Поскольку никто больше ничего путного не предлагает, мы ориентируемся по оставленным кем-то неизвестным следам. Я не знаю, были ли здесь наши враги или союзники, да и есть ли у нас ещё союзники, помимо пиратов и той-второй-Марикеты, я даже не знаю, будет ли какой-то смысл в том, куда мы направляемся и дойдём ли мы туда вообще. Больше всего на свете мне хочется, чтобы Вечное вернулась и расставила всё по местам, перестала увиливать от ответов, прекратила говорить загадками – но, поскольку это невозможно, я механически переставляю ноги. Машинально отмечаю, что Келе ставит зарубки на стволах погибших деревьев. Меня занимает мысль о том, как восприняли историю Вечного мои друзья. О чём они теперь думают? О том ли, как каждый из них погибал тысячу раз? Или, может быть, о том, что вообще могло происходить в альтернативных временных линиях?
Или, возможно, они понимают, что я в очередной раз лгала.
Недоговаривала.
Я ловлю тоскующий взгляд Вэйрина. Уж кому сейчас должно быть погано, так это ему. Устои его народа… Страшная, кровопролитная война между племенами… Во всём этом косвенно виновата я. То есть, конечно, не лично я – та, другая – но тем не менее… Если бы все мы не оказались на этом острове, ваанти никогда не знали бы о Катализирующих. О Вечном. В центре их веры не стояли бы двенадцать чёртовых янтарных статуэток, из-за которых они погибали.
А мы… никогда не оказались бы на этом острове, если бы не Эверетт, мать его, Рурк.
Внезапно на нашем пути появляется высокая фигура. То, что это один из ваанти, видно даже в полумраке, вот только по сравнению с обитателями Элистель, он облачён в просто невероятное количество ткани: жилет поверх свитера грубой вязки, плотные кожаные штаны, тяжёлые ботинки. Его лицо почти полностью скрыто бинтами и маской, через которую видны яркие жёлтые глаза и голубая кожа век. Вэйрин делает шаг вперёд и быстро говорит на своём родном языке:
– Los’na! Pashtara makla pren Elyys’tel!
– Quis es? Quid tu hic agis? – отвечает ему незнакомец, и я совершенно точно уверена, что это не язык ваанти. Глаза Вэйрина же расширяются от удивления.
– Это что, правда была латынь? – бормочет Мишель.
– Pouvez-vouz parler francais? – встревает Джейк, по старой доброй привычке закрывая меня собой. Просто на всякий случай, надо полагать. А я несвоевременно ревниво стискиваю зубы: французский? Серьёзно? Взял пару частных уроков у Ивонн, или я чего-то не знаю?
– Ich kann nicht Ihnen verstehen, – качает головой незнакомец. – Vielleicht sprechen Sie Deutch? Или по-английски?
– По-английски! – восклицает Крэйг. – Да, говорим!
Я отчётливо слышу вздох облегчения, который издаёт ваанти в странной одежде.
– Почему не сказали сразу? – деловито интересуется он.
– Вы можете помочь нам? – выглядывая из-за плеча Джейка, спрашиваю я. – Мы пытаемся попасть в Куартель.
– Куартель – место для тех, кто не живёт ни сегодняшним, ни вчерашним, ни завтрашним днём, – нравоучительно молвит ваанти, и я с большим трудом подавляю желание закатить глаза, поскольку это было бы по меньшей мере невежливо по отношению к тому, у кого я только что попросила помощи. – Лишь для тех, кто живёт во всех временах сразу…
– Слушай-ка, – закипает Джейк, – от того, попадём мы в твой домик на дереве или нет, зависит судьба мира. Так что добавь в свои речи немного конкретики!
– Остынь, летун, – примирительно произносит Келе, – думаю, мы можем договориться.
– Мы просто теряем время! – злится Вэйрин. – Как вождь Элистель, я приказываю…
Он осекается, прерванный хриплым хохотом ваанти.
– Вождь чего? – сквозь смех выдавливает он. – Мы, люди Куартель, презираем титулы и ложных богов – мы служим лишь вечности. Если вы хотите добраться до нашего города… То тебе придётся поступиться своим титулом, – и он ядовито добавляет, – твоё величество.
– Ч-что? – ошарашенно переспрашивает Вэйрин, а Шон вскидывает ладони в примирительном жесте:
– Послушайте, мы понимаем, вы просто выполняете свою работу, – обращается он к незнакомцу, – но что мы можем сделать, чтобы попасть в Куартель все вместе?
