На ветке ближайшего дерева, я заметил птицу, или то, что должно было ей быть. Квадратное тело, лапки из проволоки, хвост и крылья все из тех же тонких стальных листов, наспех приваренных неопытной, или небрежной рукой. Вместо головы крупный круглый динамик, откуда звучало веселое чириканье. Я протянул руку и схватил птицу за то, что было ее хвостом. На спине у нее были несколько кнопок, перемотка назад, стоп, воспроизведение и перемотка вперед, как на кассетном плеере. Я нажал на стоп. Пение прекратилось. Нажал стоп еще раз, открылась боковая крышка, где я обнаружил кассету, с записанным туда пением. Я поменял сторону кассеты и нажал на воспроизведение. Из динамика раздалось карканье, громкое и пронзительное. От неожиданности я выпустил теперь уже ворону из рук, и она упорхнула.
Я пошел дальше. Шшшш. Я замер, прислушиваясь. Едва слышный, постепенно нарастающий звук невидимой погремушки, нечто среднее между треском, шуршанием и свистом заставил меня оцепенеть. Я знал этот, не предвещающий ничего хорошего, звук. Я скосил глаза, стараясь не дышать, в поисках источника шума. Сваренные вместе несколько стальных труб образовывали тело змеи, свернувшейся в клубок. Она грозно шипела, подняв вибрирующий кончик хвоста.
Первый шок прошел. Очередная подделка. Игрушечная змея шипела, словно была готова в любой момент прыгнуть на меня, но что она могла мне сделать. Резким, сильным ударом ноги я отшвырнул ее в сторону. Она улетела в стальные заросли и затихла, вероятно, она своим металлическим тельцем налетела на какой-нибудь выступающий камень и разлетелась на несколько кусочков. Я не стал лезть в железную чащу и искать подтверждения своим предположениям. Я продолжил свой путь.
Устало переставляя ноги, я упрямо брел вперед и вперед, уже не обращая внимания на чудеса местной природы. Несколько раз я наступил на каких-то насекомых, отчего те со скрежетом рассыпались на мелкие части, я даже не стал останавливаться, чтобы посмотреть, на что же я наступил. Мне стало все равно, я лишь хотел, чтобы все это поскорее закончилось, и единственной возможностью я видел движение вперед, не смотря ни на что, ни на усталость, ни на боль в ногах, ни на сумасшествие творившееся вокруг меня. Рано или поздно сон закончится, и в моих интересах было содействовать своему сознанию, чтобы быстрее приблизиться к концу этого жуткого сновидения.
Тропинка резко оборвалась.
Дорогу мне преграждали массивные ворота, с затейливым узором, напоминающим вьющийся плющ, и высокие кирпичные стены с тремя рядами колючей проволоки наверху. Покрытые пылью и растрескавшиеся от времени кирпичи были покрыты граффити.
Маленький ребенок, подвешенный за обе ноги над озером, кишащим крокодилами, прыгающими из воды за добычей. В своих руках малыш держит свою отрубленную голову. На посиневшем, начинающем разлагаться детском личике написаны страх, боль и непонимание того, что же с ним происходит.
Молодая девушка, вульгарно сидящая на стуле, находящаяся на восьмом или девятом месяце беременности. Рука ее сжимает рукоять ножа, вонзенного в живот, напоминающий большой мыльный пузырь. Нож проделал глубокий разрез от пупка до солнечного сплетения, распоров живот. Из кровоточащей раны выглядывает маленькая ножка не успевшего еще родиться ребенка.
Встав в круг и взявшись за руки, шестилетние дети водят хоровод на огромном ворохе соломы. Черная струйка дыма поднимается вверх, сигнализируя о начинающем зарождаться пламени, которое вскоре поглотит маленьких, играющих, детей. Кожа на их телах вздуется и пойдет пузырями, а детские крики будут звучать музыкой в ушах палачей.
В ванне, до краев наполненной водой и мягкой, пушистой пеной плещется маленькая девочка, наслаждаясь своим последним купанием. Пузыри, поднимающиеся со дна ванны, лопаются на поверхности воды. Большой костер полыхает под ванной. Говорят, что когда варят раков, то можно слышать их крик. Не знаю, правда это или нет, но детские крики будут отчетливо разноситься в горячем, влажном воздухе.
