— Нет! — она уперлась ногами в пол, собирая в гармошку грязный половик. Возмущенно завопила: — Ты с ума сошел? Оставь меня! Отпусти!

Неумолимая сила толкала ее в прихожую.

— Я никуда не уйду! — кричала Варя, сопротивляясь, хватаясь за все, что попадалось. Вцепившись в ручку, едва не пришибла брата дверью комнаты, которая тут же распахнулась обратно и врезалась в книжные полки. Сорвала с вешалки какую-то убогую ветошь, вроде дождевика или болоньевой куртки. Сдвинула тумбочку. — Пусти! Что ты собираешься делать с моим братом?! Не смей!

Еще бы секунда — и Варю вымело из квартиры. Однако она вдруг круто развернулась, взлохмаченная, разъяренная от страха, и выкрикнула:

— Именем Господним запрещаю тебе!

Азариил дернулся, словно получил крепкую оплеуху. В тот же миг его сила иссякла. Андрей ощутил, как давление, не дававшее вступиться за сестру, ослабевает. Воодушевленная успехом Варя встряхнулась, машинально расправила длинную юбку, пригладила волосы.

— Эта молитва — защита от бесов, — заметил Азариил.

— Знаю, — Варя благосклонно кивнула, будто принимая невысказанную похвалу.

— Но не от ангелов.

— Ой ли?

— Я не хочу причинять тебе боль. Не желаю зла. Пожалуйста, уходи.

А ведь он действительно мог обойтись с ней куда бесцеремоннее! Страшно представить, какой силой обладало это… существо! Ему не требовалось затевать беседы и снисходить до разъяснений. Исполняющий божественную волю, он находился в своем праве.

— Никуда я не уйду, — уперлась Варя.

— Рассказывай, — устало попросил Андрей. — Осколков слишком мало, и вам поручено убить оставшиеся?

Он сам не верил в собственные умозаключения. Невзирая на воинственную отчужденность ангела, невзирая на стиснутый в ладони серп, в душе тлела надежда на ошибку.

— Ты один, — промолвил Азариил. — Серпом, — по изогнутому клинку скользнул слабый блик, делая оружие на миг видимым, — отделяют душу от тела. Без боли, без страданий.

Варя вскрикнула и затрясла головой, не желая признавать очевидного.

— Ну, спасибо, — Андрей усмехнулся, — хоть мучиться не буду.

— У меня приказ, — отстраненный взгляд. — Я должен.

— То есть… это конец? — Андрей развел руками. — После всей беготни? Проповедей? Нравоучений и призывов к раскаянию? После полосатых носков?

Бог знает, отчего на ум вдруг полезли эти дурацкие носки. И оленьи морды из фетра. И новогодняя мишура. И мельтешение блесток в буране. И плечо друга, сидящего рядом на диване с нелепой, ненужной бутылкой пива. Плечо, казавшееся надежным.

— Да, — прозвучал незнакомый твердый голос. От привычной, человеческой хрипотцы в нем не осталось следа. — Ты последний. Их семеро под предводительством Мастемы.

— Но пока ещё никто…

— Рождественская ночь — святая. Вифлеемская звезда горит на небе и обжигает бесов, но стоит ей погаснуть…

— Я понял. Тебе не справиться с бесовским скопищем.

— А остальные? — вступилась Варя. — Разве ангелы не сильнее? Разве вы не можете сплотиться и разметать этих тварей?..

— Мы не обсуждаем приказы, — Азариил не взглянул на нее, — а выполняем их. Они отдаются Тем, Кто правильнее может рассудить.

— Ты сам себе не веришь! — она двинулась к ангелу через комнату, сжимая кулаки. — Бог не забирает душу, пока остается шанс! Он не обрекает на вечные муки лишь потому, что другие не справились! Он бы никогда не отдал приказ упечь Андрея в ад, только не теперь!

— Разве ты не усомнился в своих? — подхватил Андрей. — Вспомни! Кто отвлек тебя, когда меня схватили? Кто участвовал в ритуале над этим… как его, вором в тюрьме, у которого симулировали сердечный приступ? Над кем глумился Асмодей, называя себя высшим по чину? Я видел крылья, и ты их видел — вот здесь! — он схватился за голову. — В ваших рядах предатель! Ведь это он мог распорядиться!..

— Не мог, — Азариил медленно покачал головой. — Когда за душой явятся, чтобы проводить на мытарства, демоны потеряют над ней власть и больше не смогут приблизиться.

