— Давай, хотя бы до остановки проводим? — спрашивает Юсеф, который краем уха слышал разговор девушек.

— Вы просто так меня не отпустите, да? — скромно улыбается Купер. Оказывается, общение с людьми может приносить не только боль и уныние.

— Кто этот носастый? — немедля спрашивает Харрингтон, как только рыжая садится в его машину.

— Не твоего ума дело, — хмыкает она, растягивая губы в милой улыбке.

— Пусть будет так, — довольно поджимает губы Харрингтон.

Иногда ему противно самому от себя, именно в те моменты, в те, даже правильнее сказать проблески, когда рыжая не смотрит на него с презрением. Как сейчас.

Он никогда не хотел причинять ей боль, не хотел таких отношений, но, видимо, так повернулась судьба. А сопротивляться ей для Обье не представляло никакого смысла.

— Бар в другой стороне, — тонко подмечает Дэн, как только Харрингтон проезжает мимо нужного поворота.

— Мы не туда, — хмыкает он, тормозя машину.

Дэйна прекрасно знает эту опушку. Происходили на ней поистине разные вещи. Бар — не единственное место для Якудз, и уж точно не такое значимое, как это. Свет тут очень тусклый, от единственного фонаря, стоящего на дороге. Несколько деревьев, на массивных лапах которых всё ещё лежит снег. Пара поваленых брёвен и следы костра в центре. Вокруг костра снег чёрный, будто измазанный чем-то густым и вязким. А на стволах деревьев ножами выведена одна единственная буква Y. Не сложно догадаться, что она обозначает.

— Твоё любимое место, — задумчиво тянет Обье. Он помнит, помнит всё до мелочей.

Губы, под матовой красной помадой, покалывает иглами.

— Что ж… — секунда замешательсвтва на мраморной коже. — Зачем мы здесь? — она резко разворачивается к нему, улыбаясь до чёртиков милой улыбкой. Дэйна никогда не будет бояться Обье. И вся банда ошибочно полагает, что ёжиться от страха надо в присутствии Обье.

— Мне нужна твоя подпись на распространение нашей продукции на севере, — синеволосый засовывает руки в карманы, пока подъезжают несколько знакомых Дэйне машин.

— Ты и без меня её мог подделать, — дёргает бровью рыжая.

— Отец сказал делать всё исключительно с согласия остальных, — копирует эмоцию девушки.

— И ты послушался? — язвительность так и вытекает из глаз.

— Как видишь, — довольно поджимает губы Харрингтон.

Рыжая замечает, что Якудзы не просто приближаются, они кого-то ведут, точнее даже волокут по земле. Лица не видно, оно закрыто чёрной тканью. Крещение.

— Сколько время? Мне домой надо, — быстро проговаривает девушка, инстинктивно зажимая телефон. Она давно утратила возможность Крестить. После того дня — никаких насилий. По крайней мере, она так считала.

— Половина одиннадцатого, — пожимает плечами Обье. — Всё пройдёт быстро, не переживай.

— Я не буду этого делать, — поджимает губы Купер.

— Ещё как будешь, Лисёнок, — длинные пальцы Обье, словно ветки терновника, зажимают её челюсть, заставляя развернуться к остальным ребятам.

Она знает законы, которые некогда четверо подростков прописывали сами, подписывались под ними. Вся команда выстраивается галкой перед Обье и Дэйной. Не хватает только Йена и Макса. И было бы грёбанное дежавю.

Парня во всём чёрном опускают на колени под его кряхтение.

Бровь рыжей дёргается, заклёпка на чёрной кожаной куртке кажется невыносимо знакомой.

В голове отдаются недавние слова отца:

«Не беспокойся, Одд. Он обязательно будет с нами, после того, как ребята окажут тёплый приём».

— Ну же, Лисёнок, — пальцы Обье по-прежнему цепко держат подбородок рыжей, а парень на коленях резко поднимает голову, в надежде что-то увидеть. Что-то, что разочарует его. — Иди, — рычит синеволосый. — Ну, же! — его крик лопает ее ушные перепонки.

— Не смерть орать на меня, — в тёмных глазах вспыхивает огонь ненависти. Как он смеет при них орать на неё? На одну из основателей? — Ты, видимо, забыл, кто я такая.

