‒ Арестует ЦК, сами будете выпутываться. Я предложил ‒ нет так нет! Ферапонт, тебе отвертеться не удастся. Вопрос решённый! От судьбы, Ферапонт, не убежишь: она догонит и накажет. В вашем случае, можно только позавидовать. Вы становитесь легендой! Штирлиц, Зорге, Скорсезе не имели и тысячной доли ваших возможностей. Фактически вам передают под управление жизнь Земли и Венеры. Это решительная карьера! Гордитесь, что судьба выбрала именно вас!

‒ Знаете, Антон, не могу избавиться от дежавю. Вы так похожи на своего папу, что перекреститься хочется, чтобы не поддаться мороку.

В комнату вошёл Серж Наома-младший:

‒ Поздравляю с повышением, Ферапонт. Вижу, вы в растерянности насчёт смены имиджа. Что-ж необходимые издержки, ‒ Серж обнял Ферапонта за плечи и сделал несколько шагов. ‒ Но посмотрите плюсы: вы сами, своими руками забьёте гвоздь из гидромета в холёное тело снобистской империи. Смотрите насколько это символично: «металлический водород!» Должен сказать, слегка завидую, что не могу лично этим заняться непосредственно на месте.

Ферапонт почувствовал себя в ловушке своих желаний. Было полное ощущение, что находиться в длинном тёмном коридоре с огрызком свечи, неровное пламя которой в любой момент может погаснуть от любого, даже слабого дуновения.

‒ Дались вам мои уши? – уже примирительно согласился он.

‒ Можете оставить. Выбирайте какую угодно внешность. Поверьте, смена имени и уж тем более внешности меняют судьбу кардинально. Знаете, какую фамилию носил папа Гитлера: Шикльгрубер! И если бы не вмешалась судьба, то мальчик мог сделаться посредственным художником.

‒ Утешили, ‒ всю жизнь мечтал. Ещё этого террориста мне подвесили.

Ферапонт понял, что отвертеться от новой командировки в Пояс Жизни не удастся. Оставалось выторговать особые условия, чтобы в следующий раз как следует подумали, прежде чем предлагать подобные задания.

‒ А что Антон? Без него вам не выжить. Сами хотите взрывать конкурентов? Что есть желание искупаться в человеческой крови по самое горлышко?

‒ Марсом я займусь сам, без эсеров-бомбистов на своих условиях. Для охраны возьму своего человека. Договорились? – на что Серж Наома-младший немедленно кивнул головой в знак согласия.

Антон был неприятно поражён быстротой реакции Ферапонта. Но было слишком поздно, что-либо менять. Оставалось отложить на будущее передел зон влияния. Наконец у него появилась возможность развернуть сеть партийных ячеек на двух планетах и было совершеннейшей глупостью вступать в спор.

XIII. Счастье без богов

Цинизм - это лебединая песня идеалиста с синяком под глазом.

Маэстро Ленар

1. Роковая встреча

Доставив пассажиров на Европу Семён, не смог отказать себе в удовольствии проведать на обратном пути знакомую проститутку Нарву в главном поясе астероидов, за которую соскучился до чрезвычайности. На резонные возражения Фараона, пришлось обещать свежую информацию о работе боевой организации эсеров на Марсе.

Неподалёку от карликовой планеты Церера, куда появляться было не желательно после разгрома, учинённого гвардейцами империи, чёрная яхта пристыковалась к астероиду Паллада. Семён приказал Фараону уничтожать без раздумий всевозможных «друзей», желающих попасть вовнутрь судна. Полиции империи здесь никогда не было и приходилось быть осмотрительным, чтобы не остаться на пирсе с газеткой «Гудок» вместо яхты.

С трудом пробравшись среди завсегдатаев, громко обсуждавших счёт футбольного матча между астерами (жителями пояса астероидов) и командой Марса, Серж увидел старого знакомого, который орудовал за барной стойкой шейкером. Верзила с наколкой «Москва ‒ Париж» на обнажённом плече и пористым лицом завзятого курильщика, протирая стаканы, щурил один глаз от едких клубов табачного дыма из смятой папиросы «Бр.Коген» в уголке рта.

‒ Привет Барклай, ‒ поздоровался Семён.

‒ И тебе не хворать от радиации. Какими судьбами? – сквозь жёлтые от никотина зубы ответил бармен.

‒ Тебя проведать, уши погреть. Чё за дела?