— А если никто не явится? — предположила Варя. — Или придут как раз демоны? Или сам предатель? Ведь ему останется только закупорить сосуд с душой!

— Ты подозреваешь Аскию? — ужаснулся ангел.

— Кого?

— Высшего по чину, — догадался Андрей.

— Я знаю его более двух тысяч лет.

— Это не доказательство непогрешимости.

— Довольно. Вопрос о предательстве я подниму во время сбора, — Азариил оглянулся на окно, в которое уже лился холодный синий рассвет. — Время на исходе.

— Только через мой труп! — ощетинилась Варя. Развела руки в стороны, демонстрируя крайнюю решимость.

— Лучше бы ты ушла, — с мягким укором сказал ангел — и мигом очутился у нее за спиной.

Нашла с кем тягаться, с тоской подумал Андрей.

Бежать? Прятаться? Смешно.

Увещевать? Молить о пощаде? Унизительно.

А смотреть в лицо смерти — страшно.

Шаг, второй, последний. Склоненная на бок голова, взъерошенные черные волосы, пробирающий до костей синий взгляд и одуряющий запах летней грозы. Андрей вспомнил, как увидел ангела впервые и принял за безумца. Как хамил у подъезда, угрожая вызвать полицию. Вспомнил струящийся свет крыльев и жгучий стыд. А потом в голову опять полезли вихри блесток и набитые конфетами полосатые носки.

Варя верещала, металась по комнате и билась о невидимый барьер за спиной ангела — Андрей не прислушивался к ее воплям. Отчетливо видимый теперь серп взметнулся. Острое, холодное лезвие прижалось к шее поперек горла: чуть надави — перережет. Наверное, ангел не соврал, обойдется без боли: короткий неощутимый росчерк.

Андрей старался не обращать внимания на клинок, твердо решив смотреть в глаза — до самого конца, до последнего вздоха и дольше. Но взгляд Азариила ускользал, поймать его не удавалось.

Варя упала на колени и теперь взывала к Богу. Ее стенания доносились до слуха сквозь оглушительный звон в ушах.

— Мы же друзья, — хрипло выдавил Андрей. — Зар, опомнись. Посмотри на меня!

И услышал в ответ:

— У меня нет друзей.

Азариил медленно отвел серп, замахиваясь.

Сердце грохотало в груди, перед мысленным взором с безумной скоростью мелькали недавние события. Эмоции захлестывали, чувства разрывали душу на части.

…Ползущая по обледеневшему асфальту машина — и тупая ярость в груди, и почти ненависть к застывшему на соседнем сидении существу, выдернувшему его, процветающего художника, из разгульной, безбедной жизни…

…Заснеженный парк, какой-то плешивый раковый больной — и возмущение от занудного морализаторства…

…Шаткая лестница у стены деревенской лачуги, ледяной жестяной водосток, беспощадная простуда — и пронзительная тоска, изнуряющая жалость к себе, уныние, грызущее душу…

…Проклятия, обиды, злость, злость, злость…

Ангел помогал, защищал, спасал, воскрешал, а взамен просил лишь одного: быть услышанным. Но Андрей затыкал уши.

Ангел показывал, но Андрей отворачивался.

А теперь те же руки, что несли его, измученного адской травлей и ночными кошмарами, через весь город, сжимали рукоять серпа.

Огненная лава раскаяния разлилась внутри, прожигая душу, выворачивая нутро наизнанку: он слишком поздно опомнился. Не оправдал надежд, не стал тем, за кого действительно стоило бороться. Не заслужил ни доверия, ни рая, ни дружбы. Не дотянулся до небес.

Все это обрушилось сплошной лавиной за миг до удара.

— Прости! — в отчаянии сорвалось с губ.

И вот тогда Азариил наконец вскинул взгляд — испытующий, пронизывающий, жадный. Впился глазами, будто нетерпеливо и лихорадочно искал в урагане чужих мыслей подтверждение собственным догадкам. Холодный синий свет захлестнул и влился в душу, растекся там по самым укромным уголкам, пропитал ее насквозь.

Рука с серпом бессильно опустилась, клинок выпал из разжавшихся пальцев с глухим стуком.

Андрей обнаружил, что весь окоченел, а зубы клацают друг о друга.

Азариил неуверенно попятился. Варя прекратила завывать и машинально отползла с дороги.