– Ребекка пришла полчаса назад, – по-английски прошептал отец Кристофера. – Мы отмыли ее, но она по-прежнему очень расстроена. Почти ничего не рассказывает.

– Я больше не могу там жить, – сказала она. – Я ухожу. Я больше не могу жить с ними.

– О чем ты? – ответил Кристофер. – Ты не можешь уехать. Куда ты поедешь?

– Я не могу там жить, не с ним, не с ними. – Она уронила голову на руки.

– Погоди. Что случилось вчера вечером? С чего все началось? – спрашивал отец Кристофера, положив руку ей на затылок.

– Что он сделал на этот раз, Ребекка? – спросил Кристофер.

Она подняла голову с покрасневшими глазами. Смахнула с лица волосы и откинулась на спинку стула.

– Можно стакан воды?

– Конечно. Алекс, пожалуйста, дай ей стакан воды.

– Да, отец, – ответила Александра. Ребекка взяла стакан и сделала маленький глоток.

– Отец хочет, чтобы я ушла из школы. Чтобы нашла работу. – Она держала стакан обеими руками и снова поднесла его ко рту.

– Что сказала твоя мама? – спросил Кристофер.

– Согласилась с ним. Говорит, нам нужны деньги.

– Может, ей стоит самой подыскать работу… – заметил Кристофер.

– Она не работала с тех пор, как закрылась текстильная фабрика, – Ребекка понизила голос до шепота. – Сейчас она почти не выходит из дома.

– Она пыталась остановить отца, когда он тебя бил? – спросил Кристофер.

– Сначала да. Но он сказал, так будет лучше для меня.

– Больно? – спросила Алекс.

– Нет, я уже почти не чувствую синяков.

На несколько секунд повисло молчание. Никто не знал, что сказать.

– Красивая прическа, – заметила Алекс.

– Ее мне сделала мама, как в детстве, хотя ничего хорошего у нее не получилось. Я решила все переделать, когда услышала, что она идет в ванную, а потом раздался какой-то грохот.

– Что случилось? Она опять была пьяна?

Ребекка кивнула.

– Мне захотелось просто убежать из дома и прийти сюда или в любое другое место. Но я должна была помочь ей, хоть и не хотела этого делать. Все-таки это моя мама.

– Конечно, – ответил отец Кристофера.

Кристофер попытался вспомнить свою маму. Это было непросто.

– Как она?

– В порядке, просто несколько порезов и синяков. Я подняла ее, смыла кровь и грязь и уложила спать. Потом пришел папа. Он обвинил меня в том, что случилось. – Она умолкла. На несколько секунд повисло молчание, потом она продолжила: – Никогда не видела его таким злым. Он схватил из камина кочергу и бросился ко мне.

– Что… Что он?..

– Дай ей закончить, Кристофер, – вмешался отец.

– Он ударил меня по руке, и я упала на пол. Он стоял надо мной и собирался снова ударить кочергой, но я подобрала кусок угля и бросила ему в лицо.

Кристофер сжимал ее руку. Алекс плакала, ее всхлипы слышались в абсолютной тишине вечера.

Ребекка, казалось, не обращала на них внимания.

– Он размахнулся кочергой и пообещал, что преподаст мне урок, который я никогда не забуду, а потом я увидела у него за спиной маму, с его ружьем в руках. Она сказала, что, если он прикоснется ко мне, это будет последнее, что он сделает в своей жизни.

– И он отступил? – спросил Кристофер. Ребекка медленно кивнула. Она приложила ладони к вискам, словно лошадиные шоры.

Отец Кристофера глубоко вздохнул и встал. Александра подошла к нему и обняла, положив голову ему на плечо.

– Все в порядке, папа, – сказала она. – Мы за ней присмотрим.

У него дернулись губы, словно он хотел что-то сказать в ответ, но не мог подобрать слова. Он наполнил стакан водой и вернулся к стулу.

– Прости, Ребекка. Пожалуйста, продолжай, – сказал он.

– Это последний раз, когда он меня ударил. Я ему сказала. Сказала, что уезжаю и он не сможет остановить меня.

– Ты правда уезжаешь? – спросил он, но Ребекка проигнорировала вопрос.

– Я собрала вещи вчера вечером. Ни с кем не попрощалась, даже с мамой.

– Что ты сказала? – переспросила Алекс.

– Я переночевала у подруги, Сары Смарт. Она не рассказала семье, что я сбегу.

