«Мерлин милостивый, разумеется, вы оба готовы! Драко был готов пожертвовать жизнью, чтобы защитить тебя, Гермиона Грейнджер, так что его решение уж точно нельзя назвать необдуманным. Что же касается тебя… Ты спасаешь его задницу от всех неурядиц мира начиная с сентября и по сегодняшний день. Да, ты боишься перемен, но на этот раз ты к ним готова. Вы оба готовы», — заключила рациональная половина, и девушке стало значительно легче.

— Как же Нарцисса? Разве она не планирует возвращаться из Франции?

— Как оказалось, нет. После всего этого безумия она подружилась со Скоттами и даже привязалась к Софи Элиш, так что на прошлой неделе она прислала мне письмо, где сообщила о своём желании остаться во французском поместье, — рассказал Драко, возвращая Гермиону в вертикальное положение. — Я не имею ничего против. Мать заслужила спокойствие и жизнь в удовольствие.

— Хотела бы я сказать то же самое о своих родителях, — Гермиона вздохнула.

— Что сказал врач?

— Память вернулась до того момента, когда мне было шестнадцать.

— О, это же практически полностью!

— Да, но мне всё ещё нельзя с ними видеться. Процесс должен завершиться сам, иначе это будет сильный стресс для них, — Грейнджер вновь ощутила укол опустошения, пронзившего её на прошлой неделе, когда доктор из Министерства, занимающийся её родителями, нанёс визит прямо в школу, чтобы сообщить о прогрессе. Безусловно, гриффиндорка была рада, что близкие вспомнили практически всё, но думать о том, что они не смогут встретиться ещё какое-то время было больно. — Доктор сказал, что потребуется ещё около четырёх месяцев.

— Вот видишь, теперь у меня есть ещё один довод, почему ты должна переехать в мэнор. В ближайшие месяцы твоих родителей не будет рядом, а я не могу допустить, чтобы ты жила в маггловском районе совершенно одна.

— Эй, я могу за себя постоять! — Гермиона предпочла не думать о том, насколько обиженно и по-детски прозвучал её голос.

— В противном случае я буду ежедневно отправлять к тебе домовиков на дежурства! — проигнорировав сказанное, продолжил Драко.

— Это запрещённый приём, Малфой! — предупреждающе произнесла гриффиндорка, прищурившись.

— Что ж, я слизеринец, могу себе позволить.

Очередная мелодия сменилась на более быструю, и то ли новая песня, то ли что-то ещё оказало свое влияние, но Грейнджер почувствовала нечто похожее на возмущение:

— Ты пытаешься меня контролировать!

— Вовсе нет.

— Да!

Гермиона хотела отвернуться и уйти из зала, но прежде, чем успела сделать хоть шаг, была остановлена и вновь оказалась в состоянии, подозрительно напоминающим невесомость. То, откуда Малфой узнал про этот элемент из танго, девушка решила выяснить позже.

— Я действительно знаю тебя лучше, чем ты думаешь, Гермиона, — Драко прошептал ей это практически прямо в губы, и Грейнджер, кажется, перестала слышать музыку, — но не хуже изучила меня и ты. Я обещаю дать тебе столько свободы, сколько ты пожелаешь, — он убрал одну руку с ее талии, удерживая только второй, и теперь лишь она удерживала тело от столкновения с полом, — но также я хочу, чтобы ты знала: я никогда не дам тебе упасть.

Одной рукой, так, словно девушка не имела веса, Драко мягко вернул её в прежнее положение, и теперь её губы находились в опасной близости от его собственных.

— Ты нужна мне, Гермиона Грейнджер, — тихо, практически не слышно, — потому что я люблю тебя.

Гермиона не была уверена, что помнила, как дышать, но это и не потребовалось: губы, прошептавшие то, что она больше всего на свете хотела услышать, вернули ей кислород в поцелуе.

