Наконец, спустя три часа мы прибыли на конечную станцию – небольшой городок областного значения. Сонная и голодная я буквально вывалилась из салона – все тело затекло от долгого сидения.

Рядом с автобусной остановкой обнаружилось невзрачное кафе, где я наскоро, невкусно, но зато дешево, пообедала и поспешила на новый рейс. Еще пять часов и я в соседнем городе ужинала сомнительного качества шаурмой из привокзального ларька. Переночевала в сдаваемой посуточно квартире, и утром отправилась в долгую поездку до Большого города.

Пусть попробуют найти меня в мегаполисе, зубы пообломают…

– Крутая тачка… – Ляля завистливо проводила взглядом уезжающую вдаль красную ауди.

Машина принадлежала Лялиной соседке Катюхе и во дворе который день шли яростные споры, кто же осчастливил роковую блондинку таким щедрым подарком. Мария Ивановна не без желчи предположила, что Катюха заработала на тачку сама. Ясное дело каким местом. Ольга Тимофеевна тактично предположила, что у девушки просто хороший жених. Остальные соседи придерживались примерно тех же мнений, ну а мне было совершенно все равно, каким местом соседка приобрела роскошную машину, потому что у меня были свои переживания, связанные отнюдь не с материальным.

– Подрастешь – и у тебя такая будет, – обнадежила я подругу.

Ляля в ответ скорчила гримасу, на что я лишь отмахнулась. Меня сейчас волновал лишь один человек – Вовка Гришин из одиннадцатого Б.

В этом году я переводилась в десятый класс, а Вовка школу как раз закончил, вчера только отзвенел последний звонок. Так вот, когда этим утром я узнала, что Вовка уезжает в Москву – поступать в Авиационный институт, у меня земля ушла из-под ног. Все утро я лила слезы в подушку, благо предки были на работе, а Юлька в деревне у бабки, и никто не мог помешать мне наслаждаться моим девичьим горем.

И вот теперь Ляля вытащила меня на улицу развеяться, как она сама выразилась. Сама Ляля, правда, ни по кому не сохла, поэтому ей по большому счету было все равно на мои любовные мытарства. А гулять она меня позвала только лишь для того, чтобы самой не было скучно. В итоге, так и не найдя понимания у подруги, я в расстроенных чувствах с ней распрощалась и пошла домой.

В квартире на меня снова навалилась тоска и я дала волю чувствам который раз за день.

Дальнейшие свои действия я могу объяснить только возрастом и наивностью, потому что логичностью и адекватностью они никак не отличались. Не знаю почему, но только я вдруг решила, что, если признаюсь Вовке в своей любви и отдамся ему, он точно никуда не поедет и вообще влюбится в меня тут же. И так мне эта мысль понравилась, что я тут же вытерла слезы и побежала к себе в спальню, чтобы в комоде отыскать новый кружевной комплект лимонного цвета, который мне как раз совсем недавно подарила мама.

Я натянула на себя лифчик с трусами и так и эдак принялась вертеться перед зеркалом, воображая и строя из себя роковую красотку наподобие Катьки.

А что… Я тоже может блондинка, и вообще натуральная, в отличие от нее. И носик у меня ничего, ровный такой, тоненький. Брови бы, конечно, чуть потоньше, а в остальном вполне себе неплохо смотрюсь.

Хотя…

Я так и не успела додумать, что же смутило меня в моем отражении, потому что в зеркале вдруг увидела отчима. Он стоял в проеме и зло смотрел, как я кривляюсь перед зеркалом. И даже не думал отводить от меня взгляд…

Я покраснела, наверное, от макушки до пальцев ног, вскрикнула и метнулась за халатом. И в этот самый момент он стремительно приблизился, схватив меня за плечи, и с силой бросил на кровать. Я даже опомниться не успела, как человек, который воспитывал меня последние годы, прижал меня всем своим весом и зажал рот потной горячей рукой. В ужасе я принялась что есть силы отбиваться, молотя его руками по груди, и тогда он рывком перевернул меня на живот и заломил руки за спину. От боли, пронзившей от шеи и до пальцев, я завизжала, как резаная, и попыталась его укусить, а он еще сильнее вывернул руки.

