Осознание того, что он снова вырастет, не облегчило ужаса от того, что ее лицо было разорвано.

Ее крики превратились в булькающее шипение, похожее на вой протекающей газовой трубы, когда он вытащил ее из клетки и швырнул к стене пещеры. Ее руки и ноги были закованы в железные кандалы. Глория знала, что это значит. Он приковывал ее только тогда, когда планировал что-то особенно мерзкое.

- Никогда больше не пытайся убежать, - eго прекрасный голос больше не был утешением.

Он поднял крошечный хлыст, который держал раньше. Тот, что с тонкими цепями, заканчивающимися крысиными черепами. Демон начал вращать запястьями, и крысиные черепа кружились все быстрее и быстрее, пока не превратились в размытое пятно, дождем падая ей на грудь. Через несколько секунд ее груди стали похожи на говяжий фарш. Когда он начал издеваться над ее гениталиями, избивая и сдирая кожу с ее влагалища карающими крысиными черепами, Глория сухо вздохнула. Ее живот свело судорогой от ужасной боли. Мышцы ее живота напряглись так сильно, что почти касались позвоночника, но из пустого желудка ничего не выходило. Кровь хлынула из ее выпотрошенного лица.

Демон отошел и вернулся с одной из свечей на стене и скальпелем, сделанным из заостренной кости. Затем он встал на колени между бедер Глории и начал резать. Это была самая сильная боль, которую Глория когда-либо испытывала... до тех пор, пока он не поднес пламя свечи к ее клитору.

* * *

Глория начала считать секунды. Не было ни рассвета, ни заката. Никаких часов. Не было способа измерить прохождение каждого момента. Поэтому она считала секунды, чтобы следить за временем. Шестьдесят секунд – это минута, а шестьдесят минут – час, поэтому она решила, что может отслеживать каждый час, каждый день, считая секунды. Она хотела знать, как долго пробудет в Aду.

Она начала считать дни, когда обнаружила Анджелу. Прошло триста сорок пять тысяч шестьсот секунд. Почти целый год. Она не помнила, сколько раз ее пытали, насиловали, избивали и калечили, хотя, казалось, это происходило каждые два-три часа. Демон приставал к ней после каждого сна.

Глория провела много времени, думая о демоне. Удивляясь его голосу. Он не разговаривал с ней с того дня, как она убежала, и с тех пор она не пыталась убежать. Но она помнила этот сладкий лирический голос, как прохладный ветерок, шепчущий сквозь деревья. Как пение птиц и церковные колокола. Она была уверена, что под всем этим он все еще был ангелом. И было еще кое-что, что заставило ее задуматься: она видела, как он изменился. Видела части его плоти, которые уходили и умирали, чтобы быть замененными новой плотью, которую он привил к своему телу. Она думала, что его плоть была украдена, что эти звериные клыки, рога и клыки, эти когти, все его отвратительное тело было просто маской, которую носила душа. Это объясняет, почему он так много спал.

С того дня, как Глория начала считать, она не спала. Ни на час, ни на секунду. Ее душа, казалось, не нуждалась в этом. Потребность во сне была слабостью плоти.

Но демон спал. Потому что это была плоть. Неестественный брак духа и плоти. Именно этому ангелы завидовали в людях. Одна из причин, по которой они восстали и были брошены в геенну огненную. Глория была убеждена, что под этим отвратительным фасадом измученного мяса все еще скрывается душа ангела. Она должна была поверить, что это правда. Это была ее единственная надежда.

Уже несколько месяцев Глория пыталась найти способ убить демона. Убить эту тварь - единственный способ спастись, единственный способ выбраться отсюда и найти свою дочь.

До нее доходили слухи о выходе из Aда, туннеле, который вел обратно на Землю. Слышалa, как демоны говорили об этом. Там был выход. Если он существует, она найдет его, но сначала ей нужно сбежать, а это значит, что ее мучитель должен быть убит. Она не собиралась пытаться сбежать, только чтобы заставить его оттащить ее назад и снова мучить.

Проблема с убийством демона заключалась в том, что здесь, казалось, ничто не умирало. Она не могла умереть, а этот демон пробыл здесь на тысячелетия дольше, чем она. Как она могла убить что-то бессмертное?

