Друзья были разочарованы и Грейнджер могла их понять, потому что испытывала в точности то же самое.

Глубокое разочарование в самой себе.

Казалось бы, вот же она — Гермиона Джин Грейнджер, умнейшая-ведьма-своего-поколения, круглая отличница, защитница слабых и угнетенных, ответственная ученица, верная подруга и просто добрая душа. Девушка, готовая бороться за честность и справедливость, за любовь и дружбу, за мир во всём мире. Позитивная, всегда помогающая всем и каждому. Такая идеальная и правильная, что от приторно-сладких улыбок становится тошно, а вечно поднятый подбородок вызывает стойкое желание удавиться. Многие люди ненавидят её за это, но Гермиона попросту уже не может по-другому, ведь если она перестанет быть той самой «золотой девочкой», гордостью школы и другом всему живому, то кому она будет нужна?

Никому!

Случай с Малфоем лишь помог ей в этом убедиться.

Нет, девушка не винила Драко в возникших сложностях во взаимоотношениях со всем Гриффиндором, понимая, что слизеринец здесь действительно ни при чем. Она сама пришла к нему в лес, сама осталась поговорить, сама согласилась свидетельствовать по его делу и уж тем более сама поднялась в Астрономическую башню. Мысленно так часто возвращаясь к событиям Хеллоуинской ночи, гриффиндорка пришла к выводу, что ведь в башне-то её никто не держал. Она могла в любой момент развернуться и уйти, даже не выслушав парня, особенно после его снисходительного: «слишком много вопросов, Грейнджер». Ей ничего не стоило отказать во всякой помощи слизеринцу, пока тот нормально не объяснит, что конкретно ему нужно, или даже пригрозить рассказать все директору. Было вполне просто влепить ему пощёчину, как на третьем курсе, когда Малфой подошёл ближе, чем требовалось, а после того, как его губы коснулись её лба, обдавая кожу разгоряченным дыханием, оттолкнуть аристократа стало чуть ли не жизненной необходимостью, но что же она сделала на самом деле?

Ничего!

Стояла, пытаясь успокоиться и прогнать из мыслей образ малфоевской метки, хотя от переизбытка каких-то непонятных эмоций, не поддающихся логическому объяснению, тряслась как в лихорадке. Не предприняла ничего ни для того, чтобы не вернуть былую дистанцию, ни для того, чтобы остановить слизеринца и не дать ему раствориться чёрной тенью во тьме ночи. Бездействовала, впрочем, как и тогда, в сентябре, когда нашла Драко в лесу у озера. Сидела рядом с ним, смотря на водную гладь, и подавала гладкие прибрежные камни, вкладывая их в его холодные ладони. Не упрекнула ни за то, что чуть не проткнул глотку Рона своей палочкой, ни за то, что оскорбил — в какой-то мере заслуженно — её друзей. Просто сидела рядом и разговаривала с кем-то, чей кругозор не ограничен квиддичем, девушками и внезапно нахлынувшей славой, с тем, кто тоже сломлен, но не ноет и пытается жить дальше, даже если не знает как. Было чертовски сложно это признать, но да, Гермиона действительно наслаждалась обществом Драко тем вечером. Он, бывший Пожиратель Смерти, оказался удивительно приятным и умным собеседником, прошедшим такой же тяжёлый путь, как и все, но незаслуженно обвиненный в деяниях его отца.

Был ли у Малфоя выбор?

Вряд ли.

Тем не менее, Грейнджер решила подумать об этом позже, легко подхватывая школьную сумку и направляясь в свою комнату, покидая пустой кабинет.

***

Первым, на что натолкнулся взгляд серых глаз субботним утром, был потолок. Идеально ровный, высокий, с висящей на нем люстрой, украшенной серебром и крупными камнями, отражающими бледные солнечные лучи. Казалось бы, все было отлично, если бы не одно «но».

Он был белый.

Оглядевшись по сторонам, Драко обнаружил себя в собственной темной комнате, частью которой с каких-то пор стал светлый полоток. Парень был готов поставить все фамильное состояние на то, что подобное изменение интерьера было делом рук Нарциссы, очевидно, все ещё верившей в то, что рано или поздно сын обязательно решит остаться жить в поместье, а белый цвет в спальне должен этому как-то поспособствовать. Пристальный осмотр комнаты помог слизеринцу убедиться, что остальное в его покоях осталось неизменным, то есть чёрным, темно-зелёным, серебристым, и, бесспорно, баснословно дорогим. Мерное биение зачарованных часов привлекло внимание подростка, несколько удивив: время было около девяти часов утра и то, что Драко удалось проспать до этой минуты, а не вскочить на рассвете, вполне могло претендовать на определение «чуда». Прогоняя размышления о том, что мэнор почему-то не вызвал в воспаленном сознании новой порции кошмаров и о том, не наложила ли мать на спальню сонные чары, Драко поднялся с постели, разумно решив, что это утро стоит начать не с бессмысленных теорий, а с объяснения причин своего прибытия матери.