Говорят, что сны являются отражением реальности – реакция мозга на произошедшие за день события, наши опасения и страхи выражаются в снах, которые мы видим. Если верить ученым, по снам можно проследить и оценить эмоциональное и психическое состояние человека. Я никогда не задумывался о значении снов, которые видел, по большей части от того, что практически никогда не помнил их, а те, что помнил, никогда не вызывали такого ужаса, как тот, в котором я находился. Насколько больным должно было быть мое сознание, чтобы нарисовать для меня подобную картину? Я боялся подумать об этом, я боялся узнать ответ на этот вопрос…
Я положил руки на ворота, пришлось приложить неслабое усилие, чтобы их отворить. Извилистая дорожка вела на вершину холма, где возвышался обветшавший старинный особняк. Ни время, ни ветер не пощадили его. Окна на первом и втором этажах заколочены. Сквозь тяжелые шторы на окнах третьего этажа пробивался свет, отчего они напоминали прикрытые в злом намерении глаза, озирающиеся по сторонам, следящие за своими владениями. Башни, возвышающиеся на каждом углу особняка, угрожающе нависали над окружающей территорией. Дом напоминал четырехрукое чудовище, готовое в любой момент схватить нарушителя. В твердом намерении я направился прямиком к входной двери, в любую секунду ожидая, что чудище откроет глаза, руки-башни протянутся ко мне, а дверь превратится в зияющую пасть, которая с наслаждением проглотит меня.
Вокруг не было ни души. Гробовая тишина окутала все своим покрывалом. Лишь мои шаги и мое учащенное дыхание нарушали тишину. Руки тряслись, холодный пот стекал по спине, ноги дрожали. От любого шороха, от любого скрипа или писка я готов был закричать, что есть мочи, и помчаться прочь, не оглядываясь. Подкашивающиеся ноги донесли меня, наконец, до входа. Я подергал ручку. Дверь была заперта, как я и ожидал.
Я обошел дом по периметру. Дверь в подвал оказалась не заперта. Я потянул на себя массивные деревянные двери. Потрескавшиеся ступени уводили меня вниз навстречу темноте. Воздух внизу был затхлый, пахло пылью и чем-то еще, неприятным, вызывающим тошноту. Я пошарил рукой по стене, нащупал выключатель. Лампочка заморгала, будто боялась гореть в полную силу, боялась развеять мрак, окутывавший здесь все, словно в темноте пряталось невообразимое чудовище.
В детстве я побывал на экскурсии в музее, посвященном орудиям пытки и казни. Но то была всего лишь детская комната, полная игрушек, по сравнению с этим помещением. Клетка, подвешенная под потолком; трон для допросов, усеянный шипами, под которым можно развести огонь, чтобы пытка приобрела более изощренный вид. На дыбе, стоящей у дальней стены лежало детское, наполовину разложившееся тело, с оторванными руками, а под дыбой лужа давно засохшей крови. На столе в углу были свалены в кучу всевозможные колющие, режущие, пилящие орудия, пояса с шипами, стальные ошейники. Пол был покрыт темными пятнами тут и там, которые ничем не смыть. Кровь навсегда въелась в пол. Было видно, что этими предметами часто пользовались. Я будто очутился в средневековье и угодил в лапы безжалостных инквизиторов. Я представил, как люди в масках усаживают ни в чем не повинных людей на шипастый трон. Или их растягивали на дыбе, разрывая с жутким треском сухожилия и мышцы. Тошнота подкатила к горлу. Рот наполнился неприятной жидкостью. Я выбежал наружу, чтобы хоть как-то справиться тошнотой, но не успел и забрызгал лестницу. Надеюсь, тот, кто будет спускаться по этой лестнице в будущем, поскользнется и свернет себе шею и больше не сможет причинить никому вреда.
Я вернулся к входу и забарабанил кулаком в дверь. Я был уверен, что тяжелые удары были слышны в каждом углу этого черного дома, но никто не ответил. Ни звука из-за закрытых дверей. Сильный удар ноги пришелся точно в то место, где по моим соображениям находился замок. Дверь затряслась, но не поддалась. Я ударил еще и еще и еще. Хруст дерева подсказывал, что я приближаюсь к цели. Мозоли, натертые на ногах во время моего бесконечного путешествия, лопнули. Острая боль отдавалась во всем теле при каждом ударе, но я не мог остановиться, я все бил и бил, не останавливаясь, словно это был не я, словно кто-то управлял мной. Это было какое-то наваждение, завладевшее моим сознанием, контролирующее меня. Когда дверь распахнулась, я снова обрел себя. Контроль вернулся ко мне. У меня было чувство, что кто-то направляет меня. Я не случайно пришел в это место, или оно не случайно приснилось мне. Это было уже не важно. Может, это Бог указывает мне путь, которому я должен следовать?