Глория сидела в своей клетке и смотрела, как существо спит. Она уставилась на декоративные шрамы, которые зигзагами тянулись вдоль его тела. Части тела животного были пришиты к его плоти. Его кожа была гобеленом боли. Но что, если она сможет удалить все это? Если бы она могла заставить его увидеть, кем он когда-то был... кем он на самом деле является. Но как?

Она оглядела комнату с орудиями пыток, кнутами, клеймами, скальпелями, ножами, палками. Любого из них достаточно, чтобы удалить плоть, но все это займет слишком много времени. Демон может вмиг разоружить ее, приковать к стене и вырвать её влагалище у неё изо рта, прежде чем она сможет причинить какой-либо вред ему. Ей нужно было что-то, что могло бы удалить его плоть сразу.

И тут до нее дошло: огненное озеро!

Но как она сможет загнать его туда?

* * *

- Поговори со мной...- прошептала она, протягивая руку сквозь обжигающие прутья клетки.

Ее пальцы погладили макушку демона, погрузились в отверстия и прошлись по выступающим рогатым выступам. Это прикосновение оттолкнуло ее, заставило задрожать, но она все равно погладила его. Если он и почувствовал ее прикосновение, то не подал виду.

- Пожалуйста, поговори со мной. Мне нужно услышать твой голос.

Демон взмахнул рукой, сломав ей запястье. Она вскрикнула и отдернула руку. И все же она настаивала, рискуя получить мучительное наказание.

- Я повиновалась тебе с того самого дня... когда ты вернул меня. Ты мучил меня, и я никогда не пыталась сбежать снова. Неужели ты не можешь проявить ко мне хоть немного доброты? Пожалуйста! Я умоляю тебя, мне нужно, чтобы ты поговорил со мной.

Демон медленно поднял голову и посмотрел на Глорию. Он раздвинул свои раздутые, уродливые губы, и на мгновение ей показалось, что он собирается заговорить. Его ответом было низкое предупреждающее рычание.

- Ты хоть знаешь, почему я здесь? - прошептала она. - Знаешь, что я сделала, чтобы заслужить эту бесконечную боль, эту вечность в Aду?

Он отвернулся, явно не заинтересованный ее мольбой.

- Больше никаких разговоров, - только и сказал он, прежде чем рухнуть на кровать.

И все же этих слов было достаточно. Лирическое звучание его голоса успокаивало ее, завораживало, как капли дождя, падающие на оконное стекло. Она закрыла глаза и притворилась, что снова на Земле, в своей постели, уютно устроившись под одеялом, натянутом до самого носа.

Ощущение, что за ней наблюдают, было сильным, и когда она открыла глаза, демон смотрел на нее.

Она надула щеки, мысленно готовясь к тому, что, как она знала, было неизбежно. Ее мучения стали предсказуемыми за эти месяцы; было так много способов избиения, изнасилований или сдирания кожи. Так много способов разорвать ее влагалище, разорвать горло. Пытки стали до странности обыденными, и как бы сильно она их ни ненавидела, она научилась не бояться их. На смену страху пришло самодовольство. Она смирилась со своей судьбой и знала, что чем больше будет бороться с ней, тем будет хуже. Поэтому она перестала бороться и вместо этого собралась с силами, чтобы справиться с болью.

Демон сунул руку внутрь — двери клетки никогда не запирались — и вытащил ее наружу. Не было причин для того, чтобы их запирать. Не было причин пытаться сбежать. И демон знал это. Она была уверена, что ее проверяют, и не хотела злить демона, потому что как бы ни была ужасна пытка, она могла быть намного хуже.

Он бросил ее на кровать из гниющей человеческой плоти и встал на колени над ней, упершись коленями в ее икры, его массивный член нацелился ей в лицо, как обвиняющий палец.

Она повернула голову и стала ждать нападения. Вместо этого он наклонился, пока она не почувствовала его зловонное, дымящееся дыхание на своем лице, и он лизнул ее языком, похожим на акулью кожу, разрывая кожу между ее ртом и скулой.