Гермиона, Рон и Драко слышали тихие-тихие диалоги вокруг себя, наблюдали за своими сверстниками и безошибочно угадывали их состояние – у тех был шок. Они прекрасно понимали своих новых знакомых, потому что испытали то же самое, увидев Гарри впервые.

- А разве Дамблдор, директор этой школы, не должен был заботиться о Поттере? Мама вроде говорила мне… - раздался голос сзади Драко, и Малфой сделал себе мысленную пометку – не забыть спросить мать о том же.

- Гриффиндор! – наконец огласила шляпа на голове Гарри, и тот выдохнул и встал.

Ему зааплодировали по чистой инерции, но на лицах всех окружающих его людей читался немой вопрос:

Что происходит?

Как такое могло случиться?

Что все это значит?

Гарри прошел за стол, занял место, и вот к студентам вышел Дамблдор.

Он произнес приветственную речь, шутя и улыбаясь, подмигивая детям и подросткам. Он выглядел радостным, добродушно смеялся и поглаживал бороду, а после пригласил всех отведать вкуснейшей еды на их столах и удалился, не замечая на себе сотен пристальных взглядов.

Все ждали от директора объяснения ситуации с Гарри Поттером, но Дамблдор не обмолвился о нем и словом.

- Я не понимаю… Он считает, что эта ситуация нормальна? – спросила Гермиона у Рона, провожая директора школы магии взглядом.

Поражены были все, и все, в ком было хоть немного сострадания и эмпатии, единогласно решили спросить у Гарри, что с ним случилось и нужна ли ему помощь, как только ужин закончится.

Сам же мальчик, впервые очутившийся в таком месте, потрясенный происходящими в его жизни изменениями до глубины души, ошарашенный внезапным появлением бессчетного количества тарелок с ароматно пахнущими вкусностями, принялся уплетать еду, счастливый до глубины души, не замечающий шока окружающих.

И вдруг, почувствовав на себе чей-то пристальный взгляд, Гарри обернулся, и холодок прошел по его спине.

Издалека на него смотрели два темных, словно агаты, омута глаз, в которых явно читались недоумение, шок, тревога и огромная боль…

========== Ярость ==========

- Как же ты меня раздражаешь… И зачем я вообще женился на тебе?!

Тобиас Снейп, снова пьяный и с трудом державшийся на ногах, кричал на замученную женщину.

- Все из-за твоего проклятого колдовства, магическая тварь…

Ему было плохо, очень плохо: алкоголь пожирал его мозг изнутри, мешая мыслить ясно, все крепче сжимая его в своих тисках, но Тобиас не понимал этого, перекладывая вину за все свои страдания на супругу.

- Ты специально делаешь мне хреново потому, что я якобы такое дерьмо… - он пошатнулся.

У Эйлин Принц не было сил даже возразить – с самого утра она мучилась, выискивая хоть какие-то продукты, чтобы накормить ребенка.

Ее сын, повзрослевший очень рано и уже смотрящий на мир не по-детски серьезным взглядом глубоких черных глаз, практически не просил есть, понимая, что у родителей и без того слишком мало денег, а отец пропивает последнее; но женщина сама не могла смотреть на сына.

Его бледное лицо с заостренными чертами, отчетливые круги под глазами, немытые волосы – в последнее время в семье денег не было даже на мыло – а также торчащие ребра (их было не видно, так как их с успехом скрывала одежда, но Эйлин хорошо знала, как они выглядят) причиняли ей невыразимую боль.

Ей пришлось приложить много усилий, чтобы как-то решить столь насущный и болезненный вопрос: сначала она долго упрашивала соседку дать немного взаймы, хотя уже и так была должна; потом долго стояла у овощной лавки, стараясь не привлекать внимания, и с трудом, но все же украла пару клубней…

Сварив жиденького супа – хоть что-то, думала она – она с сыном поела, впервые за несколько дней ощутив в желудке хоть что-то горячее.

Северусу очень хотелось сладкого – он был согласен на все, на любой фрукт, конфету, даже обычный кусочек сахара – но, понимая, что это непозволительная роскошь, промолчал, не желая портить матери и без того плохое настроение.

- Дрянь! – и пощечина от мужа оглушила ее.

- Отец, прекрати! – Северус не выдержал и подбежал к нему, хватая его за руку и пытаясь остановить, невзирая на просьбы матери сидеть тихо и не высовываться, что бы Тобиасу ни взбрело в голову.

Она ужасно боялась за сына…

- Пошел прочь, щенок. – Тобиас без труда стряхнул с себя легкого, будто пушинка, сына и вышвырнул его на улицу. – Погуляй, пока мы серьезно поговорим…

Очутившись на улице, Северус встал, потерев ушибленный зад и попытавшись собрать отросшие волосы, которые лезли в глаза, а потом встал у двери, погрузившись в раздумья.

Ему куда больше нравилось сидеть дома и читать книги – общение с людьми давалось ему с трудом.

Мало того, что из-за своей жизненной ситуации он закрывался в себе, терял доверие к людям, относился подозрительно, не веря в то, что кто-то хочет сделать ему добро, и вообще напоминал маленького волчонка; дело было не столько в этом, сколько в его внешнем виде и одежде.

Северус давно не видел ничего нового – штанишки он долгое время носил одни и те же, а все его кофты были перешитыми вещами его собственной матери, которая изо всех сил старалась сделать из своих старых кофт что-то подходящее для ребенка.

Северус не ожидал, что его сверстники могут быть такими злыми; он не думал, что его будут дразнить за все, что у него было. Насмешки стали настолько частыми его спутниками, что он вполне резонно искал одиночества и уединения, не желая проводить с подобными людьми свое время.

Он уставал не только от такого отношения и вечного недоедания и нищеты; ему причиняло боль чувство полного бессилия в собственной семье, неспособность как-то изменить происходящее – поэтому он и ждал начала обучения в Хогвартсе, как манны небесной.

Жизнь никогда не баловала Северуса; та сравнительно недолгая белая полоса в его жизни, окутанная нежным запахом лилий и озаренная светом рыжего солнца, закончилась слишком внезапно даже для него, хотя он и осознавал свою вину…

События после разрыва промелькнули перед ним так же быстро, как Хогвартс-экспресс, несущий учеников в мир магии.

Воспоминания о Пожирателях Смерти, Темном Лорде, и, конечно, смерти единственной любимой женщины были чересчур болезненны – болезненны настолько, что стерли краски мира, заставив Северуса облачиться в вечный траур, спрятать израненную душу за несколькими слоями плотной ткани. Они спровоцировали его построить вокруг себя стену, выставить щиты холодности и напускной строгости, заставили надеть маску тирана, чтобы скрыть боль, укрыть своего избитого внутреннего ребенка от ударов судьбы…

Северус смирился с тем, какое впечатление он производит на окружающих, научился не слышать шепот за спиной и со временем плотно запечатал возведенные вокруг себя стены.

Когда он услышал, что Гарри Поттер – сын ненавистного Джеймса Поттера, который издевался над ним в течение всего периода обучения в Хогвартсе – тоже приехал с другими первокурсниками, волна ненависти поднялась сперва в его душе; лишь обещание защищать сына Лили, данное Дамблдору, помогало ему справиться с этим.

Однако когда он увидел Гарри…

…словно болезненные стрелы одна за другой вонзились в его и без того растерзанное сердце.

Перед его глазами моментально всплыли картины его детства, и всплыли они тем ярче, чем отчаяннее и глубже он пытался спрятать их в глубинах памяти. Что бы он ни думал холодной, расчетливой головой, сердце и память оказывались хитрее и хранили каждый момент.