— Пожалуйста, перестань плакать, — умолял он, — пожалуйста.

В ответ она, зажмурив глаза, открыла рот пошире и закричала пуще прежнего.

Бедный Драко был измотан. Ему не удавалось выспаться уже несколько дней. Казалось, Мирам считала прожитыми зря те секунды, когда внимание родителей не было сосредоточено исключительно на ней.

Они были вынуждены заниматься сексом по расписанию. Идея Гермионы. Уимси присматривала за Мирам вечером, пока Гермиона и Драко попытались тайком ускользнуть наверх, чтобы побыть наедине. Но даже это пошло не по плану.

— Я собираюсь оттрахать тебя как следует, — шептал Драко, целуя её ключицы.

— О, да… ты… — Гермиона громко зевнула.

— О нет, только не…

Но было слишком поздно. Драко мощно зевнул, и уже через несколько секунд они пускали друг на друга слюни в отключке. Хотя выспались они просто прекрасно, Драко планировал вымотать силы своей невесты совсем другим способом.

— Ш-ш-ш, ш-ш-ш, — шептал Драко, — чего ты хочешь? Я дам тебе всё что угодно.

Мирам уже поела. Драко сменил ей подгузник всего двадцать минут назад. И она просто ненавидела свою пустышку. Всякий раз, когда ей пытались дать её, Мирам выплёвывала её и швыряла на пол.

В будущем она обещала стать весьма талантливым загонщиком.

Словно доказывая эту мысль, Мирам врезала крошечным кулачком по его подбородку.

Драко прикрыл глаза, глубоко дыша.

— Я люблю тебя. Правда люблю. Но ты чудовище, — он расслышал отдалённый треск Летучего пороха из соседней комнаты, сигнализирующий о возвращении Гермионы с обеда с Джинни. Драко надеялся, что к этому моменту Мирам уже угомонится, ведь так он бы доказал ей, что и она может хоть иногда выходить из дома. Её пришлось практически шантажировать, чтобы заставить пообедать с Джинни. Всего через месяц была назначена дата их свадьбы, и Гермиона переживала больше, чем когда-либо. Ей была необходима передышка.

К тому же это был шанс сблизиться с Мирам. На данном отрезке жизненного пути у них не было ничего общего, кроме ДНК и любви к груди Гермионы. Но Драко мог наладить контакт, укачивая её на руках, меняя грязные подгузники и позволяя ей использовать себя в качестве мишени для фонтанов из рвоты.

И всё-таки ему бы очень хотелось, чтобы она стала чуточку старше и они могли поболтать о квиддиче или о чём-то подобном.

Драко продолжал покачивать свою вопящую дочь. Его глаза покраснели и высохли из-за того, что Драко целую вечность не позволял себе моргать, чтобы не заснуть. Гермиона вошла в комнату, а он не нашёл в себе сил даже на то, чтобы с ней поздороваться.

— Как там Джинни? — глухо спросил он.

— В порядке. То есть уже не совсем в порядке. Я её прокляла, — она плюхнулась на диван рядом с ним.

Решив сменить тактику, Драко положил младенца на грудь, поглаживая по спине. Возможно, ей просто нужно срыгнуть.

— Могу я спросить почему?

Гермиона закатила глаза — тоже сухие и покрасневшие от недосыпа.

— Она купила подарок Мирам.

Драко замер.

— Не понял.

— Погоди, сейчас покажу, — сказала она, вытаскивая какую-то вещь из своей сумки. — Вот.

Драко наконец моргнул. Это были ползунки с надписью «Мои родители потрахались девять месяцев назад, а я получила за это идиотскую футболку». Он сузил глаза:

— Ну уж нет. Она это не наденет.

— Так я и сказала, — Гермиона потёрла виски. — Она поспала? — в ответ Мирам закричала. И мать, и отец, умудрённые опытом, даже не поморщились от громогласной истерики Мирам.

— Нет, — отозвался Драко.

Гермиона вздохнула.

— Ну конечно же, она не спала. Она никогда не спит. Младенцы-демоны не спят.

— Это твоя вина.

— Что?

— Я хотел назвать её Ара в честь созвездия в южном полушарии, рядом с созвездием Скорпиона. Но не-е-ет. Тебе же нужно было выбрать ей эзотерическое и легкомысленное имя.

— Мирам — прекрасное латинское имя.

Драко глухо рассмеялся.