***

Тёплый июньский ветер развевал волосы и, словно целуя, щекотал щеки, после чего ускользал и растворялся в ярко-зелёной листве деревьев. На вокзале близ Хогвартса в этот день собралось как никогда много людей, включая весь учительский состав. Чрезмерно расчувствовавшийся Хагрид, то и дело вытирая слезы платком, обнимал Гарри, раз за разом повторяя, что помнит, как привёз его в школу, и уверяя, что будет безмерно скучать. С Роном не менее душевно прощалась мадам Помфри, в лазарете которой юноша провел сравнительно много времени в первые учебные годы, а Невиллу с самой искренней улыбкой желала всего наилучшего мадам Спраут. Сама же Гермиона уже успела поговорить с Минервой Макгонагалл, и хотя во время этой беседы обе не смогли сдержать слёз счастья, сейчас каждая находилась в разных частях вокзала, думая о своём.

Окончательно убедившись в том, что летнее солнце совсем не жалеет тех, кто предпочитает носить чёрное, Драко скрылся от палящих лучей в тени платформы. Не думать о том, насколько изменилась его жизнь за этот год, было невозможно. Грейнджер, которая поедет с ним в одном купе, и Поттер и Узили, улыбающиеся в одном кадре с ним в выпускном альбоме, — одни эти факты уже вполне претендовали на звание событий, в которые невозможно поверить, однако сейчас слизеринец размышлял несколько о другом. Когда он приехал в Хогвартс в сентябре, его жизнь была разрушена. Отец в Азкабане, больная мать, перечеркнутое будущее и уничтожающая вина из прошлого, общественное порицание и ненависть к самому себе — это то, что он взял в школу вместе с чемоданом и волшебной палочкой, однако теперь всего этого не было. Конечно, ответственность за прежние поступки не растаяла вместе с мартовским снегом, а магическая Англия все ещё не ждала его с распростертыми объятиями, но той щемящей и удушающей пустоты внутри больше не было. Как не было и кошмаров, образа Люси в зеркале, не прекращающихся воспоминаний и постоянного страха.

Вместо них появилась надежда.

Любовь.

Укрепилась дружба.

Воскресла, подобно птице-феникс, вера в собственные силы и в счастливое будущее.

Страшная история, начавшаяся в эпицентре змеиного гнезда, в подземелиях Малфой-мэнора, где совсем юный Драко увидел свой первый Круциатус, а после испытал его сам, закончилась взрывом шкатулки в том же месте. Тот хлопок и вспышка яркого света — пожалуй, это был финал, а здесь, на этом самом вокзале, весомая часть жизни Драко Малфоя подходила к эпилогу.

О, Салазар, это был долгий путь, но он определённо стоил каждого шага.

Последние несколько дней были самыми лучшими в жизни Гермионы Грейнджер. Всё началось с того, что сдачу Ж.А.Б.А. перенесли на самое начало июня, тем самым освободив время. Седьмому же курсу и вовсе удалось отделаться от экзаменов ещё в самом конце мая. Статистика говорила, что старшие ученики справились довольно неплохо, а потому оставшиеся пять дней, уготовленные для жизни в стенах школы, восьмой курс, оставшийся одним в Хогвартсе, мог использовать по своему усмотрению. Это было очень непривычно. Неверие сменил восторг, а навстречу ему пришло смятение — Гермиона, будь она хоть трижды умнейшей и талантливейшей волшебницей столетия, совершенно забыла о том, что пятого июня день рождения у её парня. Как только гриффиндорка поняла это, началась самая настоящая паника. Что можно подарить тому, кто обеспечен на поколение вперёд? И как найти нечто особенное, не уходя дальше Хогсмида? Девушке хотелось, чтобы подарок был не просто безделушкой, которая станет пылиться на полке, а чем-то таким, что оказалось бы невероятно значимым, запомнилось бы и показало всю её любовь. Несколько суток Гермиона Грейнджер не могла найти решение, хотя что-то подсказывало ей, что она уже его знает, и в ночь на четвёртое июня гриффиндорка, наконец, поняла. Сначала её шокировала собственная идея, одна мысль о подобном вызвала диссонанс, но потом… Чем больше Гермиона размышляла и анализировала собственные чувства, тем яснее она видела, что сама хочет сделать именно этот подарок. Весь тот день Грейнджер не сводила с Драко внимательного взгляда, и стоило юноше лишь появиться в зоне её видимости, как решение крепло, а пути отхода исчезали.

Ровно в полночь пятого июня Гермиона позвала Драко в тайную комнату, чтобы поздравить его самой первой и подарить нечто особенное.

По словам школьных привидений, вышли из помещения они только утром.