Мне казалось, я слышала, как хрустят мои суставы, вылезая из пазов. Я еще пыталась что-то сделать, вырваться, но силы были не равны… одним рывком он вытянул ремень из брюк и что есть силы ударил меня им по спине. Я взвыла от дикой боли. Искры перед глазами превращались в красочный фейерверк, а мои внутренности жгло раскаленным огнем.

– Не надо, пожалуйста! – я пыталась закрыть тело руками, но удары сыпались один за другим, обжигая ноги, бедра, плечи и оставляя длинные красные стрелы.

Не знаю сколько все это продолжалось…

Возможно, я отключалась иногда, возможно нет. От дикой, всепоглощающей боли хотелось выть, но получалось лишь мычать, ведь рот мне зажала потная огромная рука.

Когда, в какой момент эта пытка закончилась, я не знала. Не понимала. Даже если бы меня спросили какой сегодня день недели, время суток, я бы, наверное, долго вспоминала, прежде чем ответить.

Отчим, с красными от ярости глазами, с безумным и странным взглядом и искривленным в гримасе ртом погладил меня по голове и тихо прошептал на ухо:

– А мама ничего знать не должна…, и никто не должен…

Я так и лежала, уткнувшись лицом в пропахший его потом плед, и только иногда судорожно вздрагивала.

– Ты поняла?! – прошипел он.

Но я в ответ лишь всхлипнула. Тогда он схватил меня за волосы и больно дернул их вверх, так что я снова завизжала словно поросенок.

– Ты можешь, конечно, рассказать им всем… Ну да, почему нет? – засмеялся вдруг он, – пусть все смеются над тобой. Надо же, девке пятнадцать, а я ее за блядство папочка ремнем отстегал. А еще ты можешь рассказать им, как хотела стать шлюхой. Все-таки тебе повезло, что есть я.

– Пустии…

Я вцепилась в его руки, пытаясь ослабить хватку. В глазах потемнело от боли и ярости.

– И вот еще что, – он все-таки отпустил меня, и я с громким всхлипом упала на пол, – если я еще раз узнаю, что ты собралась с кем-то спать, я тебя убью.

На этих словах отчим подмигнул мне и посвистывая вышел из комнаты.

Мир не менялся. В окно все так же светило солнце. Скрип давно не смазанных качелей разрезал полуденную тишину летнего зноя, впиваясь в мозг своей противной монотонностью. Какие-то отдаленные голоса ребятни во дворе, визг тормозов, пение птиц – все это никуда не исчезло, продолжало как прежде жить своей жизнью. И все так же лилась музыка из нового магнитофона…

Yesterday 

all my troubles seemed so far away,

Now it looks as though they're here to stay.

Oh, I believe in yesterday.

Suddenly 

I'm not half the man I used to be,

There's a shadow hanging over me.

Oh, yesterday came suddenly.

(The Beatles, Yesterday)

А мне предстояло прожить с этой тварью еще долгих пять лет…

***

Я смотрела на свое отражение в ванной и не могла поверить, что все это правда. Мне казалось, что я проснусь и тогда…

Я так никому ничего и не сказала. Мне было стыдно, ведь тогда все и правда могли узнать, что я хотела переспать с Вовкой. Что, если они и правда посчитают меня шлюхой?! А еще я до одури боялась отчима.

Но самое ужасное, что мама, моя родная мама, видела эти следы от ремня. Она видела их и ничего не сказала. Значит она была в курсе, откуда они у меня и ее это вполне устраивало.

Отношения с мамой у меня всегда были натянутыми, отчасти от того, что она редко кого пускала в свою душу, включая нас, детей. Также она особо не интересовалась нашими делами, лишь делая вид, что ее хоть как-то волнует учеба и досуг дочерей.

В принципе, нас с Юлькой это вполне устраивало, по крайней мере меня уж точно. Вернее, не так… пока я была маленькой мне порой сильно не хватало ее поцелуев на ночь, ласки, слов поддержки. Мама редко приходила на утренники в детском саду, еще реже на школьные собрания. Мама никогда не спрашивала с кем я гуляю и во сколько приду домой. Она не звала меня обедать, или одеться потеплее. В общем и целом, вся ее забота сводилась к тому, чтобы мы были более-менее сыты, одеты и ни в чем не нуждались. В холодильнике всегда было много еды, вкусной и разнообразной, чего не было у большинства моих сверстников. Шкаф ломился от импортной одежды, модной и яркой. Я всегда ездила во все школьные поездки, посещала всевозможные кружки и секции.