— О, не-е-т, Лисёнок, — он заходит за спину девушки, обхватывая талию и прижимаясь пахом к бёдрам. — Это ты забыла, кто ты такая, — медленно шипит в ухо под её размеренное, не учащённое дыхание.

Харрингтон аккуратно, большим пальцем нежно надавливает между лопаток девушке, заставляя сделать шаг к парню, который даже не пытается вырваться, смиренно сидя на коленях, внимательно слушая каждый шорох, каждое перешёптывание, её голос.

Этот голос не боится, но ему страшно, и делать он ничего не хочет с парнем.

Парень чувствует, как руки девушки подрагивают, когда она снимает маску. Она узнала Кристофера Шистада.

Кристофер сидит так же на коленях, ещё несколько секунд держа глаза закрытыми.

Медленно раскрывает веки, ее лицо выражает замешательство. Со стороны это выглядит школьной драмой: девушка, которая нравится Пенетратору основала Якудз.

Но на деле — Шистад сам сделал выбор, когда согласился войти в бизнес; когда выиграл гонку и заполучил трофей, что стоит перед ним; когда осознал, что Якудзы — это совсем не группировка для «ребячества».

Именно по этой причине он смиренно сидит на коленях, несмотря на промокшие от снега чёрные джинсы. Позволяет придерживать его за плечи, будто над ним казнь собираются вершить. Карий взгляд нагло смотрит в чёрные дыры. С секунды на минуту из них будет стекать нефть.

— Представься, — упоённо улыбается Обье. Ох, и навеселится он сегодня. Это в далёком будущем, брюнет встанет во главе компании, а сейчас — он должен сменить кожу Пенетратора.

— Кристофер Шистад.

Её сердце делает кульбит назад от голоса Кристофера. Подушечки пальцев покалывает не то от мороза, не то от этого абсолютно нечитаемого взгляда. Будто бы она видит его в первый раз; будто бы тот, прежний, её, Крис исчез, растворился; и она никогда его не знала.

Забавно, но о том же сейчас думал и Шистад.

А лучше бы тебе думать о том, что каждый сантиметр твоего тела будет проклинать тебя за решение стать Якудзой.

— Почему ты хочешь примкнуть к нам? — Обье явно нравится соблюдать все приличия и вопросы для удовлетворения его эго-галочки.

Потому что это его обязанность, идиот, — закатывает глаза Дэйна, мысленно одёргивая его.

Кристофер видит только её смешную реакцию. Но улыбаться как-то не хочется. Только ледяная ухмылка трогает потрескавшиеся, замёршие губы.

— Потому что я буду лучшим лидером, чем ты, — лицо Криса каменное, с ледяной ухмылкой. Обье слегка тушуется от такого ответа. Всё-таки, перед ним не эти мальчики, влюблённые в идею быть крутыми.

— Это мы посмотрим, — медленно растягивает слова Харрингтон. Кажется, что он еле-еле проговаривает буквы, складывая их в слоги, а только затем в слова и предложения. — Фас, — кидает он своим щенкам, а те, как по щелчку, накидываются на брюнета.

Удар за ударом оглушают его. У них это называется Крещеним. Выживешь — достоин. Оддманд Шистад много раз рассказывал сыну про то, как это проходит. Но умалчивал, что происходит это на глазах у любимой девушки.

Душераздирающая боль вперемешку с криком застывает в горле, пока Обье до посинения сжимает руку рыжей, удерживая рядом, заставляя смотреть на всё это.

— Какой мягкотелой ты стала, — шепчет он, попутно одаривая Шистада обаятельной улыбкой.

Глаза Криса наливаются кровью, вся его боль уходит на второй план, куда-то в пятки, когда он видит как она смотрит, и что синеволосый делает с ней. Рыжая ни разу не принимала в этом участия, когда вот так, на коленях, стоял кто-то из своих знакомых ей. Йен не позволял. Не хотел, чтобы черствело сердце. Скептически относился ко всем этим проверками и разрешал быть только на тех, где она не знала проверяемого лично. Но старшего брата здесь нет. Таким был приказ мистера Купера, Человека в Чёрном.

В темноте снег чернеет стремительно быстро, будто кто-то разлил мазуту. Девушке кажется, что даже в нос ударяет стальной, солоноватый запах крови. Она старается держаться холодно, чтобы не выдать состояния этим норвежским Якудзам, в том числе, и Крису.