Глеб перевернул лист – и замер, потрясенный, на какое-то время даже выпав из реальности.
– Кореец, – севшим голосом позвал он, безжалостно обломав Женьке весь кайф от обоняния свежесваренной ухи, – смотри! Тебе это ничего не напоминает?
– Мать моя… достойная женщина! – ахнул Женя.
Рисунок изображал самолет, а вернее, аэроплан начала прошлого века: хрупкую фанерную конструкцию с винтом спереди и пулеметом сзади. Судя по двум парам крыльев, это был биплан, а проще – этажерка.
Брат-летун, похоже, основательно влип. Спереди его атаковал до боли знакомый «летающий топор». И еще один, его брат-близнец, заходил в хвост…
– А эта-то хрень здесь откуда? – отмер Женька, переводя изумленный взгляд с Глеба на генерала.
– Я бы тоже хотел это знать, – пожал плечами тот, – легко отдал бы остатки волос за любое количество достоверной информации.
Погладив начинающую лысеть макушку, Соболев кивком пригласил гостей за стол.
– Я бы отдал и больше, – задумчиво проговорил Глеб. – Этот летающий топор – очень странная штука. Мне не отделаться от мысли, что в том, что мы оказались здесь, виноват именно он. И если удастся заполучить его… может быть, получится… отыграть все обратно.
Женька, все еще в шоке, только кивнул, выражая полнейшее согласие.
Генерал обвел обоих ОЧЕНЬ внимательным взглядом.
– Похоже, мы договорились, – резюмировал он.
– Договорились – о чем? – с набитым ртом спросил Женя.
Самара переспрашивать Соболева не стал, похоже, их с генералом мысли текли в одном направлении.
– Здесь есть одна проблема, – заметил он, – Ни я, ни мой друг не знаем немецкого.
– Совсем? – уточнил генерал.
– Хенде-хох и Гитлер капут, – хихикнул Кореец.
– Кто такой Гитлер? – удивился генерал, и, не получив ответа, махнул рукой, – ладно, пока это не важно. Французский?
Оба авиатора синхронно покачали головами.
– Английский. Свободно.
– Ну, английский вам там не понадобиться, – сказал Соболев.
Звук, который вклинился в разговор, оказался низким, монотонным гудением на пределе слышимости. Кореец насторожился, не понимая, что такое. Встрепенулся и Глеб. Соболев остался спокоен, хотя он-то как раз все услышал и понял. Но, не счел нужным прерывать ради странного звука свой обед.
Звук прервался внезапно, а через несколько секунд за плечом генерала бесшумно возник денщик.
– Вызывают, Ваше благородие.
– Я занят.
– Простите, но это Эрман.
Соболев сдвинул брови и, чуть резче, чем необходимо, отодвинул тарелку.
– Прошу меня простить, господа. Дела.
Дверь в столовую он прикрывать не стал, и господа авиаторы, невольно навострившие уши, отчетливо услышали разговор, который, похоже, никто и не собирался от них скрывать:
– … Вот как. И где? В «Сорреле?» Ах, у Панаева… И что, там и в самом деле стреляли? Из английских пистолетов? – Глеб с Корейцем переглянулись, похоже, в столице творилось что-то интересное, – И что? Ага… Говоришь, половой помог? А он… Да, я помню эту историю, конечно, смелый парень. И где теперь эти, с английскими пистолетами?.. – генерал помолчал, вслушиваясь в доклад невидимого собеседника, – Это плохо, – резюмировал он, – а сам господин… князь? А, в участке?! А вот это хорошо. Это, милый мой, очень хорошо. Надеюсь, ему не дали понять, что его инкогнито, как бы это помягче сказать… давно уже не инкогнито? Хорошо. Ну ладно, спасибо за новости. Что? За плохие тоже. За плохие – в особенности. Благодарю за службу.
– Что-то случилось? – спросил бесцеремонный Кореец, когда генерал вновь появился в столовой.
– Хорошие вести, господа. Похоже, мне только что удалось купить вам билет до Берлина в мягкий вагон. И на счет английского… Похоже, дорогие мои, я глупость сморозил. Так то.
