© М. Воронков, 2019

© Издательство «Алетейя» (СПб.), 2019

Маленькое место в Кремле не хуже самого большого земного счастья. В переводе с папиного все еще не забытого советского эзопова языка это означало, что наши сукины дети таковыми на самом деле не являются. Почему белобрысый парнишка, с которым он в детстве с балкона бросал наполненные водой воздушные шарики на головы ничего не подозревавших прохожих, стал крупным чиновником, Алекс не знал. Но когда лет пять назад он приезжал на юбилей своей тетки, то убедился, что в российских условиях братец сделал неплохую карьеру. Чтобы не опоздать на нью-йоркский рейс, шофер Егора вез его с мигалками, фактически по встречке, а капитан пограничной службы почти бегом сопровождал Алексa до терпеливо ждущих бортпроводниц «Люфтганзы».

Ровно в ту минуту, когда Алекс наконец-то натянул одеяло по самый нос и в блаженстве закрыл глаза, в соседней комнате зазвонил телефон.

– Братец, привет! – раздался в трубке жизнерадостный голос.

– Какого черта так поздно? Час ночи. Привет…

– Неправда, у нас девять утра, – перебил двоюродный брат. – Ладно, это не важно. Слушай, у тебя есть уникальный шанс.

– Не хочу шанс, хочу спать… – устало сказал Алекс. – Егор, давай завтра? Мне утром на работу… У вас, кстати, все в порядке?

– Нет, ты не понял. Ты ведь всегда плакался, что хочешь вернуться в Россию? Что тебе только бы найти хорошую творческую работу с отличной зарплатой, а?

– Ну да… – нехотя согласился Алекс.

– Тебе повезло, что у тебя есть я. Очень повезло. Впрочем, благодарности потом. Хочешь руководить большой государственной фармацевтической компанией?

После секундного замешательства Алекс сказал:

– Ну, во-первых, у меня нет такого опыта работы. Во-вторых, у меня и здесь все нормально. В-третьих… Фармацевтическая компания в России – это что, свечной заводик по упаковке мела в импортные блистеры?

– Слушай, ты никогда не задумывался, почему люди покупают лотерейные билеты или участвуют в финансовых пирамидах? Это вовсе не потому, что они лохи. Они просто мечтают о шансе одним махом вырваться из своей серой жизни. Хоп! – и ты уже миллионер, и протекающий вторую неделю сортир тебя больше нисколечко не волнует. Вот кто ты там в Штатах?

Скромный менеджер среднего звена, да? Скажи, ты там когда-нибудь сможешь стать директором крупной компании? А? То-то! И вообще, почему я должен тебя уговаривать, ведь это ты хочешь вернуться в Россию!

– Ну да, – к долгому сопротивлению среди ночи Алекс не был готов. – А что это за компания?

– Крупная, полторы тысячи человек, шесть гектаров производственных площадок в центре Москвы. В общем, фармацевтический флагман. Ты будешь командовать наукой – с квартирой, машиной и секретаршей. Короче, срочно шли резюме. На русском. Ладно, иди спать, счастливчик.

В трубке раздались короткие гудки.

Кто летает в Россию зимой? Зимой надо летать во Флориду или на Карибы, ну, может быть, на юг Франции, на Кипр, но не в Москву. Впрочем, вопрос, кто летает в Россию на собеседование, был не менее риторическим, чем вопрос о зимних прогулках по Москве.

Столица Российской Федерации встретила Алекса современным, новеньким, как с иголочки, международным терминалом Шереметьево и бесснежным, почти как в Нью-Джерси, теплым декабрем. В зале прибытия Санта Клаус в санях, запряженных нефтяной вышкой, приветливо помахал ему рукой. Прямо из аэропорта он отправился к брату на работу.

В потоке целеустремленных молодых кандидатов в чиновники, снующих с кипами бумаг и прижатыми к уху мобильными телефонами, уже состоявшихся чиновников с глубоко задумчивыми государственными взглядами и красивых девушек в строгих деловых костюмах и неизменно расстегнутыми тремя верхними пуговицами блузок, Алекс почувствовал себя туристом. Пожилой охранник в штатском тренированным взглядом нашел его в общей суете и подозвал.

– Ваш паспорт?

