– Конечно, – улыбнулся Алекс, отстегиваясь. Чемодан был тяжелый, и потребовалось несколько минут, чтобы его впихнуть.

– А вы потом мне чемодан снимете с полки?

– Легко, десять долларов – и нет проблем! – автоматически пошутил Алекс, плюхась в свое кресло и опять пристегиваясь.

– Конечно-конечно, – быстро согласилась дамочка.

Неловкость за дурацкую шутку спасла Алексa от дальнейшего анализа своего безумного шага и самообгладывания в течение долгого перелёта в Москву. Перед тем как заснуть в неудобном самолетном кресле, он успел подумать: «А смогу ли я стать русским?». В любом случае, отступать ему теперь уже было некуда.

Первые дни в Москве Алекс провел у Егора. Тот жил в служебной квартире на проспекте Мира. Квартира была огромной, обставленной легко узнаваемой икеевской мебелью, и совершенно бестолковой. К тому же она отличалась от обычной хрущевки только высокими потолками и наличием двух дюжин разнообразных – от пластиковых до чугунных – крашенных белой эмалью крючков в ванной. Некоторые из них были приделаны вверх ногами.

Об этом Алекс удивленно сообщил Егору за завтраком. Не оценив сарказма в вопросе о психической стабильности лучших умов коррумпированной России, Егор сказал, что крючки уже были, когда он въехал в эту квартиру.

– Кстати, – добавил он, – сегодня у нас будут гости. Купи каких-нибудь салатиков в супермаркете на Алексеевской.

Алекс сделал вид, что этот вопрос не поставил его в тупик. Во-первых, он был уверен, что все русские салаты были с майонезом, который он ненавидел с детства. Майонез с селедкой и вареными овощами, майонез без селедки с вареными овощами, майонез с картофельным салатом и курицей, который его мама называла «оливье», и еще с полдюжины других поводов, которые русские в Америке придумывали, чтобы поставить майонез на стол. Во-вторых, во время предыдущих коротких визитов к родственникам в Питер ему так и не удалось ни разу самостоятельно сходить в русский магазин. Честно говоря, общение один на один с неулыбчивыми кассиршами и стояние в очереди с зазором между людьми не более ладони его немного пугало. И в-третьих, у него еще даже не было русских денег.

– Салатиков? – переспросил Алекс, – Легко!

Алекс решил сначала разобраться с русскими деньгами. Он встал в очередь в заводскую кассу, куда Петров отправил его утром за авансом. Перед ним мрачные люди пролетарского вида (Алекс был единственным в очереди при галстуке и в пиджаке) почти что в полном молчании забирали у кассира по несколько тысяч рублей, бережно складывали их в свои тощие кошельки и, горько вздыхая, расписывались в ведомости.

Стоявшие впереди вслух переживали, что денег в кассе не хватит, а те, что стояли позади – что касса закроется на перерыв до того, когда они просунут паспорт в маленькое зарешеченное окошко.

Ну как может не хватить денег в заводской кассе? «РосФарм» был прибыльной компанией, с огромным оборотом, настолько огромным, что, согласно Петрову, около миллиона долларов каждый месяц бесследно растворялись внутри стареньких стен компании, без учета взяток и воровства за их пределами.

По сравнению с этим народ брал смехотворные суммы в пятьсот рублей или тыщу в счет будущей зарплаты. Некоторым, судя по дрожи в руках и небритым подбородкам, деньги нужны были на немедленную выпивку. Другие, словно извиняясь, бубнили себе под нос – «мне на новый холодильник надо» или «у Сёмы пятидесятилетие». Видимо, думал Алекс, это такой российский этикет: испытывать неудобство и извиняться за свои честно заработанные деньги.

– Господи, какой холодильник, тут на жизнь людям не хватает, – обратилась к кому-то женщина, стоявшая за Алексом. – Думала, руководство поменяют, хоть зарплаты народу прибавят…

Алекс инстинктивно втянул голову в плечи и усилием воли подавил желание начать рассматривать свой, только что выданный Петровым, дорогой телефон.

Услышав про новое руководство, очередь загудела. Казалось, каждому было чем поделиться с окружающим пространством по этому поводу. Интересно, а наедине с собой они бы тоже не нашли ничего лучшего, чем ругать новых менеджеров, только приступивших к работе? Или же эта жажда справедливости была явлением сугубо коллективным?