– Я знаю семейство Смарт. Хорошие люди, – заметил отец Кристофера.

– Сегодня утром я вернулась повидаться с родителями. Отец разозлился и сказал, что это я виновата в том, что он поссорился с мамой. Сказал, что я разрушила нашу семью, – последнюю фразу она произнесла чуть слышно, словно была далеко, а не сидела за кухонным столом в нескольких сантиметрах от него.

– Где будешь ночевать сегодня? – спросил Кристофер.

– У родителей. Мама уговорила его позволить мне вернуться.

Они посидели какое-то время. Кристофер чувствовал, как все его существо охватывает ужас при мыслях о жизни без Ребекки. Как она может его бросить? Они созданы, чтобы быть вместе – всегда. Сейчас он даже не мог на нее смотреть. Он отвернулся в сторону окна. У него перехватило дыхание, все тело оцепенело от гнева на ее родителей. Похоже, отец Кристофера не знал, что сказать.

– Я горжусь тобой, Ребекка, – наконец прошептал он. Встал и направился к столешнице, где лежали нетронутые продукты для ужина. Он взял нож и воткнул его в кончик моркови, лезвие ударилось о деревянную доску с громким стуком.

– Могу я остаться на ужин, мистер Зелер?

– Конечно, можешь, Ребекка. Конечно, можешь, – его голос был безрадостен, как сумерки снаружи. – Кристофер, почему бы вам с Ребеккой и Александрой не прогуляться перед ужином по пляжу?

Дети оставили его в доме, и стук ножа все еще звенел у них в ушах, когда они распахнули входную дверь и даже когда вышли на улицу. Ребекка умолкла, как только они оказались за порогом, а еще более гнетущим молчание стало, когда трое детей прошли мимо дома Ребекки на пляж. Кристофер знал, что им с Ребеккой не следовало вместе проходить мимо ее дома. Но теперь это почему-то казалось неважным. Никто из них даже ничего не сказал по поводу нарушенного железного правила. Они вышли к воде, прошли мимо пляжа и дальше вдоль побережья, а потом уселись рядком, с Ребеккой посередине, и смотрели, как серые волны бьются о скалы внизу.

Кристофер размышлял о словах Ребекки насчет отъезда, но вслух ничего не говорил. Мысли были еще слишком сырыми, их было невозможно облечь в слова. Они снова заговорили о том, что произошло прошлым вечером, но сказать было особенно нечего. Все уже обсудили. Они наблюдали, как катаются туда-сюда волны, словно белая скатерть, которую раскладывают и убирают снова. Они сидели рядом и молчали минут двадцать, а может больше, пока холодный ночной воздух не заставил их вернуться домой, где на столе уже дожидался ужин. Ребекка заняла свое обычное место. Отец Кристофера позволил Ребекке задержаться у них гораздо дольше, чем обычно, – она ушла в начале одиннадцатого.

Он обнял ее на прощанье.

– Кристофер проводит тебя домой. Позаботься о ней как следует, сынок.

– Конечно, папа.

Прохладный мартовский воздух пощипывал шею, и он поднял воротник куртки. Стемнело. Были видны лишь очертания дома, луна, освещавшая море внизу, и миллионы сверкающих звезд над ними. Серо-белый свет падал на кожу Ребекки, а ее скулы отбрасывали тень на ссадину. Ветер мягко трепал каштановые волосы.

– Я хочу никогда туда не возвращаться, – произнесла она, продолжая идти вперед.

– Знаю. Я… Хотел бы, чтобы я мог как-то тебе помочь. Хотел бы найти работу и увезти тебя отсюда… И…

– Ты уже сделал очень много.

– Ты правда собираешься уехать?

– Я должна покинуть это место. Больше не могу здесь оставаться.

– Куда ты поедешь?

– Я переписывалась со своей кузиной, Мавис, она живет в Лондоне. Она сказала, что может принять меня.

– Почему ты мне не сказала?

– Есть вещи, о которых я не могу рассказывать никому. Даже тебе.

У него так сильно колотилось сердце, что казалось, оно вот-вот выпрыгнет из груди. Похоже, она этого не замечала. Он протянул руку к ее ладони, но отдернул прежде, чем успел прикоснуться.

– Ты планируешь остаться в Лондоне навсегда?

– Не знаю. Навсегда – это очень долго. Мне придется самой о себе заботиться.