Ни на секунду не отводя от Алекса прищуренного цепкого взгляда, он взял его российский паспорт. Худое, усталое, но гладковыбритое, почти инквизиторское лицо должно было вызывать уважение и трепет перед властью, располагавшейся в этом здании и в советские, и в допутинские, и в нынешние времена.

«Ах, ты вохра недобитая», – подумал Алекс, но, улыбаясь, спросил:

– Простите, какая-то проблема?

От такой непосредственности Алекса вохровец вздрогнул и внимательно посмотрел на цвет паспорта – документ был правильного, российско-советского цвета – сo вздохом сверил фотографию, фамилию, заранее заявленную в журнале посещений, и с нескрываемым разочарованием вернул паспорт:

– Третий этаж, комната 324. Проходите.

Спасибо, всего вам доброго, – на автомате улыбнулся Алекс, направляясь к широкой лестнице, устланной ковром соответствующего духу времени цвета коньяка ХО.

В комнате три-два-четыре Алексу предложили чаю и подождать. В мягких кожаных креслах сидели посетители – кто на самом краешке, прилежно положив свои бумаги на колени, кто вальяжно, с достоинством попивая чай или кофе из фарфоровой чашечки. Три секретарши трудились в поте лица: принтеры стрекотали, телефоны звонили, «аутлук» с маниакальным пристрастием оглашал колокольчиком прибытие очередного сообщения. Стены украшали нарисованные маслом виды Кутузовского проспекта и Садового кольца, фотографии золотых куполов на фоне бездонного неба, зимние пейзажи с березками и неизменной прогалиной, за которыми маячили православные кресты. Из окна виднелась приготовленная к сносу гостиница «Россия», часть улицы Варваркa. И, если смотреть в окно совсем по диагонали, вплотную приложившись щекой к шершавой стене, окрашенной в теплые пастельные тона, то при большом желании можно было увидеть Васильевский спуск.

Время от времени посетители, поспешно отставив чашечки, заходили в прилегающий к комнате 324 кабинет начальника через огромную дверь, похожую на лакированный шкаф красного дерева. С той же периодичностью на выходе из шкафа показывался брат Алекса в костюме в полоску, какой точно не купишь на распродаже в Macy’s, участливо выводивший под руку посетителей, говоря им что-то загадочное, типа: «Степан Петрович, я сделаю все возможное для твоего представления на эту должность» или «Поймите, сейчас вопрос так не стоит, отдавать этот завод нам или нет…», «А-а-а, Илья Викторович, заходи, дорогой».

Наконец подошла очередь Алекса.

– Егор Анатольевич ждет вас, – обратилась к нему секретарша.

Узнаю брата Васю, – пошутил Алекс, обнимая кузена. – Я смотрю, ты большой начальник. Люди к тебе на поклон ходят.

Это-то? Это не люди, это коррупционеры. А костюмчик-то у тебя не очень… – сказал Егор, осматривая Алекса, и в задумчивости уставился на его утепленные американские ботинки. – А это зачем?

– Я в них себя увереннее чувствую в этой стране.

– Не в этой стране, а в нашей стране, – мягко поправил его Егор. – Ладно, у нас мало времени. Попроси Валерию распечатать твое резюме и иди к Мастодонову в 403 кабинет. Если ты ему понравишься – дело в шляпе!

– Подожди, а что нужно делать, чтобы ему понравиться?

– Не клади по-американски ноги на стол, и все будет в порядке. Главное – скажи ему, что любишь родину и не будешь воровать.

– Легко тебе говорить. Что, я так с порога ему и скажу?

Но Егор уже вернулся к письменному столу и в задумчиво перебирал бумаги. Выдержав паузу, Алекс спросил:

– А Мастодонова-то как зовут?

– Виталий Борисович, – не подымая головы, ответил Егор.

– Виталий Борисович, разрешите? – спросил Алекс, входя в просторный кабинет. Отделанное мореным дубом помещение настолько подавляло своими размерами, что даже массивный рабочий стол хозяина кабинета не сразу выделялся из окружающего пространства.

Протянув свое резюме седому государственному мужу, Алекс сел на стул для посетителей, чуть было не закинув ногу на ногу. Он закашлялся, чтобы скрыть свою оплошность, и стал ждать, пока Виталий Борисович дочитает резюме.