Драко сам не знал, зачем устроил весь этот фарс с просьбами, хотя в глубине души был прекрасно осведомлён о собственных мотивах. Как бы это ни было сложно, стоило признать: возможность гибели была вполне реальной. Слизеринец мог хоть дрожать от страха, хоть душить в самом утрубе любые признаки паники, хоть биться головой об стены замка — это не имело значения и никак не отрицало одного из вполне вероятных итогов его предстоящего путешествия. Решив, что даже чтение — его персональный излюбленный метод абстрагироваться от жестокой действительности, больше не работает, Малфой левитировал фолиант на ближайшую полку, даже не удосужившись вернуть литературу на законное место, и встал из-за стола, собираясь вернуться к себе в спальню. Старательно не обращая внимания на косящихся в его сторону студентов, которые, очевидно, так и не смогли до конца смириться с постоянным проживанием под одной крышей с бывшим Пожирателем Смерти, Драко размышлял о том, что ему, всё-таки, абсолютно точно стоит поговорить с Грейнджер.
В последний раз.
Мерлин милостивый, а ведь если задуматься, то это и правда конец. Допустим, он, Малфой, выживет, — если выживет! — то что потом? Это персональное безумие, разделенное на двоих, возникло и с особой силой прогрессировало, как смертоносная болезнь, только потому, что двух студентов объединяли общие секреты. Сначала кровавые зачарованные свитки, через которые контролировалась обстановка в Хогвартсе и держалось в строжайшем секрете отсутствие Драко в школе, потом откровение о смерти Люси, прозвучавшее в полупьяном бреду среди разбитого кафеля холодной уборной так, что в венах стыла кровь, далее — непростительно-доверительные, почти интимные разговоры, один из которых произошёл в пыльном заброшенном кабинете. Всё это время их — слизеринского принца с ржавой короной и гриффиндорскую принцессу с золотой тиарой, объединяли интриги и леденящие душу тайны, заставляющие вступать в проклятый небом львино-змеиный тандем. Теперь же никаких опасных для жизни авантюр не будет. Если повезёт, Драко уничтожит шкатулку, вернётся в школу и… Продолжит жить так, как все семь лет до всего этого помешательства. Будет оттачивать остроумие на Уизли, сарказм — на Поттере, но не на Гермионе, нет. Он не посмеет снова сделать ей больно. Малфой искреннее не хотел бросаться такими громкими словами как «любовь» и «чувства», не имел ни малейшего желания распыляться в высокопарных речах, но гриффиндорка, в чьих глазах сияли самые яркие блики янтаря, действительно что-то изменила в нем. Каждым осуждающим взглядом и нежным прикосновением, каждой аккуратной буковкой, выведенной чернилами на заляпанном кровью пергаменте, каждым «Драко», с придыханием слетевшим с зацелованных губ, она умудрялась ломать в нем былые установки и заставлять верить в будущее. Как бы глупо это ни звучало, Малфой впервые за несколько лет обрёл надежду.
Это было настолько охеренно-круто, что… Драко не мог удержаться от того, чтобы поцеловать Гермиону ещё раз.
Мало ли, вдруг он и правда станет последним?
Тем более, что ситуация как нельзя лучше покровительствовала исполнению предсмертного желания. Та самая уборная, успевшая стать их местом, по-прежнему оставалась заброшенной и явно не пользующейся спросом, а возможностей связаться с гриффиндоркой было предостаточно. Хвала Мерлину и Моргане, — Драко никогда не думал, что произнесет это даже мысленно, — уроки у Слизерина и Гриффиндора проходили совместно, а потому якобы случайно столкнуться с Гермионой в коридоре по пути в кабинет, прошептать: «Встретимся после ужина» и нарочито-громко бросить: «Уйди, Грейнджер» было вовсе не сложно.
Да, пожалуй, так Драко и поступит.
***
пятница
— Ой, я, кажется, забыла взять запасные пергаменты, — резко спохватилась Джинни, находясь уже практически на выходе из гостиной Гриффиндора.
— Лучше сходи за ними, — посоветовал Гарри, — мало ли, какое задание решит дать нам Снейп в этот раз.
— Ага, — пробурчал Рон, соглашаясь. — Если он так взъелся вчера из-за того, что я не прихватил дополнительный учебник на урок, которого, между прочим, не должно быть, то не сложно догадаться, какой будет его реакция, если тебе не хватит чистых пергаментов на обязательной лекции.
