– Что, Сусанин, заблудился?

– Понимаешь, Диня, мы не по той улице пошли. Я срезать хотел, чтобы быстрее добраться. А теперь сам не знаю, где мы.

– Чего проще? Давай у людей спросим!

Но этот номер у нас не прошел. Все вежливо выслушивали Сашкину сбивчивую речь, но только пожимали плечами. Нет, они не знают, где находится Тертлебенштрассе, никогда о такой не слышали. Несмотря на то, что было довольно прохладно, Загайнов то и дело вытирал взмокший лоб.

– Что за черт! Не могла же эта долбаная улочка испариться?

– А она большая?

– Нет, всего несколько шикарных домов и небольшой парк перед ней.

– Парк как называется?

– Не помню, чтоб его разорвало!

Нам ничего не оставалось, как продолжать расспрашивать всех встречных и поперечных. Каким-то образом мы забрели на стройку. И тут нас поджидала удача. Строители очень сочувственно отнеслись к двум заблудившимся русским. Один вспомнил, что у него в машине завалялся план города, полез в бардачок и достал его. Через две минуты мы уже узнали, что блуждали вокруг этой чертовой Тертлебенштрассе. До нее было всего сто метров. Но здесь находилась старая часть города, улицы петляли совершенно произвольно, а та, которую мы искали, была и вовсе крохотной. Неудивительно, что никто не представлял, где она находится.

– Ты заметил, что нас никто никуда не послал? – задумчиво сказал Загайнов, когда мы уже попрощались со строителями.

– Очень плохо, что не послали! Жить в городе и не знать его улиц! Что за ерунда?

– Да нет, я не то имел в виду. Нас не послали ни к черту, ни куда подальше. Ты много знаешь строителей в Крестополе, которые полезли бы за планом города, чтобы показать двум немцам, где находится какой-нибудь малюсенький переулок?

Но на этом наши злоключения не кончились. Когда мы нашли дом Герберта – действительно очень милый двухэтажный особнячок и, как я разглядел, даже с подземным гаражом, – он оказался наглухо закрыт. На окна были опущены металлические шторы, стеклянная дверь, армированная красивой металлической решеткой, заперта. Сколько мы ни звонили, никто не отозвался.

– Вот еще новости, – растерянно сказал Сашка. – Я ведь ему три дня назад сообщил, что приезжаем. Ничего не понимаю…

– Ты видел, как рано здесь народ работать начинает? Может, он тоже в свою редакцию укатил. Теперь придется ее разыскивать.

– Ну да! Улицу еле нашли, а уж редакцию… Да и рабочего телефона Герберта не помню. Я ему всегда домой звонил.

Тут меня осенило.

– Стоп! Сейчас пойдем, купим газету, найдем там нужный телефон и звякнем.

– Тоже мысль. Осталось только киоск обнаружить.

Но ничего искать не пришлось. Из соседнего дома вышла дама с пуделем на поводке, и я, собрав весь свой словарный запас, объяснил гнедиге фрау, что вот, приехали в гости к господину Шрайберу, а его нет дома.

Гнедиге фрау заулыбалась.

– Они очень поздно возвращаются с работы и поздно просыпаются. Так что, скорее всего, они дома, просто спят. Я позвоню по телефону. Минуточку.

Она достала мобильник, пощелкала клавишами и действительно через минуту сообщила, что все в порядке, господин Шрайбер сейчас спустится. Мы рассыпались в благодарностях.

Из окошка над входом высунулась заспанная физиономия и радостно закричала на неплохом русском:

– О, Александр! Ты приехал! А я не знал, когда ждать! Сейчас!

– Как это он не знал, когда ждать? – спросил я, когда мы уже стояли у дверей.

– Понимаешь, я же не назвал точную дату. Мало ли что…

– Ну, ты и клоун! – только и сказал я.

Позже Герберт смеясь говорил:

– Когда французы едут в гости, они сначала звонят за неделю до этого, потом накануне, потом отправляясь в путь, потом пару раз в дороге. У русских, наверное, это по-другому.

Да уж, подумал я. У себя, может быть, мы и часто звоним. Но вот за границей… Кстати, немцы называют мобильные телефоны ласковым словечком «хенди» – «ручничок»…

Может быть, для хозяев это был просто дом. Но лично я так себе настоящую виллу и представлял. С большим залом на первом этаже, обставленным старинной дубовой мебелью и современными белой кожи диванами. На стенах несколько картин между книжных стеллажей. Застекленные горки со старинной фарфоровой и стеклянной посудой. Огромное окно-дверь, выходящее в небольшой, но очень живописный сад. Бассейна, правда, не было. Но зачем в относительно холодном европейском климате бассейн? Не Калифорния, чай.

