Но он ещё не был готов решить эту маленькую проблему. Эти ярлыки — девушка, парень, моногамные отношения — не казались ему чем-то естественным или логичным. Может, они имели бы смысл, крутись вокруг целая толпа девчонок, которые только и ждут того, что за ними приударит Альбус Северус Поттер.

Но вот он здесь, ощущает себя ревнивым пещерным человеком, готовым отгрызть лицо Падрейгу МакФирсону, который таскается за девчонкой, которую он, Альбус, считает своей собственной. Нелогично… но это так. И Альбусу придётся смириться с тем фактом, что, каким бы он ни был необыкновенным и не по годам развитым, он человек, а не вулканец. А люди имеют привычку лажать.

Он пожал плечами:

— Как скажешь, приятель. Кстати, у тебя весь пергамент в чернилах.

Скорпиус округлил глаза, заметив лужу чернил, захватившую большую часть его вконец испорченного эссе.

— Вот хрень!

Наблюдая за тем, как Скорпиус тянется за палочкой и тщетно пытается спасти хотя бы часть эссе, Альбус усмехнулся.

Я иду за тобой, Моника Флинт.

***

По настоянию Джинни Гермиона и Драко согласились на неформальные дружеские посиделки у Поттеров в честь помолвки (Гермиона была непреклонна в отношении использования слова «вечеринка», так как это подразумевало слишком широкий круг приглашённых). И, дабы предотвратить ворчание Драко на тему «большей концентрации гриффиндорцев в комнате, чем безопасна для здоровья», она даже пригласила Блейза.

— Ты понимаешь, что будешь мне должна за это? — спросил Драко.

Гермиона приподняла бровь:

— Даже не притворяйся, что они и не твои друзья тоже.

Драко вздрогнул:

— Я признаю, что мы приятельствуем, но у меня язык не поворачивается назвать их друзьями. Кроме того, всего лишь вчера вечером мы ужинали у твоих родителей. Мои выходные просто посвящены обедам и вечеринкам с твоими людьми, — с надменным выражением лица он застыл у камина. — Выходные, которые мы могли бы посвятить гораздо более приятным делам.

— Хорошо, — Гермиона закатила глаза. — Что ты хочешь?

Драко сделал вид, что раздумывает над её вопросом, хотя им обоим было очевидно — он уже знает, чего хочет.

— Хм-м-м. Думаю, не помешает лёгкое удушение. Да. Да, и чем дольше я об этом думаю, тем больше хочу, чтобы ты села на моё лицо, когда мы вернёмся домой.

Глаза Гермионы вожделенно блеснули. Вот почему она любила этого мужчину. Сделав вид, что совершенно не воодушевлена его предложением, она произнесла:

— Снова? И почему только ты постоянно стараешься доставить мне удовольствие? Это так утомительно.

— Знаю, — ухмыльнулся Драко. — Я чудовище.

Едва они вышли из камина, Джинни тут же поприветствовала их, вручив каждому по бокалу вина.

— Слава Мерлину, вы здесь! Чувствую, ещё чуть-чуть — и я свихнусь… не обращайте внимания, — она плеснула себе вина в бокал с надписью «Лекарство для мамочки».

— Где Гарри? — спросила Гермиона.

— В своей «студии», — Джинни закатила глаза.

Гермиона не могла не обратить внимание, как она выделила это слово кавычками в воздухе, чудом не пролив вино.

— Могу я спросить?..

— Нет необходимости, — фыркнула Джинни. — Как только он спустится, он всё равно не сможет молчать о своей новой «профессии», — бокал с вином снова опасно накренился, когда она взмахнула согнутыми пальцами.

— Профессии? — удивилась Гермиона. — Быстро он. Чем он занимается?

— Творю. Вдыхаю жизнь в обыденную рутину. Чего только я не делаю, — произнёс возвышенный претенциозный голос. Это был Гарри. Он стоял скрестив ноги, ненадёжно балансируя посреди лестницы на одной ноге и второй упираясь в край ступеньки, словно позируя.

— Эм? — выдавила Гермиона, оценивая его внешний вид. Его обычно растрёпанные волосы выглядели так, словно вконец вышли из-под контроля, — очевидно, он бросил все попытки причесаться. И если раньше он носил аккуратную, простую, универсальную одежду (Джинни называла его манеру одеваться «Папашка на стиле»), то теперь на нём были свободные лёгкие льняные брюки, стянутые на бёдрах шнурком. Рубашка, по-видимому, шла в комплект. Обе вещи были велики ему на несколько размеров и кричащим пурпурным цветом живо напомнили Гермионе о Златопусте Локонсе. В довершение всего он был босым.