— Это дословно означает «сюрприз». Она скоро об этом догадается. Вероятно, уже, — прищурившись, он взглянул на ребёнка. — И как давно ты знаешь? Ты тоже гений, как и твоя мать?

— Драко, дорогой. Без обид. Но ты говоришь как чокнутый шизик. Ты сходишь с ума. Отдай мне её и иди спать.

— Нет, я…

— Не спал уже несколько дней. Отдай мне моего ребёнка.

Он передал ей вопящую малышку и потёр лицо ладонями.

— Как и ты.

Гермиона прижала младенца к груди.

— Не могу поверить, что говорю это, но как думаешь, может нам стоит позволить эльфам помогать нам немного больше, чем до сих пор?

Глубоко вдохнув, он произнёс так, словно повторял это уже несколько тысяч раз:

— В книгах для родителей говорится, что с самого раннего возраста важно непосредственно заботиться о ней, чтобы она чувствовала…

— К чёрту твои книги.

Драко моргнул, а затем какое-то время смотрел на неё невидящим взглядом, прежде чем понял смысл её слов.

— Это… без преувеличения просто невероятно, что я это слышу от тебя.

— Иди поспи, Драко.

— Но я…

— Клянусь Цирцеей, Драко. Если ты не пойдёшь наверх прямо сейчас и не уляжешься в чёртову постель, я собственными руками сделаю тебе вазэктомию, чтобы впредь нам не пришлось больше никогда беспокоиться о «сюрпризах» подобного рода.

Драко кивнул, зевая.

— Ладно. Ладно, — он сонно причмокнул губами. — Что я собирался сделать?

Гермиона хихикнула.

— Просто поспи, милый.

— Ладно. Спокойной ночи, — свернувшись в позу эмбриона, он провалился в сон прямо на диване.

— Ш-ш-ш, ш-ш-ш, — успокаивающе ворковала Гермиона над плачущей дочерью. — Всё хорошо. Мама рядом.

Она обманула Драко. Предложив назвать их дочь именем Мирам, она умолчала о более глубоком значении — удивление, трепет, нечто невероятное. Ведь именно это Гермиона и ощутила; тянущее чувство где-то в районе сердца, когда увидела этого удивительного и очаровательного человечка, которого она помогла создать.

Но было весьма забавно позволять Драко думать, что это имя — намёк на незапланированно случившееся зачатие.

Мирам, девочка-чудо, продолжала плакать. Она рыдала крупными горькими детскими слезами, которые одновременно разбивали сердце Гермионы и раздражали её до глубины души. Она всегда думала, что ни единое человеческое существо на свете не должно вести себя так: плакать без причины, пока не решит, что пора остановиться, или не получит то, что ему хочется.

— Это совсем не мило, — сказала она, похлопав Мирам по спине, вспоминая мантру, подсказанную ей Джинни: «Люди не едят своих детей. Люди не едят своих детей. Люди не едят своих детей».

Медленно, но верно крики Мирам стихали в объятиях матери. Гермиона поцеловала дочь в лоб, когда у той наконец начали слипаться глаза.

— О, мой милый маленький демон. Мы с папочкой тебе ещё покажем.

— Агу! — с улыбкой отозвалась Мирам.

***

Три года спустя…

— Нет, папочка. Нет! Мисс Пушистик любит фиолетовую чашку, а мистер Усатик розовую! — Мирам поменяла чашки местами согласно предпочтениям плюшевого гиппогрифа и игрушки-льва.

В данный момент Драко был почётным гостем на чаепитии в честь свадьбы мисс Пушистик и мистера Усатика. На нём было ярко-розовое боа из перьев и сверкающая тиара, очень похожая на ту, что венчала светловолосую кудрявую голову его трёхлетней дочери.

— Разве у них нет одинаковых чашек? В конце концов, они собираются объединить свои активы, и всё, что было собственностью мистера Усатика, скоро будет принадлежать мисс Пушистик.

Мирам захихикала:

— Ты такой глупый, папочка. Мистер Усатик любит розовый. Это его любимый цвет.

Драко прищурился. Он подозревал, что у Гермионы состоялась беседа с дочерью о «токсичности традиционных гендерных ролей» или о чём-то подобном. Первой зацепкой было то, что мисс Пушистик решила оставить свою фамилию. По-видимому, Драко проникся тирадами своей жены сильнее, чем думал, ведь в этот самый момент он играл с дочерью, даже не возражая против парных аксессуаров.