Я удивленно выгибаю бровь, доставая купюры из своего бумажника, намереваясь оплатить счет.

— Странно, что ты не в курсе. Или вы только о живописи говорите? — как-то ехидно выдаю я, делая последний глоток спиртного.

— Говорим, и о живописи в том числе… Антон довольно приятный собеседник, — перенимая мои интонации, отвечает девушка. — Только, мне кажется, это касается лишь нас двоих.

— Я просто переживаю за друга… Боюсь, он стареет, раньше ему куда легче давалось кого-то увлечь.

— Пытаешься его компрометировать? Не боишься, что я решу, что он законченный бабник и брошу, разбив ему сердце, — дав знак официанту, чтобы он вновь наполнил опустевший фужер, интересуется Маргарита.

— Можно подумать, ты до сих пор этого не поняла, — не сдерживая ухмылку, продолжаю нашу беседу.

— Ладно, в этом ты прав, у таких мужчин, как вы, это написано на лбу большими буквами, так что, Америку ты мне не открыл…

— Таких как мы? Боюсь на мой счет ты ошиблась, я моногамен во всех отношениях.

— Разве? Я редко ошибаюсь в людях. Уж поверь, на верного любящего мужа ты явно не тянешь…

— Это почему же? — удивляюсь сказанному, внимательно разглядывая собеседницу, на губах которой расцветает все та же сдержанная улыбка.

— Почему? Хотя бы, потому, что вместо того, чтобы обнимать сейчас свою жену, ты в полпервого ночи сидишь в ресторане со мной…

— С девушкой своего друга, — поправляю ее. — И он, кстати, тоже тут, так что не могу принять твои доводы…

— На девушку лучшего друга так не смотрят, — делая небольшой глоток отзывается Рита.

— Как так?

— Так, словно кроме нас двоих тут никого нет. Словно, — слегка наклоняясь вперед и опираясь локтями на разделяющий нас стол, — я пришла сюда с тобой, и ты уже считаешь минуты до того мгновения, когда мы покинем этот набитый посетителями зал. Так, словно в своей голове, ты уже ни раз целовал мои губы.

Я чувствую, как от ее слов меня накрывает какой-то удушающей волной, и, с трудом, подавляю желание ослабить ворот своей рубашки, на мгновение отводя глаза, чтобы ничем не выдать, что она застала меня врасплох. Когда я, неторопливо, наливаю себе очередную порцию коньяка, мимолетно взглянув на друга, который уже привлек к себе интерес персонала, наверняка, решающего, стоит ли поскорее нас выпроводить, или надеяться, что никто из посетителей не заметит перебравшего гостя, Рита, понизив голос, продолжает свой монолог:

— Ты думал, я не замечу, как пристально ты меня изучаешь, даже не пытаясь скрывать своего интереса?

— Тебе, скорее всего, показалось. Я не врал, я верен и предан своей жене, так что, прости, если заставил тебя думать иначе.

— Верен? Верность довольно относительное понятие. Можно подпускать к своему телу сотню других женщин, но внутри себя любить лишь одну. А можно делить свою постель лишь с одной, каждую ночь на ее месте представляя другую. Так о какой верности идет речь?

— О той, где моя жена владеет мной целиком.

— Ну что ж, буду лишь рада ошибиться на твой счет. Тем более, что супруга у тебя премиленькая… Такая улыбчивая, понимающая… Вот и сегодня, наверняка, тебя поймет. Уверена, что для тебя не редкость приходить домой среди ночи…

— Хочешь обсудить мою семейную жизнь?

— А почему бы и нет? Дашь мне пару советов, как должна вести себя женщина, чтобы хотя бы на пару лет привязать к себе мужчину?

— Боюсь, это не ко мне. Проведи опрос среди своих подружек…

— Я предпочитаю общаться с мужчинами, девушки слишком коварны и непредсказуемы…

— А мы, что настолько простые и понятные?

— Да, хотя, кое в чем с женщиной куда проще.

— И в чем же?

— Думаю, будь ты представительницей слабого пола, ты бы не стал раздевать меня взглядом, рассказывая, как сильно любишь жену. У тебя есть одна огромная проблема — ты преуспел в своем бизнесе, обзавелся семье, уверена, ты и отец не плохой… Но признавать свои слабости ты абсолютно не способен, считая, что такому сильному успешному человеку не престало краснеть перед малознакомой юбкой. И я сделаю тебе одолжение — будем считать, что я все это выдумала, только ты должен мне кое-что пообещать.