‒ Говорят, нанялся к Рему, ‒ выпустив сиреневое кольцо, спросил Барклай.

‒ Во телеграф работает! Временная работёнка: смотаться до Европы и обратно.

Бармен налил стопку местной химической отравы, которую здесь называли «Мечта» из бутылки, на которой стояла надпись 10 микроЗиверт.

‒ За счёт заведения, – пододвинул стопку гостю. ‒ Надолго?

‒ Ты что, уже закрываешься? – Семён понюхал спиртное, его передёрнуло от резкого запаха метанола.

‒ Тут этот самый Антон такую химию развернул, что начинаешь бояться любого стука по обшивке. Борец за свободу ‒ Едрить его румпелем в затылок!

‒ Стопку графенов хочешь получить за инфу о Марсе?

‒ Так кто откажется, если цена хорошая?

‒ Добро, переговорим. Нарва у тебя ещё работает?

‒ Обязательно, кто-ж её отпустит? Иди, сейчас предупрежу мамку, ‒ бармен вынул пробку-свисток из переговорной трубы и подул в латунный раструб, оттуда донёсся хриплый женский голос: «Алё, бордель слушает с нетерпением».

Решётчатая кабина лифта проползла вдоль стены по широкой двухрядной цепи за счёт маховика, накапливающего энергию при спуске вниз. Эсеры занимались блудом по уставу, где говорилось, что женщина обязана удовлетворить однопартийца по первому требованию. Но Семён по старой традиции космонавтов-дальнобойщиков заглядывал и к несознательному элементу. Хотя нет, нельзя сравнивать Нарву вообще ни с кем, оттого что она была особенной. Особенной потому, что нравилась до чрезвычайности, а вот что с этим делать, Семён не знал напрочь.

Жизнь революционера, тем более члена боевой группы совсем не устроена для семейной жизни. Теперь же: после встречи с Ленаром, после знакомства с философией, отвергавшей политику в любой форме, он начал меняться. Вначале мысль, что если ни с кем не бороться, то перестанешь замечать препятствия, его очень удивила. Но потом он понял, что это и было той самой свободой, о которой Семён мечтал.

Маэстро игнорировал государственные институты, летая с гастролями по системе Солнца. Ветер странствий быстро развеял туман революций: запах нитроглицерина, вкус железа на губах, крики и стоны разорванных на куски людей, ползающий в собственных кишках; здоровый инстинкт нашёл нужную форму существования в независимой философии цинизма. Ленар полагался сначала на промысел Божий и только потом на жизненный опыт, но никогда не пытался исправить природу человеческую при помощи окровавленного тесака.

‒ Нарва, тут у меня идея образовалась качественная! Я работу нашёл в театральном агентстве, ты, наверняка, слышала ‒ «Альт Пальмира».

‒ И что с того ‒ бомбы перестал делать или сменил кровь революции на враньё театра?

‒ Нет, счастье моё, поверил в иллюзорность идей о равенстве и братстве.

‒ Ты ко мне по делу? Тогда раздевайся и вперёд к токарному станку. Если поболтать, то купи бутылку «Массандры». На трезвую голову я стенания клиентов переношу с трудом.

Нарва обладала невероятным качеством – говорить всё просто и понятно, без псевдоинтеллигентских расшаркиваний и нюней. Именно это свойство выделяло её среди основной массы гусынь, играющих в бестолковость: суровый прагматизм проститутки из борделя на куске здоровенного астероида, летящего в холодном космосе вдали от цивилизаций Пояса Жизни. Семёну сразу захотелось обнять доступно-порочную женщину и поцеловать в нежный пупок.

‒ Есть возможность сбежать в космос.

‒ С тобой что ли? – Нарва оценивающе посмотрела на кряжистого эсера.

‒ Во, красив до невозможности, ‒ Семён напряг бицепсы и повернулся, чтобы показать свою крепкую фигуру.

‒ Ты похож на краба переростка.

‒ Это комплимент? Нравлюсь? – он плотоядно улыбнулся.

‒ И чё за дела? Там что рай? Там куда ты меня зовёшь?

‒ Лучше, счастье моё, гораздо лучше. Там нет богов!

‒ Тогда подходит. Это то что нужно. У меня тут долг размером с Европу образовался – разберёшься и я твоя навеки, ‒ с женской практичностью пообещала проститутка, которая понимала, что достигла вершины карьеры на этом астероиде.