- Ну и? – сдвигает брови к переносице Коршунов.

- Да не знаю я. Он ведь тогда отказался только потому что предан Якудзам. А сейчас всё поменялось.

- Он наркоман, - струйка дыма рассеивается в кабинете.

- Так, а кто без греха? Стод тоже была, ширялась там не от хорошей жизни, знаешь ли. Да и потом, насколько верны мои источники – он в завязке.

- Мы не можем сейчас оступиться, понимаешь? Идёт война, Дэн. Мы нажили слишком сильного врага…

- Ты нажил его в тот момент, когда в твою голову закралась мысль забрать дочь одного из самых сильных криминальных авторитетов, - тихо перебил его Хьюго. – Ты же за ней гонялся.

- Да, - встаёт из-за стола Александр. – И сделал из неё прекрасного убийцу, руководителя.

- Вот что чувство вины творит с человеком, - задумчиво произносит Дэнниел.

- Это не чувство вины, мой мальчик, это обещание.

- Знаешь, иногда мне кажется, что в своё время Волкири сделала правильный выбор, выбрав тебя, а не этого обмудка Джеймса. Жаль, что только поздно.

- Ири больше нет. И разговор закончен. – Мужчина властно затушил сигарету. – Собирайся. Полный экипировка, возьми троих еще, чтобы в тачке сидели. Не думаю, что Магнуссон откроет пальбу сегодня. Сам не высовывайся. А после этого вернёмся к разговору о Дилане.

- Понято, принято, большой босс, - Хьюго лениво поднимается с кресла и вразвалочку идёт в сторону двери. – Или, вас теперь стоит называть, мистер второй босс? - нагло оборачивается он к мужчине.

- Пошёл собираться, щенок, - по-доброму повышает голос на него Коршунов.

- Я мамочке Стод сейчас пожалуюсь, - выпячивает нижнюю губу парень, он проворно успевает закрыть дверь до того, как в неё ударяется книга.

- Балбес, - хрипловато смеётся Коршунов.

Мужчина возвращается к рабочему столу, медленно достает из ящика фотографию. Москва, Красная площадь и двое молодых людей, уже познавшие жизнь сполна и думающие, что они готовы ко всему. Молодой парень смотрит в сторону, на течение жизни вокруг него. Ямочки на правой щеке говорят об его ослепительной улыбке. Молодая русоволосая девушка, рядом с ним, смотрит прямо в камеру. На шее висит цепочка из белого золота с подвеской в виде маленькой галочки. В углу фотографии чёрной гелиевой ручкой выведено: «Москва, 1992 год».

- Прием вроде был с два месяца назад, а такое ощущение, будто вчера, - выдыхает Вильям, смотря на дорогу.

Как только сестра села к нему в машину – в ней стало непривычно тихо. Нура всегда о чем-то говорила, делилась как прошёл день, рассказывала о предметах, восхищалась природой за окном, Вероника же думала о чем-то своем. Да и вряд ли она вообще услышала слова брата.

Больше всего на свете она не любила этот весенний день – её день рождения. Всю жизнь она старалась забыться в учёбе, работе, за выпивкой с Хьюго, да хоть где-нибудь. Только не думать о братьях, отце, матери.

Дорога уводила далеко от школы, в домики на фьордах, где, собственно говоря, девушке и готовился сюрприз. При чем, как заявила хрупкая Нура Амалие Сатре: «Сюрприз должен быть в двойной силе! В прошлом году мы так и не отметили её праздник!». Да и что там было отмечать в том году? Ровно год назад Стод сама прекрасно отметила своё день рождения, свалившись с моста во фьорд на «офигенной тачке» (к слову, именно на том месте, что они проехали десять минут назад), тем самым не только заставила забыть всех, включая сероволосую, про этот ненужный день, так еще и умудрилась на несколько месяцев оттянуть встречу с отцом. Ну всем подаркам – подарок. Именно то, о чем мечтает каждая девочка в свои восемнадцать.

Вероника заламывает свои бледные пальцы. Слишком много нерешенных проблем для того, чтобы веселиться. Сегодня ночью должны быть переговоры у Коршунова с Магнуссоном. О чем, правда, Коршунов не посвятил девушку. К слову о нём, то мужчине становилось хуже с каждым днём. Опухоль, сидящая в его голове, снова давала о себе знать. Она, как маленькая девочка, то игралась с внутричерепным давлением, то с артериальным, иногда ей хотелось большой игры, и она звала эпилептические припадки, а затем снова играла по-маленькому. Вероника хотела, чтобы он дожил хотя бы до её девятнадцатилетия. Но он не только «доживал», он еще и продолжал стоять в управлении компании.