– В Куартель нет места вождям, королям или пророкам, – нараспев возвещает ваанти, – мы все лишь братья и сёстры, спицы в Великом Колесе Времён.
– Я не пойду, – вдруг объявляет Вэйрин, выпуская из руки ладонь Диего и нервно оглядывая остальных. Друг смотрит на него ошарашенно, и Вэйрин тяжело вздыхает, прежде чем пояснить: – Я просто… Не могу.
– Вэйрин, – тихо бормочет Диего в оглушительной тишине, прерываемой лишь чьим-то сбившимся от долгой ходьбы дыханием да ещё угрожающим шелестом ветра в ветвях сухих деревьев. – Что? Почему?
– Я буду ждать вас здесь, – твёрдо говорит он. – Я… Это были мои люди. Вы должны понять, я просто не могу взять и посмотреть им в глаза… Я вёл их в ту атаку на ваш отель. И вернулись не все. Вечное… – он запинается, словно ком в горле мешает ему говорить, и тут же исправляется: – Она… Она сказала, что некоторых из них убили, а остальным пришлось учиться выживать. Им пришлось делать то, что должен был сделать я. Я должен был защитить их. Это я виноват. Всё моя вина…
Подумать только – я рефлексировала, полагая, что Вэйрин сердится на меня или на всех нас за то, что произошло с его народом, а он ухитрился найти во всём происходящем причину объявить виноватым себя. От того, насколько несправедливым мне кажется его отношение к себе, хочется накричать на него, может быть, даже ударить. Но Джейк сжимает мою дёрнувшуюся ладонь, и я, вскинув голову, смотрю в янтарно-жёлтые глаза Вэйрина и говорю только:
– Я понимаю.
– Но это просто глупо! – восклицает Крэйг. – Неважно, что сказал этот панк, ты можешь просто соврать, что согласен с их условиями, и дело с концом!
Готова поклясться, я вижу, как под маской брови ваанти насмешливо взлетают вверх.
– Это не поможет, – на всякий случай предупреждает он.
Вэйрин качает головой.
– Я принял решение. Я… Буду ждать здесь.
Из ножен на поясе он достаёт обсидиановый кинжал и вырезает крест на ближайшем стволе.
– Х-хорошо, – Диего неуверенно кивает. – Просто… Ты… Береги себя, ладно?
Вэйрин притягивает его к себе и прижимается своим лбом к его.
– Ты тоже береги себя. Я не прощу себе, если с тобой что-то случится.
Мои пальцы едва ли не хрустят от того, как сильно Джейк их сжимает. Я… Не понимаю. Не понимаю, как Вэйрин может всё это выдерживать. Его желание защитить Диего, быть рядом с ним и со всеми нами борется с устоями, верой и ценностями, которые он впитал с молоком матери. Как это должно быть тяжело для него… Боюсь представить.
А я ещё думала, что у меня неудачный день.
Диего и Вэйрин обмениваются несколькими едва слышными фразами и коротким, но страстным поцелуем, прежде чем вождь отступает и коротко кивает ваанти в причудливом одеянии.
– Желаю удачи, друзья мои, – говорит он всем нам. – Надеюсь, она вам не понадобится.
Последнюю фразу я слышу только в своей голове – губы Вэйрина остаются неподвижными.
Ваанти с забинтованным лицом ведёт нас вглубь мёртвого леса.
– Ты… Ты в порядке, Диего? – осторожно спрашивает Куинн, когда тот перестаёт оглядываться назад – Вэйрин пропал из виду, и это давно потеряло смысл.
Диего не отвечает, только коротко качает головой. Нет, конечно, он не в порядке. Никто из нас, полагаю, не может быть в порядке в эту минуту. Я сама чувствую себя так, словно меня разломали на две части – одна твердит, что нужно идти вперёд, что там, в Куартель, нас ждёт способ вернуть мироздание на круги своя, а другая отчаянно кричит, что нам нельзя разделяться опять, что это ни разу не приводило ни к чему, блядь, хорошему, что каждый раз, когда кто-то остаётся за бортом, дела становятся только хуже. Несмотря на неудачное знакомство, я уже довольно продолжительное время воспринимаю Вэйрина, как часть нашей безумной компании, а теперь вот мы продвигаемся вперёд, в то время как он ждёт нас где-то посреди погибшего в войне его народа леса.