Гермиона лишь улыбнулась, глядя на то, как Уизли скрещивает на груди руки и делает самое обиженное и одновременно оскорбленное выражение лица из всех, на какие была способна его мимика. В четверг, то есть, непосредственно вчера, в расписание восьмого курса были поставлены дополнительные уроки Зельеварения и, если у совмещённой группы Когтеврана и Пуффендуя занятие прошло практически сразу после обеда, то гриффиндорцам и слизеринцам повезло куда меньше: у них лекция проводилась вечером и закончилось почти перед самым ужином. То ли потому, что к тому моменту Рон уже устал, из-за чего и не вспомнил про то, что ему потребуется ещё один учебник помимо основного, то ли потому, что парня в принципе не слишком-то интересовало искусство изготовления зелий, особенно, когда постижение его азов не стояло в обычном расписании, то ли ещё из-за Мерлин-знает-чего Уизли не взял книгу, за что и получил выговор от Северуса. Именно по этой причине великий друг Гарри Поттера начиная со вчерашнего ужина и вплоть до настоящего момента совершенно и отнюдь не по-геройски причитал о том, как несправедлив и жесток Снейп. Саму же Гермиону, ещё вчера оказавшую Рону моральную поддержку и тем самым выполнившую дружеский долг, больше интересовали другие события прошлого вечера. Во время приёма пищи она, как и во все предыдущие дни, столкнулась взглядами с Драко. Он сидел в своем привычном сопровождении, — действительно больше похожем на компанию друзей, нежели на свиту, что по какой-то невообразимой причине радовало гриффиндорку, — и не отрывал от неё взгляда. Рядом с Малфоем что-то активно обсуждали Забини и Паркинсон, чудесным образом даже во время захватывающей беседы умудрявшиеся выглядеть максимально по-аристократически, рядом с Гермионой — такие же увлеченные Гарри и Джинни, но ни «платиновый мальчик», ни «золотая девочка» не слышали того, что происходило вокруг них. Грейнджер оторвалась от гипнотического созерцания выразительных скул, точно очерченного подбородка и ухмыляющихся губ только тогда, когда Рон, заметивший, что его монолог о несправедливости бытия никто не слушает, легонько потряс её за плечо и, проследив за её взглядом, спросил что-то про Драко. Только уловив в речи друга имя, состоящее из парализующих её нервные клетки пяти букв, девушка резко встала из-за стола и, ответив Уизли какой-то чепухой, смысла которой она сама уже не помнила, направилась к дверям, будучи полностью уверенной в том, что слизеринец правильно истолкует посланный ему кивок головой и выйдет следом, но как-то слишком сильно сомневаясь, не заметил ли этого жеста и последующего за ним ухода Рон.
Сейчас же, шагая с друзьями по коридору и отмечая, что не заметила ни того, как Джинни успела сходить за пергаментами и вернуться обратно, ни того, как все они прошли половину пути до кабинета Зельеварения, Грейнджер была уверена, что рыжий гриффиндорец всё-таки не обнаружил в её поведении ничего необычного. В противном случае девушку ждал бы не путь на урок, а допрос с пристрастием. Вряд ли Рональд стал бы молчать, если бы сопоставил переглядывания, кивок, уход Гермионы, а затем и Малфоя, в единую картину. Следовательно, можно было жить спокойно, ведь Уизли ничего не заподозрил. Хотя, спокойно? Гриффиндорка не была уверена, что это слово уместно в данной ситуации, ведь она шла не просто на урок, а на занятие, которое должна была сорвать, причём не одна, а с Драко, чтобы в итоге их обоих оставили на отработку.
«Пожалуйста, не думай об этом сейчас. Забудь о проблемах, пока не началась лекция, и о том, что случится после неё…»
Вчера же, покинув Большой зал и ужинавших в нём студентов и преподавателей, Гермиона уверенно направилась в «переговорный пункт», спешащими шагами преодолевая коридоры и не оборачиваясь на юношу, идущего позади. Словно боясь опоздать. Только оказавшись в старой, Мерлином забытой уборной, и десятью секундами позже услышав, как захлопнулась за Драко дверь, гриффиндорка с облегчением выдохнула. Здесь было уже не холодно, а лишь слегка прохладно после того, как Гермиона заклинанием починила разбитое окно той ночью, когда совершила самый безрассудный поступок в своей жизни, — и это учитывая ограбление Гринготтса и побег с места преступления на драконе, — решившись остаться там с Малфоем. Драко тоже внёс свой вклад в приведение помещения в более-менее нормальное состояние: к огромному удивлению Грейнджер, он использовал Очищающие и Освежающие чары. Теперь здесь было почти уютно, а бывшая уборная от пола до потолка стала их местом. Только когда слизеринец сделал несколько широких шагов внутрь, Гермиона повернулась к нему лицом.