- Эй, - брат настороженно смотрел на девушку, щёлкая пальцами.

Парафиновые ресницы два раза коснулись щёк и, наконец, кристально-серые глаза посмотрели на брата. Машина никуда не ехала, окна были открыты.

- Я уже пятнадцать минут стараюсь с тобой поговорить, - он откидывает свою чёлку, шмыгая носом.

- Я просто в окно смотрю, - мило улыбается девушка, пока Вильям ловит отблеск солнца в серебристом колечке в её носу.

- Я понимаю, что ты не хочешь никуда ехать и тем более что-то справлять, но нельзя же так. Ты вообще мне запрещала поздравлять тебя с твоим днём!

Вероника потупила взгляд, уходя опять в свои мысли. Её щёки чувствуют, как холодные руки брата заставляют её голову повернуться к его голове.

- Прости меня, за то, что позволил тебе уйти тогда одной. За то, что вкладывал тебе в голову мысль о том, чтобы ты сильной была. А надо было, что я сильный, и я тебя защищу. Я знаю, что ты ненавидишь отца, Николая, маму. Но, поверь мне, мама не была не была наркоманкой и вряд ли покончила жизнь самоубийством. Ненавидь их, но не вини маму в своем рождении и ее смерти.

- Я уже никого не виню, Вил, - устало улыбается девушка. – Где-то в глубине сердца я люблю и Нико, и отца. Тех их, когда я бежала босиком встречать его с работы, как вы с Нико читали мне сказки по ролям. И маму я ни в чем не виню, наоборот, виновата я, что думала столько лет, что она просто так бросила меня, - Рони убирает выпавшую прядь за ухо.

- Я долго думал, что тебе подарить, - поджимает губы Вильям, переводя тему. – Это, конечно, абсолютно не сравнится с подарком, который тебе приготовил Крис. Это даже не от меня подарок, мой тоже ждет тебя там, - шоколадный взгляд быстро посмотрел на дом и снова вернулся к обладательнице серебристых волос. – Мама приготовила всем троим подарки на девятнадцать лет. Она всегда говорила, что восемнадцать – это ещё детский возраст. А девятнадцать – уже другое. И была права, - Вильям аккуратно достаёт из коробки цепочку из белого золота с подвеской в виде галочки. Он ловко подцепляет крючочки, и украшение висит на груди сестры так, будто висело там всю жизнь.

- Как красиво, - тихо говорит девушка. – Она как моё тату, - рассматривает в пальцах галочку. – А что мама дарила вам?

- Кольца, - Вильям показывает большой палец правой руки. – У Нико такое же. Нам надо идти, - быстро переводит тему Вильям.

- Точно? – мученически хныкает девушка.

- Там будет торт, - улыбается Вильям.

- Это исключительно ради торта!

Плакат « С Днём Рождения, Стод!», шарики, конфетти, близкие люди, алкоголь и громкая музыка. Вероника видела такое только в сопливых американских фильмах про подростков. По сценарию там сначала всё хорошо, потом резко приходит фиаско всему из-за парня, а потом опять всё хорошо и, главное, героиня снова с тем парнем. Её фильм – альтернатива всем фильмам. Хорошенький боевик, где никогда не будет всё идеально, клишировано и радужно.

- Минуточку внимания! – приглушает музыку Кристофер. – Фух, какая-то драма-а-а, - пытается отшутиться он под пристальным взглядом присутствующих.

Нура растягивает свои ядовито-красные губы и хитро смотрит сначала на Вильяма, а затем на Кристофера. Сана пытается сдерживать неугомонную Линн, которая может своим одним выкриком испортить Шистаду всю речь. Крис Берг застывает, глядя на откусанный пирожок. На лицах Пенетраторов играют довольные улыбки. Харрисон Шистад, Александр Коршунов и Дэнниел Хьюго замирают в напряжение. Двое последних параллельно думают и о переговоре, который должен состояться сегодня ночью, но оба стараются отгонять эти мысли в разные стороны. Александр замечает на шее девушки кулон, и по его коже разбегаются мурашки. Уголки губ содрогаются и расплываются в широкой улыбке.