Высочайший указ 1907 года строжайше запрещал иметь в трактирах граммофоны, «ради сохранения тишины и благонравия»… Но где вы видели трактир без граммофона? И кто, скажите ради бога, пойдет в такой трактир, пусть даже поесть щей с потрохами в нем можно на две копейки? Нет, господа, дураков ищите в другом месте. Просто так пожрать можно и у себя в столовой.
Трактир «Старое место» на Песчихе был правильным заведением. Без музыки его посетители не обедали, не говоря уже об ужине, когда наряду с балычком и раками здесь можно было насладиться даже звучанием румынского или еврейского оркестрика.
А граммофон был знатным – с большой блестящей трубой и мощной пружиной. И запас пластинок – немаленький, на любой вкус. От увертюры к «Тангейзеру» до матерных частушек.
Давешний «кавалер», благополучно избавившись от букета, заодно отделался и от образа верного, но пренебрежительно отставленного кавалера. Небрежно бросив на лавку потрепанный лапсердак и оставшись в сероватой косоворотке и простых штанах, заправленных в сапоги, он с аппетитом наворачивал вчерашние щи с требухой, поданные ему хамоватым половым… Половому, он, кстати, не теряя спокойствия, нагрубил в ответ, не лишившись при этом ни настроения, ни здорового молодого аппетита.
…Кто бы мог предположить каких-нибудь пять лет назад, что потомок древнего рода, бывшего в родстве с князьями Тверскими, выпускник Университета и самый завидный кавалер на сто верст вокруг, сможет так спокойно обходиться не то, что без фиалки в петлице, а и без самой петлицы. Да и без многого другого. Правду говорят: «какова шерстка, таков и зверь».
Порубать щец – это было важное, но не единственное дело. И даже не главное. В "Старом месте" частенько назначали встречи неблагонадежные элементы – уж больно удобно: зал просматривается хорошо, а в случае чего есть целых два запасных выхода на две разные улицы.
Паша ждал третьего члена группы. Но вместо него неожиданно появились совершенно другие личности. Заметив кривое отражение одной из них в блестящем боку самовара князь слегка удивился. Что здесь делали чистокровные британские моряки, которых он успешно скинул с хвоста еще в Гельсинфорсе?
Или не слишком успешно?
Посетители трактира деловито стучали ложками, не забывая прикладываться к графинчикам, а князя незаметно и грамотно "брали в клещи". Он насчитал четверых, а, значит, как минимум – еще двое сторожат на улице.
Не меняя выражения лица, сытого, расслабленного и, решительно, всем довольного – Паша положил ложку и хлеб и достал браунинг калибра 7,65.
Князь отлично знал своих оппонентов – настоящие волки, наглые, бесстрашные и очень умелые. У него было, максимум, два прицельных выстрела. А потом придется срываться, бежать, сшибая стулья, палить в белый свет, как в копеечку, словом – бестолково суетиться.
Самовар подарил ему две бесценные секунды. Их надо было использовать с толком.
– А вы уверены, что это мой размер? – с сомнением протянул Глеб, тщетно стараясь рассмотреть свою спину в небольшом круглом зеркале, – Подмышками тесно. И брюки как-то неудобно сидят…
– Помилуйте, ваше благородие! – почти оскорбился портной, – лучшее ателье столицы! Поставщик Его Императорского Величества.
– Ну, Императору, может, и сойдет, – ляпнул бестактный Женька, – ему в этом только стоять в короне. Ну, в крайнем случае, сидеть. А нам бегать и лазить придется!
– Костюмы сидят как влитые, – оскорбленный до глубины души портной выпрямился, намереваясь, видимо, облить ничего не понимающих клиентов холодным презрением и гордо удалиться, но тут вмешался Соболев.
– Петька, не дури, – слегка морщась, произнес он, и обиженный портняжка немедленно замолчал, – сделай так, чтобы господам было удобно.
– Но если углубить пройму и расширить в бедрах, костюмы будут выглядеть мешковато.
– Не страшно, – улыбнулся Самара, – нам в них не девушек охмурять.
– Как скажете, – Петька демонстративно отряхнул руки, – хозяин – барин. Изделие номер два. Прошу меня простить, но у нас ТАКОГО не шьют. Так что пришлось купить в мастерской у мадам Катиной, – портной скривился так, словно был вынужден выругаться матом в присутствии учениц Смольного института.