Вчера, в пятницу, Малфой был слишком вымотан сначала учебным днем, потом планированием своего «побега», чёртовым Хеллоуинским балом, странным разговором с Грейнджер, и, наконец, аппарацией, чтобы вести светские беседы с матерью. Последняя причина усталости, к слову, казалось, превратила внутренности давно не перемещавшегося в пространстве аристократа в месиво, для полноты картины обрамленное в чувство подступающей тошноты. Сейчас же, утром, от неприятных ощущений не осталось и следа, а потому парень поспешил подняться, на ходу соображая, где в мэноре теперь проводятся завтраки.

Эльф, с которым слизеринец случайно встретился в коридоре, с удовольствием проводил «юного хозяина, давно не бывавшего в стенах благородного дома» в столовую, расположенную на втором этаже. Насколько Драко мог помнить, эта комната редко использовалась по назначению, и сервировали в ней стол лишь тогда, когда Нарцисса приглашала близких подруг из круга аристократов в гости. В основном же трапеза всегда проходила на первом этаже, но, учитывая, сколько тот тёмный стол собирал за собой Пожирателей, сколько раз по нему проползала Нагайна и сколько за ним убивали магглов, не было удивительно, что мать решила больше не принимать пищу в этой комнате.

Минуя широкими шагами лестничный пролёт и делая несколько поворотов по коридору, Малфой оказался непосредственно перед нужными дверьми. Подавив вздох и приготовившись к допросу с пристрастием, парень толкнул высокие створки, медленно входя внутрь. Глаза ослепило вспышкой яркого света, а зрение, привыкшее к мрачной атмосфере поместья, никак не могло сосредоточиться среди обители чистоты и белизны. В том, что интерьером столовой занималась Нарцисса, не было сомнений. Первым, что привлекло внимание, было большое окно, украшенное витиеватыми узорами и служившее главным источником света, заполнившего все пространство. Далее взгляд уловил стол, выполненный из белого мрамора (любимого материала матери) и по краям отделанный золотым орнаментом в виде нежных цветов и тонких лоз каких-то растений. Достаточно большой, чтобы разместить всех гостей, но не громадный, не отталкивающий своими размерами. Вокруг него располагались высокие кожаные кресла мягкого кремового оттенка с резными ножками из светлого дерева, что непроизвольно напомнило Драко о том, что подобную мебель он имел удовольствие наблюдать в их особняке на окраине Парижа, к которому, как и ко всей Франции, миссис Малфой испытывала особые привязанность и любовь. Глядя на потолок, слизеринец, за все семнадцать лет привыкший ко всяческим проявлениям роскоши, подавил стон восхищения, потому что увиденное можно было назвать лишь произведением искусства, но никак не одной из стен. Кристально-белый, с множеством узорчатых молочного оттенка линий, смыкающихся к центру и образовывающих круг, созданный тысячами виньеток, сплетающихся друг с другом. В самой его сердцевине, возвышаясь точно над серединой стола, круг увенчала огромная многоярусная люстра, выполненная из чистейшего хрусталя, мерцающего в потоках солнечного света осеннего утра, заполнившего собой все пространство. Казалось, она была не просто предметом декора, а воплощением изящества, элегантности и непозволительного богатства. На одной из стен висело несколько картин, обрамленных белым золотом, но изображены на них были вовсе не предки, как можно было бы предположить, а произведения искусства величайших художников всего магического мира. У противоположной стены нашёл свое место миниатюрный белый мраморный комод с тонкими резными ножками, на котором стояла ваза из тончайшего хрусталя с букетом свежих нежно-розовых пионов. О том, где домовики нашли цветы первого ноября, Малфой предпочёл не задумываться. Сделав ещё несколько шагов по бежевому паркету к столу, Драко присел на одно из роскошных кресел, ожидая мать и поворачивая платиновую макушку к окну, задумываясь о том, почему если даже в столовой стоят свежие растения, во дворе поместья может быть такой неухоженный газон, на который волшебник обратил внимание этой ночью.