Обье хлопает в ладони, и щенки-бойцы расходятся по две стороны. Вмазать хорошенько Крису Шистаду — было для каждого мечтой.

— Дрейк, — кидает Обье одному из парней. Тот достаёт из сумки, валявшейся позади, биту. — Лисёнок, — губы синеволосого так растягиваются, что кажется, сейчас надорвутся. — Твоё время пришло.

Она помнит: удар по затылку. Но поступить так с ним не может, не хочет. Не будет, чёрт возьми! Ведь, она участвовала в написании этих правил.

Пальцы рук заледенели не столько от холода, сколько от страха. Рыжая не держала этой вещи с того самого дня, когда поклялась, что «этого больше не повторится, папочка». Папочка. Тёмные брови хмурится, а Кристофер широко распахивает взгляд. Что она собирается делать?

А в рыжей голове отчаянно пульсирует, что всё это дело рук отца.

Боль в его теле невыносима, затылок чувствует как февральский снег охлаждает внутренности. Шистад еле-еле опирается на руку, удостоверяется, что пока еще ничего не сломано. Отхаркивает кровь, вставая сначала на колени, а затем, кое-как, на ноги.

Ну, как? Узнал чёртову правду, за которой гонялся? Узнал, почему Якудзы согласились на все условия Йена?

Не нравится?

— Бей, — болезненно скалится Кристофер, — Лисёнок, — выплёвывает вдогонку.

Он видит её как на ладони, и, может быть, не стоило так пренебрежительно выплёвывать в нее злость. Она же не имеет грязных дел с Якудзами, в отличии от Йена.

Но зачем тогда этот урод притащил её сюда? — мысленно усмехается Крис.

Потому что он урод, — отвечает сам же. Всё нутро защищает девчонку, кроме мозга.

Он видит взгляд Обье, который готов сорваться и ударить её за то, что хрупкая фигурка медлит.

— Теперь ты Якудза, Крис Шистад, — голос натянут, как струна. Но Шистад может дать сотню крон на то, что никто из этих туполобых и не заметил. А он до бессилия зол на нее.

Сильный замах, и девчонка бьёт его под рёбра, вместо затылка. Не сказать, что ощущения приятнее, но поступить иначе с ним она не могла.

Бита тут же падает на снег, пока Крис хрипит еле устояв на ногах.

— Девочка, ты задумала меня обхитрить? — Обье резко развернувшись, прижимает к дереву рыжую. В его пальцах сверкает лезвие.

Все парни замирают, не понимая, что происходит. — Ты не хочешь их уважения?

— Твои норвежские щенки и понятия не имеют об уставах и правилах, — хрипит Дэй, пока длинные пальцы окольцовывают её шею.

— Руки от нее убери, — доносится до уха синеволосого. Он слегка оборачивает голову.

Кристофер стоит, опираясь на биту. За его спиной молча, в безмолвном восторге от парня, стоят остальные Якудзы. Что-то им подсказывает, что лучше не встречать в это перепалку.

— А то обхаркаешь меня кровью? — задорно дёргает бровью Харрингтон.

— Я теперь Якудза, — Крис подходит медленно, прихрамывая. — А ты, и твои шавки, скоро будете плясать под мою дудку, — подняв через боль руку, а вслед за ней и биту, Шистад ставит на «прицел» подбородок Обье.

Во взгляде Криса бегущей строкой: только я теперь могу так злиться на неё.

Звонок разрезает нагнетающую тишину. Синеволосый шумно сглатывает, отвечая на вызов.

— Где моя сестра, обмудок?! — голос Йена, как остро заточенный нож, врезается в сердце рыжей. Время давно заполночь. Он места живого не оставит сначала от Обье, а потом от нее.

Дальше уже никто не слышит, что тихо и вкрадчиво объясняет «обмудку» Йен. Но синеволосый отвечает максимально сухо и сдержанно: ” Я доставлю её в целости и сохранности».

После таких приключений так себе «целость и сохранность».

========== Часть 15 ==========

ты - никто, и я - никто,

вместе мы - почти пейзаж.

Иосиф Бродский.

Музыка долбит по вискам, но вызывает только приступ расслабленности и лёгкой улыбки на губах. В этом месте всегда много людей, вечно пьяных и довольных. Сегодня особенный день. Исключительный.