На втором этаже находились спальня и рабочие кабинеты (каждому – свой!) хозяев. Имелась еще обшитая деревом мансарда, где Герберт оборудовал себе фотостудию. А в просторном подвале кроме гаража и подсобных помещений была сауна. Н-да, пожалуй, у нас очень и очень немногие журналисты могли позволить себе что-нибудь подобное…

Герберт объяснил, что сын его сейчас в Лейпциге, учится в тамошнем университете. Естественно, на факультете журналистики.

Со второго этажа спустилась жена Герберта, Ханна, блондинка с чисто немецкой внешностью. Как и муж, она была журналисткой, заведовала отделом в местной газете. Герберт же оказался заместителем главного редактора. Хозяева показали нам гостевую комнату с двумя кроватями, накормили завтраком, пообещали освободить следующий день, чтобы помочь нам с покупками, и уехали на работу.

– Вот уж помощь нам совершенно не требуется! – заявил Сашка. – Будут таскать по магазинам и советовать покупать, что подешевле. Знаю я немцев. На любой ерунде сэкономить норовят и считают, что все так должны жить. Может быть, для обычных туристов это и неплохо, но в нашем положении каждая минута на счету.

Он уже успел сходить в подвал и притащить оттуда несколько бутылок местного пива (Герберт специально приготовил пару ящиков к нашему приезду). Пивной завод в Арнзальце после воссоединения двух Германий выдержал конкуренцию и не закрылся. Пиво и в самом деле было превосходным. Мы с полчаса посидели, смакуя напиток, а потом Загайнов непоследовательно заявил, что ему-то надо по делам, а я могу сегодня распоряжаться собой как хочу. Я пожал плечами. Незаметно получилось так, что в этой нашей операции командовал Сашка. Ну и пусть. Ему известно больше, чем мне. И еще хотелось побродить по городу, посмотреть, что тут и как. Все-таки первый раз за границей. Немецкий мой оказался не так уж и плох, философских дискуссий вести не получится, но в магазинах объясниться смогу. Так и решили, договорившись встретиться в полдень у местного почтамта.

Арнзальц был великолепен. Древний город, сохранивший массу старинных зданий. Разумеется, их реставрировали. Но не отстраивали заново. Во время войны здесь совершенно не было бомбежек. Американцы вошли без боя. По рассказу Загайнова, стоило первому и единственному американскому самолету пролететь над городом, как на шпиль здешнего собора тут же влез один из местных военных чинов и стал размахивать белым флагом.

Правда, потом, когда самолет улетел, капитулянта стащили вниз его братья по оружию и без суда и следствия расстреляли. Что не помешало им, заслышав шум приближающихся «виллисов», мгновенно сбежать.

Еще при демократической власти западные немцы часто присылали городу деньги на реставрацию исторических зданий. Заботились в надежде на будущее воссоединение, наверное. Однажды пришла целая колонна грузовиков с листами специальной меди для собора. Теперь он выглядел старинным, но не дряхлым.

Я побродил по узким улочкам, жалея, что не захватил с собой фотоаппарат. Потом стал заглядывать в магазины.

Оказалось, что на мои евро не очень-то разгуляешься. Можно купить кое-что из шмоток, скромные подарки для Риты и друзей. Вот и все. Но зато шмотки – не какие-нибудь турецкие или китайские, а европейские, хорошего качества. И подарки вполне оригинальные, таких в Москве не встретишь.

Первым делом я приобрел джинсы. Да не какие-нибудь, а «Leviʼs». Здесь они были жутко дорогими, но зато гарантированно настоящими. Ну что делать, люблю я эти синие штаны, причем непременно, чтобы настоящие! А то у нас берешь безо всякой гарантии. И хотя сейчас сплошь и рядом те же «ливайсы» строчат из подлинной джинсы, подлинными нитками и даже заклепки ляпают натуральные, из Штатов привезенные, а все равно не то. И не надо со мной спорить! Я в джинсах с малолетства бегаю, можно сказать, в них родился и только их и носил. Не считая, конечно, военной формы…