. Он распахнет дверь, сперва встретится взглядом с Захаром, улыбнется и раскинет руки ему навстречу, а потом заметит присутствие третьего, лишнего, человека – Маши Грачевой. «Вот, это Маша. – Заикаясь, начнет Захар. – А это Егор Андреевич, ну то есть, теперь можно просто Егор. Да вы вообще-то знакомы». И по телу Егора пронесется огненная волна, сжигающая все на своем пути, доберется до сердца, и оно лопнет. Ему останется протянуть ей руку и добродушно кивнуть головой, он должен будет радоваться, что Захар все-таки сделал верный выбор, который сделает его счастливым человеком.

До отправления письма она спросила его вновь «Ты любил?». И за этим последовало: «Расскажи о ней, о своей первой любви. Но только, как и договаривались, хорошее, – напомнила она. – И еще одно! Прежде чем читать мое письмо, ты сначала отправь свое. Так мне легче будет».

Хорошо, согласился он.

До будильника оставалось пару часов, и октябрьский рассвет уже дребезжал вдали. По ночам еще тепло, можно не закрывать окна. Однако Егора пробрал озноб. Ему никому и никогда не приходилось рассказывать о той, которую он любил всем своим сердцем, о той, кто стала его первой и, пожалуй, последней любовью.

5