Скарсгард внимательно следит взглядом за братом. Со стороны кажется, что не такой уж он и отмороженный. Улыбка Обье широкая, счастливая, замечая взгляд брата, он подмигивает ему. Синеволосый передвигается по бару, иногда пританцовывая. Пожимает всем руки.

- И будто ничего и не было, - раздаётся вкрадчивый голос над ухом Макса.

Йен стоит засунув руки в карманы. Внутри него творится что-то непонятное, необъяснимое. И вроде бы отвращение к Харрингтону и всему, что связано с ним. А вроде, скучает.

Буквально вчера он, как не в себя, орал срывая связки, на сестру. Потом половину ночи вымаливал прощения, слушал её, но взгляд его слишком застилал гнев и ярость: на Обье, на весь мир, на себя. Не досмотрел за ней, не уследил, а она тоже хороша! Снова нырнула под влияние Харрингтона.

Кристофер ещё не объявлялся, что ни к чему доброму явно не приведёт. Этот парень теперь не просто сын одного из влиятельных учредителей, а Якудза. Имеет прав больше, чем кто-либо здесь находящийся.

- Она придёт? - Макс смотрит строго перед собой, не меняя градуса.

Он наслышан об этой истории посвящения Шистада.

- Она придет, - тихо отзывается Купер. А рыжая, будто поджидала этот момент, стоя за дверью. И ровно после этой фразы, тяжёлые двери легко открываются.

Губы Скарсгарда сжимаются в тонкую полоску до побеления. Чертовски красивая, с высоко поднятой головой, вышагивает характерно стуча каблучками по кафелю бара.

Здоровается с несколькими парнями, откидывая волосы назад как истинная леди.

- Привет, мальчики, - обаятельно улыбается она брату и другу. И в этом словосочетании Йентани с ужасом разглядывает их отца. Один в один, вплоть до неглубокой морщинки меж бровей. Она поправляет волосы тонким запястьем, стараясь не выдать этого удушающего волнения перед встречей с ним. Йен проницательно видит это.

Макс как-то скованно кивает в знак приветствия и целует тыльную сторону ладони.

Рыжая улыбается уголками губ. Всё снова удивительно переменилось ровно в одну ночь. До сих пор она всегда выходила сухой из воды, но не сейчас. Сейчас она вся в сырой гнили, которая удушливо забивает лёгкие.

В тот день всё было так же: Макс, Йен, Обье и она, только в Берлине. Только счастливые и яркие; опасные и упивающиеся своей мнимой вседозволенностью. Всё о чём они мечтали - осуществлялось. Чёртова гармония.

Его одеколон так резко бьёт в нос, что девушка вряд ли бы устояла на ногах, если крепкие руки брата не обвили так вовремя тонкую талию. Он снова подстригся, отстриг подросшие волосы. Снова задорный шоколадный ёжик, который так подчёркивает колючий характер и острые скулы. Дравитовый взгляд не выражает ничего, даже когда сталкивается с чёрным. Будто на дне радужки черти дружно скандирует:”Мы были правы”. Губы расслаблены, но несмотря на это зубами он прикусывает слегка язык. Обье снова подмечает, что такой выдержке он завидует. Очень.

Куртка Якудз - сидит так же, как и прежняя. Будто родился в ней. Кристофер продолжает двигаться к Йену и его сестре. Лицо ещё помнит остервенелые удары, ухмыляться больно: запёкшаяся кровь трескается.

После того дня он не включал дома свет, который так резал взгляд. В первый раз Кристофер Шистад был настолько одиноким: рядом не оказалось даже Купера, который так умело делился своим молчанием. Это одиночество оказалось тем, что было так необходимо. Выключенный телефон казалось выключил его из жизни. В несколько секунд всё затихло, и мир дал себя услышать.

Кристофер не гордился этим одиночеством, наоборот, был зависим от него. Но несмотря на это - темнота в комнате казалось солнечным ярким светом. То было тогда. Сейчас важна только её улыбка, которую он не видел уже несколько недель.

- Брат, - первым здоровается Кристофер с другом. Эта обстановка явно не из лучших. Но отказываться от лучшего друга только потому что тот был Якудзой, выдававшей себя за Пенетратора - ирония. Особенной в данный момент.

- Брат, - Йентани хлопает его по плечу. Ощущение, что не виделись несколько лет. Световых. Кажется, та ночь поменяла всех в этой комнате.