— И что же? — даря ей ухмылку, хочу дать ей понять, что меня совершенно не трогают ее высказывания.

— Что никогда не станешь меня представлять, обнимая свою жену, — чокаясь своим бокалом о мой, еще шире улыбается Скрипник.

Я возвращаю ей улыбку, и больше не пытаюсь завести разговор, когда мы устраиваемся в салоне такси, и, позже, когда мы помогает Антону улечься на кровати в его квартире, я все также молчу, больше не пытаясь вглядываться в выражение ее лица.

— Зайдешь? — выбравшись на улицу из старенькой красной иномарки, интересуется Рита. — На кофе?

- Боюсь, ты решишь, что я намерен напроситься на завтрак, — смеюсь над ее предложением.

— Я не готовлю завтраки тем, у кого уже есть своя личная повариха, так что можешь быть спокоен за свою репутацию.

Не дожидаясь моего ответа, она разворачивается в сторону подъезда, так ни разу и не обернувшись, чтобы проверить иду ли я следом, и совершенно не удивляется, когда я придерживаю рукой железную дверь парадной, словно, заранее знала, что я приму ее приглашение. В квартире, служащей ей не столько жильем, сколько рабочей мастерской, царит мрак, лишь свет уличных фонарей, пробивающийся сквозь большое французское окно, бросает тонкие полоски золотистого свечения на идеально начищенный паркет. Рита, зажигает развешанные на стенах светильники, будто желая создать интимную доверительную атмосферу, и мне, почему-то, становится не по себе, когда ее тонкий силуэт окутывает теплое свечение бра.

— Ты предпочитаешь с молоком? — слегка повернув голову в мою сторону, спрашивает меня женщина.

— Нет, просто черный, без сахара, — скидывая свой пиджак на стоящий в углу деревянный сундук внушительного размера, отвечаю я, с интересом оглядывая комнату. С моего прошлого визита здесь мало что изменилось, разве что ее завершенные работы запакованы в слой коричневой пергаментной бумаги, наверняка подготовленные к отправке в галерею. — Так значит, выставка? Поэтому ты так упиралась продавать мне картину?

— Да. Не хотела нарушать целостность своей коллекции. Если бы ты пришел ко мне с подобным предложением через пару-тройку недель, я бы и не думала отказываться, — включая кофе-машину, поясняет она.

— Так что же поменялось?

— Не знаю, решение приняла спонтанно, когда Антон попросил сопроводить его на ваше торжество.

— Надеюсь, ты не жалеешь, потому что, Маша уже ни за что не согласиться с ней расстаться.

— Нет, что ты! Пользуйтесь на здоровье. Раз уж она так хорошо вписалась в ваш интерьер…

Мы молча потягиваем горячий напиток, не прерывая своего зрительного контакта, и я больше не чувствую дискомфорта от двусмысленности нашего положения. Готов ли я переступить черту? Нет, определенно нет. Что бы не происходило в наших отношениях с женой, я отчетливо осознаю, что нарушь я данные ей обещания, мы никогда не сможем жить, как и прежде. Маргарита красива, загадочна и недоступна, пусть и пытается казаться искушенной. Я живой человек и, как и любой другой мужчина, не могу не реагировать на приятную собеседницу, тем более, что наряд ее заставляет меня сбиваться с дыхания, а от блеска в ее глазах, кровь начинает быстрее течь по моим венам. Быть откровенным с собой? Легко — я впервые за годы, проведенные рядом с Машей, так увлекся другой женщиной. Но мне не настолько снесло голову от ее чар, чтобы я наплевал на свои принципы.

— Опять.

— Что опять? — удивляюсь ее заявлению.

— Ты опять так на меня смотришь…

Я не отвечаю, лишь ухмыляюсь ее смелому высказыванию, уже не теряясь от того, что так легко рассекречен.

— Мы это уже обсудили. Взгляды ведь допустимы?

— Возможно, если ты считаешь, что в этом нет ничего пред рассудительного.

Вновь повисает молчание, нарушаемое лишь звуками проезжающих за окном авто.

— Когда состоится твоя премьера? — отставляя пустую чашку, интересуюсь у хозяйки квартиры.