Алекс, мысленно проклиная свой костюм американского пошива, разглядывал потертый мелкий рубчик чьей-то спины перед своим носом. Непонятно почему, ему было неловко, что он только топологически составлял с этой очередью единое целое и что очень скоро люди поймут, что он не свой, а классово чуждый представитель того самого нового руководства. Хотелось как-то незаметно выскользнуть из очереди и, может, прийти за деньгами в другой день. Но деньги были действительно нужны, к тому же нужно было купить салаты для вечеринки.

– В самом деле, – успокаивал себя Алекс, – ведь я стою в этой очереди, чтобы точно так же получить свои честные, обещанные контрактом деньги.

Он искренне обрадовался, когда сутулый потертый рубчик освободил окошечко кассира. Молча протянул паспорт. Алекс решил, что будет, как и все россияне, без удивления и всяких вопросов протягивать по первому требованию свой паспорт. Почему-то штатовские права воспринимались охранниками, вахтерами, кассирами, чиновниками и полицейскими не как проверка на здравый смысл и абсурдность ситуации, а как неуместное издевательство.

Кассир, до этого не подымавшая на посетителей глаза, пристально посмотрела на Алекса и сокрушенно, как ему показалось, покачала головой. После этого она начала выкладывать перед Алексом кипы наличных денег, так как крупных купюр у нее почему-то не оказалось. Испорченный американской цивилизацией, Алекс никогда еще не видел такое количество бумажных денег. В Штатах он редко при себе имел более одной двадцатидолларовой бумажки, да и то на маловероятный случай ограбления на улице: если вообще не иметь с собой денег, то могут и побить.

Разноцветные купюры заполнили весь маленький подоконник, и Алекс принялся неловко рассовывать бумажки по карманам пиджака. От вида такого количества денег он почувствовал, что на лице у него непонятно откуда появилась глупая улыбка.

– Это мне по контракту, – зачем-то сказал он стоявшей за ним женщине. Враждебное молчание очереди в нарушение всех законов акустики нарастало. Алексу стало стыдно, и он уронил пятитысячную бумажку. Поднимал он ее не глядя, с застывшей улыбкой, как дрессировщик тигров, поднимающий случайно упавшую во время выступления плеть. Ему было ужасно неловко, что люди, фактически заработавшие для него все эти деньги, вынуждены перебиваться какими-то грошами. Что им самим не хватает на холодильники, на юбилеи, на поездки в отпуск, на жизнь. «Обязательно предложу на ближайшей летучке поднять всем зарплату», – сказал себе Алекс.

Поместив упавшую пятитысячную бумажку в карман, Алекс, раздираемый самыми противоречивыми чувствами, прошел мимо смотревшей на него очереди и невольно прибавил шаг, услышав, как кассир со словами «все, денег больше нет» захлопнула окошечко кассы.

В конце рабочего дня Петров повел Алекса на встречу в загадочный угловой офис на втором этаже главного здания. Еще на этапе интервью, Алекса предупредили, чтобы самостоятельно он «туда» не ходил, словно там обитал какой-нибудь Демогоргон[1]. Но глядя как «туда» и обратно снуют менеджеры среднего звена, Алекс не мог не чувствовать определенного любопытства. «Помнишь, я говорил, что у нас никаких рейдеров нет? Их-то и рейдерами назвать трудно, но и игнорировать было бы тоже неправильно», – обдумывая эти слова Петрова, Алекс молча проследовал за ним до углового офиса.

– Здравствуйте, Владимир Багратионович. Вот, привел познакомить, – Петров сделал широкий жест в сторону Алекса. – Это дружественная научная помощь из Америки.

Владелец кабинета оказался высоким, неопределенного возраста брюнетом с почти незаметной сединой в элегантной бородке, которую носят испанские знаменитости. Интересно, в его организации, как у японской якудзы бороду может носить только босс? Одет главный рейдер был в безупречно белый костюм. Носить белое в Москве – крайне рискованно даже зимой. Подзолистые почвы, как объяснял это явление Егор. Владимир Багратионович предложил им сесть и попросил секретаря принести чаю. Несколько минут он расспрашивал какими исследованиями занимался Алекс, и рассказывал, какие научные разработки ведет подчиненная ему компания «Кобраком». Алекс был, честно говоря, удивлен познаниями главного рейдера в фармакологии и, по крайней мере, пониманием современных терминов и важнейших направлений фармацевтики в Штатах. Это выгодно отличало его от Петрова, который сидел на белом кожаном диване с явно скучающим видом.