— Новый стиль? — спросила Гермиона, не упустив из вида, как исказилось в гримасе лицо Джинни.

— Нравится? Творить куда комфортнее, когда ты не обременён тяжёлыми тканями.

Драко нахмурился:

— Где ты, чёрт побери, откопал этот прикид, Поттер? Выглядишь как бездомная гадалка.

Гарри закатил глаза:

— Ты просто завидуешь, потому что тебе не хватает уверенности, чтобы самому измениться.

Драко фыркнул.

— Во-первых, Поттер, не льсти себе — ты не изменился. Во-вторых, я — кто угодно, но уж точно не завистник, — Драко выпрямился, поправляя лацканы своего дорогого блейзера.

Гермиона перевела взгляд со своего жениха на Гарри. Сложно было представить двух людей, выглядящих настолько по-разному. Каким-то образом, в сравнении со встрёпанным хаосом, который представлял из себя Гарри, беспорядок в одежде Драко казался безукоризненным. Гермиона мысленно вздохнула. Едва ли она когда-нибудь привыкнет к его модельной внешности.

Она снова обратила внимание на Гарри, оставшегося совершенно безразличным к резкой критике Драко по поводу его нового облика.

— Так ты теперь… занимаешься творчеством? И чем же конкретно?

— В основном фотографией. Кроме того, я проникся живописью. Я нахожу её гораздо более свободной, чем другие способы передать информацию миру. Возможности творить просто безграничные.

С этим откровением Гермиона заметила на его брюках несколько пятен краски разных цветов.

— Это здорово, — она понятия не имела, что ещё сказать. Очевидно, Гарри был совершенно очарован своим новым занятием, и ей не хотелось его разубеждать. Но, с другой стороны… вся эта одежда… и эта его новообретённая способность в каждое предложение вставлять слово «творить»… всё это было довольно странно.

— Так ты теперь ведёшь богемный образ жизни, — произнёс Драко с той же суровостью, с которой мог бы сказать: «Так ты решил перестать мыться». Он повернулся к Джинни, наливающей Лекарства для мамочки до самых краёв. — И как ты к этому относишься?

Хорошенько отхлебнув из бокала, она довольно выдохнула от ощущения алкоголя, проникающего в кровь.

— О, я просто в восторге оттого, что Гарри занимается тем, что ему нравится. То есть это же я вынудила его уволиться с работы. Так что это всё моя вин… то есть моих рук дело, верно?

Драко ухмыльнулся в ответ на оговорку Джинни.

— И как, получается, Поттер? Или ты один из бездельников, которые просто закрывают глаза и разбрызгивают краски на холст?

Гарри приподнял бровь:

— Я предпочитаю считать себя постэмоциональным экспрессионистом, внедряющим в свои работы премодернистские мотивы.

Совершенно не впечатлившись, Драко закатил глаза:

— Большей чуши в жизни не слышал.

В наказание за грубость Гермиона больно его ущипнула, проигнорировав недовольное «Ауч!».

— Мы бы с радостью взглянули на твои работы, Гарри, — проговорила она мягко — тоном, которым обычно разговаривала с притормаживающими первокурсниками.

Приосанившись, Гарри дал им знак подняться по лестнице. Они остановились напротив двери с табличкой «Не входить. Вопрос жизни и смерти».

— Моя фотолаборатория, — небрежно бросил Гарри.

Драко прикусил губу, чтобы не рассмеяться от того, как претенциозно это прозвучало. Гермиона предупредительно ущипнула его за задницу: раз уж она не могла рассмеяться, никто не мог.

— А это — моя студия, — с гордостью отца, представляющего миру собственное дитя, проговорил Гарри.

Гермиона едва могла рассмотреть собственные руки сквозь пары благовоний. Она пыталась не закашляться — воздух был чистым пачули. Как только жжение в глазах поутихло, она оказалась в окружении устрашающего, почти жестокого буйства красок, наляпанных на холсты. При ближайшем рассмотрении ей удалось распознать тела, прописанные чуть более сложно, чем фигурки из палочек, — по три на большинстве из полотен. При ещё более внимательном осмотре картина складывалась недвусмысленная. В центре каждого холста была нарисована фигурка с чёрными волосами и шрамом в виде молнии, фигурка справа выделялась рыже-оранжевыми волосами, а у фигурки слева…